Цвет дали - Томсон Эми (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Так, — сказал Укатонен. — Это хорошо, что твой народ много размышлял над тем, как бы не повредить народам, с которыми он может встретиться. Даже с учетом того, что практики в приложении этих правил у вас не было, это все равно хорошо. Но думали ли они над тем, что может означать, например, контакт с нашим народом для них самих?
Джуна покачала головой.
— Мой народ даже не подозревал о существовании тенду. Так как же он мог беспокоиться о последствиях встречи с ними?
— Не знаю. Но этот контакт повлияет на оба народа. И ты сама должна подумать о том, как он может отразиться на твоих людях. Тенду могут изменить вас в не меньшей степени, чем вы — тенду. О тенду будут беспокоиться энкары. Это наша атва. А твоей атвой должно быть беспокойство за свой народ и за те последствия, которые для него может иметь наша встреча.
— Да, но ведь когда мой народ вернется и начнутся перемены, я улечу домой.
На глазах Джуны при мысли о доме выступили слезы. Она вспомнила об отце, который ждет ее на пороге дома под профильтрованным солнечным светом — молочным и ярким. Слезы больно жгли, и она автоматически внесла корректировку в структуру кожного покрова. Это обстоятельство нарушило ход ее мыслей, и ей удалось овладеть своими эмоциями. Моуки прижался к ней.
— Извините, — сказала она. — Просто я тоскую по своей родине.
Укатонен кивнул и ласково погладил ее по плечу. Она улыбнулась, на мгновение прижала к себе Моуки и тут же отпустила.
— А как же со мной? — спросил Моуки. — Что будет со мной, когда ты уедешь?
— Тогда твое воспитание перейдет ко мне, Моуки. И ты это знаешь. Ты сам согласился на такой порядок, когда был еще тинкой, — ответил ему Укатонен.
Моуки отвернулся. Его кожа приобрела цвет неба, готового пролиться дождем. Джуна почувствовала, что ее сердце разрывается между любовью к дому и любовью к усыновленному ребенку. Она прикоснулась к плечу Моуки, но он отпрянул от нее. Красные зигзаги гнева плясали по серому фону тоски. Он выглядел, как маленькая грозовая туча. Потом немного успокоился и повернулся к Джуне.
— Еще годы, Моуки. Возможно, решение придет само собой, — уговаривала Джуна, стараясь не выдать сомнений в собственных словах. — Сейчас все равно сделать ничего нельзя.
Моуки снова прижался к ней — воплощенная битва противоречивых эмоций. Джуна крепко обняла его, ища собственного успокоения в таком знакомом влажном запахе его кожи.
— Ладно, уже поздно, пора спать, — сказал Укатонен. — Завтра Лалито найдет для нас немало работы. Будет время, мы еще поговорим на эти темы.
Лалито и в самом деле не позволила им лениться. Весь следующий месяц они провели, удаляя деревья-сорняки, собирая и промывая водоросли, заменявшие собой удобрения, высаживая новые деревья, нуждавшиеся для развития в защитной тени более высоких ярусов леса. Все эти работы были физически тяжелы, но теперь на Джуну смотрели как на сотоварища, а не как на раба. Она и Моуки работали с остальными старейшинами и бейми, вместе с ними делали перерывы на трапезы и на отдых. Теперь и деревенский народ превратился для Джуны в личности, каждая из которых занимала особое место в жизни деревни и имела широкий круг связей. У Джуны и Моуки сложились особо дружеские отношения со старейшиной Арато и ее бейми Ини. Ини был одним из соперников Джуны в состязании по вскапыванию земли. Арато, похоже, считала себя в долгу у Джуны и помогла ей наладить отношения и с другими деревенскими. Вскоре и она, и Моуки принялись учить старейшин и их бейми письменному стандартному языку. Лайли-тенду, как и деревенский народ Нармолома, осваивали этот язык просто ради забавы, а потом быстро теряли к нему интерес. Однако люди Лайнана были в изучении языка даже более упорны, нежели энкары. Сначала, должно быть, главную роль у них играло чувство самосохранения, а затем верх взяла природная любознательность, и деревенские стали заваливать Джуну вопросами о ее народе.
А в результате Джуна стала все больше и чаще думать о доме и о тех людях, которых ей так не хватало. Ей хотелось побыть одной, посидеть на краю утеса, глядя в океанскую даль.
