А.Беляев. Собрание сочинений том 3 - Беляев Александр Романович (читать онлайн полную книгу .TXT, .FB2) 📗
Круглые сутки идет работа. Ярко огни фонарей и прожекторов разгоняют мрак.
Не спится старикам-камышанам. Выйдут из дома и долго смотрят на огни, отраженные в водах широкой реки, и кажется им, что попали они в иной, страшный и непонятный мир, где ползают гигантские железные чудовища, ворочают шеями длинней телеграфного столба, чавкают пастями, в которые бык и с рогами пройдет. А люди — маленькие, суетливые — ухаживают за этими неведомыми чудовищами.
Михеев почти не спит и ест на ходу. Он счастлив. Мечта его жизни осуществилась. Пустыне объявлена война, он — главнокомандующий на фронте, брандмейстер на «пожаре земли». Он бегает день и ночь с непокрытой головой. Его лысина красна от солнца, ветра и волнения. Острый нос еще более заострился, глаза пылают. Он весь раскален огнем вдохновения.
Бежит по берегу, размахивает руками. Следом за ним, едва поспевая, шагает долговязый молодой инженер.
— Жидкий воздух — вот мой секрет! — кричит Михеев, не оборачиваясь к инженеру. — Аппарат Линде, несколько видоизмененный мною. Давление — двести двадцать атмосфер… Мы проводим жидкий воздух по трубам и выпускаем прямо в воду. Он замораживает воду.
И перед кессонами мы жарким летом получим прочную ледовую стену. Под ее защитой нам легко будет работать.
Это лучше, чем временные перемычки, применявшиеся на Днепрострое… Что же вы отстаете? Скорей, скорей!..
Работа кипит в три смены. Одна смена посылает другой вызовы на соревнование. Днем и ночью перекликаются кукушки. Грохочут машины, мечутся люди.
— Как на пожаре! — говорят камышане.
— Пожар и есть; земля горит, тушить надо!
Лихо работает Глеб Калган со своей артелью. Сыновей молодых за пояс заткнул старик. А кончит артель работу, в ночь-полночь берут захваченные с собой сети — и в лодки. Река тянет, рыба тянет.
И тут среди своих изливает старик горечь, облегчает сердце, до краев переполненное злобой.
— Погодите! Подопрут плотину воды осенние, тут мы и ахнем своей артелью им на помочь. Одно плохо — ночью работают, огни горят. Ну, да изловчимся как-нибудь. Главное высмотреть, где тоньше.
— Не туда! Не туда, черти, дьяволы! Не туда, ребятушки! — доносится с острова Шишкин голос Михеева.
— Ишь, востроносый черт! — ворчит Глеб. — Угомону на него нету! Ну, погуляй, покричи маленько. Угомоним и тебя.
— Дядя Глеб, — говорит вдруг молодой рыбак. — А я вчера Кузьму встретил. Около цементного завода шлялся. Там, наверно, пристроился.
Глеб нахмурился.
— За этим ершом колючим смотреть в оба надо. Донесет. Все дело провалит, если чуть что заметит. Да, может, для того и на стройку пришел, может, подслушал тогда… ночью-то?..
— Дядя Глеб, а зачем трубы прокладывают?
— Среди лета воду газом заморозить хотят. Судаков мороженых захотелось. Ну, только несбыточное это дело: до того люди еще не дошли, чтоб лето на зиму переворачивать.
Весть о том, что «Волгу будут замораживать», быстро облетела стройку. Камышинские старожилы были потрясены.
— Видно, не все брехня, что старухи болтают. Летом реку льдом сковать — разве это не такое же чудо, как море высушить и огнем запалить?
— Поморозят арбузы! Хоть бросай баштан да уходи куда глаза глядят…
Все-таки надеялись: не сотворить чудо человеку!
Но не сбылись эти надежды: заморозил-таки востроносый Волгу. Правда, не всю, но всю ему и не надо было. А перед кессонами замерзла вода, стала ледяной стеной. Не то что камышане, а и сезонники глазам своим не верили, рукой лед щупали. Настоящий, без подделки. Холодный и крепкий!
День за днем отвоевывают люди у реки метр за метром. Опускают на дно деревянные ящики-кессоны, возводят бетонные кубы-бычки. Вода устремляется в пролеты, кипя и волнуясь. Уровень полузапруженной Волги повышается, а сверху подходит осеннее половодье. Бетонные быки, звенья цепи, которая должна сковать Волгу, готовы почти все. Остается закончить последние, перекрыть железными щитами, и Волга, встретив препятствие, повернет свои обильные воды, двинется в заволжские степи тушить «пожар земли».
