Призрачный сфинкс - Корепанов Алексей Яковлевич (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
Вечером он долго смотрел телевизор, потом лег и уснул, и ему снились кошмарные сны. Он просыпался, обливаясь потом, переводил дух, выныривая из кошмара, и вновь погружался в кошмар.
И опять – новое воспоминание…
Тот, кем был сейчас доктор Самопалов, промаявшись два дня, на третий не выдержал и направился к ее дому. Он решил во что бы то ни стало поговорить с ней. О чем угодно. Вдруг да и мелькнет какой-нибудь тайный знак?..
День вновь был погожим, солнце трудилось, не жалея сил, спокойная голубизна небес стремилась умиротворить взбудораженные чувства – но не было спокойствия в его душе. День был всего лишь довеском к господствующей в мире жуткой ночи, победить которую не мог даже солнечный свет, а голубые небеса были не более чем подкладкой все той же холодной всеобъемлющей тьмы. Сердце колотилось так неистово, словно хотело отстучать до конца и навсегда замереть, и трудно было дышать. Лица прохожих искажались, превращались в расплывчатые бледные пятна, и все вокруг, наполнившись вдруг роковым смыслом, покачиваясь и дрожа, скользило к краю пропасти.
Потом все стало отчетливым и ярким. Чересчур отчетливым и чересчур ярким. Люди у подъезда. Венки и крышка гроба под окнами дома. Гроб на табуретках. Застывшее молодое лицо, обрамленное черными волнистыми волосами. И вновь – большой фотопортррет. Еще не видя всего этого, еще не дойдя до поворота во двор, он предчувствовал уже, что так все и будет: венки; гроб; умершая вновь девушка. И когда предчувствие подтвердилось, он окончательно убедился, что все это неспроста, что ни при чем здесь мелкие случайные случайности – размеренная поступь целенаправленного действия сквозила в этих раэбросанных во времени событиях. Он, наконец, с содроганием признал это – и что-то словно лопнуло там, внутри, в глубине, в той неописуемой неопределенности, где, возможно, и таится душа.
Он отрешенно бродил за спинами толпившихся у гроба людей, сердце изнемогало от холода и пустоты, а вокруг вновь, как когда-то, шелестели слова: «Скоропостижно, в субботу вечером… Ничем не болела… Еще в пятницу сидела тут, на скамейке, с ребятами… С отцом плохо, увезли…» И бился, бился в бетонные стены многоэтажек плач женщины в черном платке, сидящей у гроба.
«Особенный день», – сказала она. И не дожила до этого дня. Скоропостижно умерла накануне.
Он был почти уверен в правильности своего предположения, к которому, оказывается, пришел давным-давно, только боялся признаться себе в этом. Ныло, ныло сердце…
Когда отзвучала печальная музыка, он вместе с другими сел в автобус и поехал на кладбище. Стоял у могилы, смотрел на гроб. Все уехали назад, к поминальному столу, а он остался там, у земляного холмика, окруженного венками и покрытого почти увядшими уже цветами. Сидел неподалеку, в редкой тени тополя, и смотрел в пустоту невидящими глазами. Потом бесцельно бродил между оградами, обелисками, плитами, памятниками и крестами, словно решил навсегда остаться среди этой тишины.
Под вечер он вытащил из-под куста давно примеченную лопату и направился к свежему холмику.
Действовал быстро, с яростью, стиснув зубы, не глядя по сторонам, не обращая внимания на испачканные землей брюки и промокшую от пота рубашку. Тяжело дышал, отплевывался от пыли, но продолжал размеренно и целеустремленно разрывать могилу. Думать он ни о чем себе не позволял, он превратился в обыкновенный копающий механизм наподобие экскаватора. И лишь когда лезвие лопаты со стуком наткнулось на деревянную преграду, вздрогнул и обессиленно привалился к стенке могилы.
Но только на несколько секунд. Вновь с ожесточением принялся за работу и, не колеблясь ни мгновения, попытался поддеть лопатой крышку гроба. С третьей или четвертой попытки это ему удалось. Крышка приподнялась, держась на гвоздях, он схватил ее и, напрягшись, отвалил в сторону.
Ноги его обмякли и он сел на не успевшую еще спрессоваться землю, хотя увидел именно то, что и ожидал увидеть.