Вот так она и сидела однажды, наблюдая за полетом морских птиц с головами рептилий, кружащихся в лучах заходящего солнца, и думая о своем доме, когда вдруг к ней подошел Укатонен. Он сел рядом на корточки, взял пригоршню мелкой гальки и стал пересыпать ее из ладони в ладонь.
— Моуки волнуется, — сказал он. — Ты теперь проводишь все свободное время одна, в мечтах о доме. Это пугает его.
Джуна отвернулась и долго глядела в чужое для нее море.
— Мне придется уехать, когда вернутся мои люди, — сказала она наконец. — Я тоскую по звуку родного языка, по привычной пище. Мне нужен мужчина. Всего этого мне недостает, эн, я… — Она остановилась, вспомнив, что в языке тенду нет слов, означающих «семья» или «домашний очаг». — У меня есть ситик, тарина, своя деревня. Они нуждаются во мне. Когда прилетят мои люди, я уйду к ним. Что же будет с Моуки?
Укатонен покачал головой — чисто человеческий жест, который он позаимствовал у нее.
— Если Моуки не сможет жить без тебя, я тоже умру.
— Не понимаю, — воскликнула Джуна. — Почему умрешь ты, если Моуки не сможет жить без меня?
— Потому, что я вынес решение по этой проблеме, — ответил энкар, бросая камешки за край утеса. — Я — энкар, и когда мы принимаем неверное решение, нам полагается умереть.
Джуна посмотрела на заходящее солнце, уже наполовину погрузившееся в океан. Она чувствовала себя так, будто у нее под ногами разверзлась бездонная пропасть. Каждый раз, когда она думала, что понимает тенду, происходило нечто такое, что сразу показывало Джуне, как мало она знает в действительности.
— Мне очень жаль, Укатонен, — сказала она, кладя ладонь на его руку. — Я не знала.
Цвет его кожи соответствовал пожатию плеч.
— Это не имеет значения. Если Моуки не сможет жить без тебя, я умру. Твое незнание ничего не изменит. А что надо сделать, так это помочь Моуки. Чем больше ты сидишь тут, — он швырнул оставшиеся гальки в океан, — и мечтаешь о своем народе, тем больше мучается твой бейми. Ты пренебрегаешь своим бейми, и это следует прекратить. — Укатонен встал, протянул руку и помог ей встать.
— Но что же делать с Моуки, когда я уеду?
Укатонен долго смотрел на нее, взгляд его был холоден и далек.
— Не знаю. Моуки — твой бейми. Тебе и искать решение.
23
Моуки прилаживал свой заплечный мешок, пока Джуна и Укатонен прощались с жителями Лайнана. Моуки был рад, что уходит отсюда. Лайнан для него олицетворял крах и потерю. Здесь его не захотели усыновить, и здесь же он должен был потерять своего ситика, когда сюда явятся люди ее народа, чтобы увезти с собой навсегда. Эти новые существа выглядели, как раздувшиеся трупы, в своих мягких белых одеждах. Было просто невозможно поверить, что Иирин когда-то была одной из них.
Иирин показывала ему изображения новых существ в своем говорящем камне. Он называется компьютер, напомнил себе Моуки и тут же написал это слово на языке Иирин, использовав для этого внутреннюю поверхность своей руки. Без своих костюмов новые создания — люди — выглядели как бы постоянно пристыженными или удивленными. Иирин объяснила ему, что у них нет языка кожи и что поэтому они всегда имеют один и тот же цвет.
Иирин показала ему и свое собственное изображение, сделанное до того, как ее трансформировал ситик Анито. Перед ним стоял некто чужой, чье тело скрывалось под мягким плетеным материалом яркой пестрой расцветки. То, что они носили на теле, называлось одеждой, которую делали из материи. На изображении рядом с Иирин стояли двое — ее брат и ее отец. Брат был чем-то вроде тарины, а их общий ситик (отец) имел одновременно двух бейми, а не одного за другим, что было бы вполне прилично и объяснимо. Кроме того, у них иногда бывало больше одного ситика. Иногда несколько взрослых одновременно заботились об одном или нескольких общих бейми, которые назывались детьми. Странный, непонятный мир. И почему Иирин хочет туда вернуться?