Но надо переждать осеннее половодье, а оно в этом году небывалое: все лето и осень шли проливные дожди.
Вода прибывает с каждым днем, мутная, темная, угрюмая. Бушует, бьется о бетонные быки. Сухие листья, травы, кустарники, ветки, целые деревья — все, что захватила река на своем пути, — облепили выступы быков, засоряют берега.
Но тысячи строителей день и ночь куют цепи для реки.
Кузьма Сысоев работает на стройке вместе с женой. Он стал как будто еще колючей. Похудел, оброс бородой. День работает, а ночью не спит, ворочается, словно его самого колют сухие кости.
— Чего не спишь? — ворчит жена.
Вздыхает Кузьма в темноте.
— Глеб проклятый покою не дает со своей артелью…
Вчерась ночью вышел я на барраж, а он ходит около трубы с воздухом, вынюхивает. А смена не его. Что ему там надо? Увидал меня — смылся.
— А тебе какое дело? — ворчит жена. — За собой наблюдай. Вот зима на носу, а ты еще шубы да валенок не получил. Другие давно получили.
— Завтра обязательно надо востроносому сказать, — продолжает Кузьма, думая о своем.
— И давно пора, — успокаивает жена.
Вдруг гудок, прерывистый, набатный, рвет на части ночную тишь. Тревога…
Кузьма выбежал на улицу.
Что за погода проклятая! Ветер с ног валит, дождь хлещет, река гудит. Рабочие бегут.
Крик, шум, не понять, в чем дело.
— Почему тревога? — спрашивает Кузьма.
— Авария. Труба с жидким воздухом не действует, лед растопило, кессон заливает, — отвечает кто-то на бегу.
Кузьма прибавляет шагу. Река съела ледяную стену и напирает на кессон. Вот мелькнула как будто седая голова Глеба и скрылась.
«Он… Не иначе как его рук дело», — думает Кузьма.
Человек в старом драповом пальто без шапки бегает по самому краю кессона. Востроносый. Кричит, размахивает руками. К трубе полез, возится.
— Уходите, — кричат ему. — Вода зальет.
Куда там! Михеев ничего не видит, не слышит. «Только бы пошел жидкий воздух».
А вода все выше, вот-вот зальет кессон. Вода валит Михеева с ног, но он опять ползет, цепляется за трубу…
И вдруг треск, шум; белое облако, шипя и свистя, наполняет кессон. Прорвалась труба, и жидкий воздух пошел прямо на Михеева.
Михеев поднял руки и… так и окоченел, превратился в ледяную статую.
Буря, грохот, шум и вой…
Деревня Сухой Дол словно развороченный муравейник. Посмотреть — и не поймешь, что случилось. У крестьян постарше на лицах недоумение, молодежь весела, а женщины воют, как по покойнику. Никто дома не сидит, все бегают из хаты в хату.
А у сельсовета уже толпится народ, собирают сход.
Два человека приехали на автомобиле, они и разворошили деревенский муравейник. Объявили: Волга в степи поворачивает, и по Сухому Долу потечет вода. Надо на гору перебираться. На перевоз и стройку будут выданы деньги. У кого хата старая, новый лес получат.
Шумит народ. Получить деньги, обзавестись новой хатой хорошо. Бросать насиженное место плохо.
Ипат, называющий себя «крепким середняком», поглаживает длинную бороду, которая почему-то поседела с одного бока.
— Так-то оно так. А соглашаться дуроломом тоже не приходится. Может, на горке воды нет. Может, там рыть колодцы — до воды не докопаешься.
— Да ведь у воды, пегая борода, жить будем. Хоть из окна воду хлебай.
— Ему новую хату на каменном фундаменте жаль бросать. Весь фундамент покрошится. Неохота трогаться.
— Кому охота? — отвечает Ипат. — Сегодня на гору, завтра под гору… Прямо ставь хаты на колеса.
— Верно. Не пойдем на гору.
Разбились на партии. И снова приезжали из города, приходится убеждать сход. Бились, отложили до вечера.
— Ребята, а Панас Чепуренко нипочем не пойдет на гору. Упористый старик.
— Кто это Чепуренко? — спрашивают приезжие и узнают, что Панас — кряжистый дуб девяноста двух лет, но еще крепкий, выходец с Украины. Упрям как чурка, в Бога верует. Табак нюхает, сам растирает.