Гроб был пуст. Тело умершей исчезло.
Небо уже начало темнеть, и маячили в нем первые нетерпеливые звезды, не испугавшиеся догорающего заката, когда он расставил помятые венки вокруг вновь насыпанного им могильного холмика. Отнес на место лопату, долго умывался и чистился у колонки рядом с кладбищенской конторой, хмуро глядя на захлебывающегося лаем пса, рвущегося с цепи. Подставил голову под холодную струю, выпрямился и медленно пошел к воротам, машинально вытирая лицо рукавом.
Однажды в детстве, в пионерском лагере, он получил на утренней линейке солнечный удар. («Не было…»). Все тогда поплыло перед глазами, он погрузился в темноту, а очнувшись в тени, в беседке, не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Сейчас он испытывал похожее состояние, и хотя ноги двигались, но движение это происходило без его участия, как бы само по себе. Он не знал, куда обратиться со своим страшным открытием: в исполком? в милицию? в газету? в Божий храм?.. Все мышцы болели, а голова была словно переполнена той самой еще не успевшей спрессоваться рыхлой землей. Этот тяжелый запах земли пропитал его, въелся в кожу, в волосы, мешал дышать…
Он едва добрался до своего дома, долго стоял под душем, отмывался, и все никак не мог отмыться от этого запаха, а потом обессиленно лежал на диване, глядя в потолок, нависающий над ним подобно крышке гроба.
Он лежал, а в углах комнаты затаились тени, которые не в состоянии был разогнать неяркий свет настольной лампы – и в его сознании постепенно сложилось некое представление о тех событиях, невольным свидетелем которых он стал.
Есть стол у стены, и лампа на столе, и четыре стаканчика для карандашей. Стаканчики расставлены на одной линии, перпендикулярно стене, а настольная лампа стоит перед ними, у края стола, и освещает стаканчики и стену. И на стене видна только одна тень, хотя стаканчиков – четыре. А теперь нужно поменять местами понятия. Предположить, что именно тень от стаканчиков – это предмет, а стаканчики – тени от него. Один предмет – и четыре тени. И находятся тени-стаканчики не на обыкновенном письменном столе, а как бы на поверхности потока времени. Самый удаленный от стены стаканчик – в самом удаленном от данного момента прошлом, самый ближний – в прошлом недавнем. Oднa сущность – и несколько ее проявлений… в разное время… Умирали не разные люди – умирала постоянно одна и та же… А потом вновь появлялась, потому что ее вновь посылали в этот мир.
И будут посылать до тех пор, пока она не выполнит свое предназначение.
До сих пор неким защитникам удается справляться с девушкой-тенью, посланницей неведомых инфернальных сил, чью злую волю призвана она исполнить… Но, возможно, она – не единственная тень, возможно, таких теней много – и не становится ли их все больше и больше с каждым днем?..
…Долго, долго, бесконечно долго длилось тяжелое оцепенение – и он все-таки нашел в себе силы очнуться, потому что почувствовал вдруг, как сквозь запертую входную дверь пытается проникнуть в его квартиру и дотянуться до дивана нечто – СТРАШНОЕ. Чье-то присутствие до ужаса осязаемо ощущалось в тишине, что-то грозное, невыразимое чувствами, шарило огромными лапами, стараясь пролезть в комнату. Обливаясь потом, задыхаясь, покачиваясь от ударов взбесившегося сердца, он поднялся, включил люстру, закрыл двери в прихожую и на балкон. И просидел до рассвета за столом, скорчившись от ужаса, каждой клеткой тела ощущая бездонную тишину на лестничной площадке, где затаилось то невыносимое, что пришло за ним, ставшим случайным свидетелем и раскрывшим тайну.
И только на рассвете ему стало легче, но он знал, что второй такой ночи не переживет…
По тротуару шли люди, туда-сюда сновали по дороге автомобили, из чьего-то открытого окна доносилась ритмичная музыка, откуда-то тянуло горьковатым дымом – но доктор Самопалов ничего не видел, не слышал и не чувствовал. Он медленно обретал собственное сознание, тягучим сиропом переливался в собственное «я», продолжая неподвижно сидеть в своей машине.
Миновало не менее десяти минут, прежде чем он окончательно пришел в себя.
