Звезда по имени Галь. Земляничное окошко (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас (лучшие книги онлайн .txt) 📗
А потом я принял участие в трапезе-отщипнул клочок голубятины. Во время пиршества они шумно ликовали и целовались лоснящимися от жира губами.
Уже стемнело, когда я спохватился, что мне пора. Предупредил их, чтобы по очереди стояли на часах, не давали огню угаснуть, а если кого-нибудь заслышат, взобрались бы на дерево. Самец отошел от костра, провожая меня.
— Обещай, что вы никуда отсюда не уйдете, пока все не будут к этому готовы, — снова сказал я.
— Нам тут нравится. Мы останемся. Завтра ты принесешь других?
— Да, я принесу еще, вас много, только обещай держать всех тут, в лесу, до тех пор, пока вам можно будет переселиться в другое место.
— Обещаю. — Он поднял глаза к ночному небу, в отсвете костра я увидел на его лице недоумение. — Ты говоришь, мы прилетели оттуда?
— Так мне рассказывали ваши старики. А тебе они разве не говорили?
— Я не помню стариков. Расскажи.
— Старики рассказывали, что вы прилетели на корабле со звезд задолго до того, как сюда пришли краснокожие люди.
Я стоял в темноте и невольно улыбался, представляя себе воскресные выпуски газет, которые появятся эдак через год, а то и раньше.
Он долго смотрел в небо.
— Эти точки, которые светятся, это и есть звезды?
— Да.
— Которая наша?
Я огляделся и показал:
— Вон, над тем деревом. Вы с Венеры. — И тут же спохватился: не надо было говорить ему подлинное имя. — На вашем языке она называется Пота.
Он пристально посмотрел на далекую планету и пробормотал:
— Венера. Пота.
На следующей неделе я переправил в дубовую рощу всех планерят. Их было сто семь — мужчин, женщин и детей. Неожиданно для меня они разделились на группы от четырех до восьми взрослых пар и тут же, при матерях, ребятишки. Внутри группы взрослые не разбивались на супружеские пары, но, по-видимому, за пределы группы эти отношения не выходили. Таким образом, группа выглядела как одна большая семья, мужчины заботились обо всех детях без разбору и одинаково их баловали.
К концу недели эти сверхсемьи рассеялись по нашему ранчо примерно на четыре квадратных мили. Они открыли для себя новое лакомство — воробьев, и без труда били эту дичь, когда она устраивалась на ночлег. Я научил планерят добывать огонь трением, и они уже мастерили на деревьях затейливые домики-беседки из травы, ветвей и вьющихся растений — к днем и ночью там спокойно спала детвора, а иногда и взрослые.
В тот день, когда вернулась моя жена с детьми, у нас хлопотала целая артель рабочих; сносили зверинец и лабораторию. Всех подопытных мутантов еще раньше усыпили, биоускоритель и прочее лабораторное оборудование разобрали. Пусть не останется ничего такого, что потом дало бы повод как-то связать внезапное появление планерят со мной и моим ранчо. Через считанные недели планерята наверняка научатся существовать вполне самостоятельно и у них сложатся начатки собственной культуры. Тогда им можно будет уйти с моей земли — и тут-то я позабавлюсь.
Жена вышла из машины, поглядела на рабочих, торопливо разбиравших остов зверинца и лаборатории, спросила с недоумением:
— Что тут творится?
— Я закончил работу, эти постройки больше не нужны. Теперь я напишу доклад о том, что показали мои исследования. Жена испытующе поглядела на меня и покачала головой.
— А я-то думала, ты это серьезно. Написать бы надо. Это был бы твой первый ученый труд.
— А куда делись животные? — спросил сын.
— Я их передал университету для дальнейшего изучения, — солгал я.
— Решительный мужчина наш папка! — сказал сын. Через двадцать четыре часа на ранчо не осталось ни следа каких-либо опытов над животными.
Если, конечно, не считать того, что рощи и леса кишели планерятами. По вечерам, сидя на террасе, я их слышал. Они пролетали в темной вышине, и до меня доносились болтовня, смех, а порой и любовный вздох. Однажды стайка их медленно пересекла диск полной луны, но, кроме меня, никто ничего не заметил.
Каждый день я ходил в первый лагерь планерят навестить старшего самца — он, видимо, утвердился как вожак всех семей. Он заверял меня, что планерята не отдаляются от ранчо, но и жаловался: дичи становится маловато. В остальном все хорошо.
Планерята-мужчины вооружились маленькими копьями с каменными наконечниками и оперенными древками и метали их на лету. По ночам они сбивали этим оружием с насеста спящих воробьев, а днем убивали самую крупную дичь — кроликов.
Женщины теперь украшали голову пестрыми перьями сойки. Мужчины носили голубиные перья, а иногда набедренные повязки из кроличьего пуха. Я кое-что почитал и научил их примитивным способом дубить беличьи и кроличьи шкурки: пригодятся для древесных жилищ.
Жилища эти строились все более искусно: стены и пол ловко сплетены из прутьев, кровля плотно уложенная дранка. Снизу, по моей подсказке, домики были отлично замаскированы.
Чем дальше, тем больше я восхищался своими малышами. Я мог часами смотреть, как взрослые — и мужчины и женщины — играют с детьми или учат их летать. Мог просидеть целый день, глядя, как они строят древесный домик.
И однажды жена спросила:
— Что ты делал в лесу, наш великий охотник?
— Отлично провел время. Наблюдал всяких лесных жителей.
— Вот и наша дочь тоже.
— То есть?
— У нее сейчас в гостях двое.
— Кто двое?
— А я не знаю. Ты-то самих как называешь?
Перемахивая через три ступеньки, я бросился вверх по лестнице и ворвался в комнату дочери.
Она сидела на кровати и читала книжку двум планерятам. Один широко улыбнулся мне и сказал по-английски:
— Привет, король Артур!
— Что тут происходит? — спросил я всех троих.
— Ничего, папочка. Просто мы читаем, как всегда.
— Как всегда? И давно это тянется?
— О, уже сколько недель! Когда ты первый раз пришел ко мне в гости. Пушок?
Нахальный планеренок, который назвал меня королем Артуром, улыбнулся ей и, словно бы подсчитав, повторил:
— О, уже сколько недель!
— Но ты их учишь читать!
— Ну конечно. Они очень способные и очень благодарны мне. Папа, ты ведь их не прогонишь? Мы с ними очень любим друг дружку. Правда?
Планерята усиленно закивали. Дочь опять обернулась ко мне.
— А знаешь, пап, они умеют летать! Вылетают из окна — и прямо в небо!
— Вот как? — язвительно осведомился я и холодно посмотрел на обоих планерят. — Придется поговорить с вашим вождем. Внизу я напустился на жену:
— Почему ты мне не сказала, что творится в доме? Как ты могла разрешить это знакомство и не посоветоваться со мной?
У жены стало такое лицо… уж и не знаю, когда я видел ее такой.
— Вот что, милостивый государь. Вся твоя жизнь для нас — секрет. Так с чего ты взял, что и у дочки не могут завестись свои маленькие секреты?
Она подошла ко мне совсем близко, в голубых глазах сверкали сердитые искры.
— Напрасно я тебе сказала. Я ей обещала не говорить ни одной живой душе. А тебе сказала — и вот, не угодно ли! Носишься по всему дому как бешеный только потому, что у девочки есть свой секрет.
— Хорош секрет! — заорал я. — А ты не подумала, что это может быть опасно? Эти зверюшки чувственны сверх меры и…
Я запнулся, настало ужасное молчание. Жена посмотрела на меня с язвительной, недоброй усмешкой.
— С чего это ты вдруг стал таким стражем добродетели, прямо как евнух при гареме? Они очень милые, ласковые создания и совершенно безобидные. Только не воображай, будто я не понимаю, что к чему. Ты сам же их вывел. И если у них есть какие-нибудь нечистые мысли, я уж знаю, откуда они их набрались.
Я вихрем вылетел из дому. Вскочил в джип и понесся в дубовую рощу.
Вождь наслаждался жизнью. Прислонясь спиной к стволу, он уютно расположился под дубом, в ветвях которого скрывался его домик: одна из женщин жарила для него на маленьком костре воробья. Он приветливо поздоровался со мной на языке планерят.
— Тебе известно, что сейчас двое из твоего племени сидят в комнате у моей дочери? — в сердцах выпалил я.
