Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика - Диксон Гордон Руперт
— Так что нам остался только Круг, — продолжал он. — Взять хотя бы нашу Спящую Красавицу, которая отплясывает с Кордовым…
— Что?!
— Извини, не хотел тебя разбудить. Я говорю, если бы мисс Мэйсон хотела привлечь к себе внимание, ей следовало бы заняться стриптизом. Вот она и вступила в Круг. Это даже лучше, чем быть кинозвездой, по крайней мере, не надо вкалывать…
— Стриптизом?
— Разновидность фольклора. Раздевание под музыку.
— А, припоминаю.
— Оно тоже давно в прошлом, — вздохнул Юнгер. — И, поскольку мне не может нравиться, как одеваются и раздеваются современные женщины, меня не оставляет чувство, будто со старым миром от нас ушло что-то светлое и хрупкое.
— Не правда ли, она очаровательна?
— Бесспорно.
Потом они гуляли по холодной ночной Москве. Муру не хотелось покидать теплый дворец, но он изрядно выпил и легко поддался на уговоры Юнгера. Кроме того, он опасался, что этот болтун, едва стоящий на ногах, провалится в канализационный люк, опоздает к отлету ракетоплана или вернется побитый.
Они брели по ярко освещенным проспектам и темным переулкам, пока не вышли на площадь, к огромному полуразвалившемуся монументу. Поэт сломал на ближайшем кусте веточку и метнул ее в стену.
— Бедняга, — пробормотал он.
— Кто?
— Парень, который там лежит.
— Кто он?
Юнгер свесил голову набок.
— Неужели не знаешь?
— Увы, мое образование оставляет желать лучшего, особенно в области истории. Древний период я мало-мальски…
Юнгер ткнул в сторону мавзолея большим пальцем.
— Здесь лежит благородный Макбет. Король, предательски убивший своего предшественника, благородного Дункана. И многих других. Сев на трон, он пообещал подданным, что будет милостив к ним. Но славянский темперамент — явление загадочное. Прославился он, основном, благодаря своим красивым речам, которые переводил поэт Пастернак. Но их давно уже никто не читает.
Юнгер снова вздохнул и уселся на ступеньку. Мур сел рядом. Он слишком замерз, чтобы обижаться на высокомерный тон подвыпившего поэта.
— В прошлом народы воевали между собой, — сказал Юнгер.
— Знаю, — кивнул Мур. От холода у него ныли пальцы. — Когда-то этот город был сожжен Наполеоном.
Юнгер поправил шляпу. Мур обвел взглядом горизонт, изломанный очертаниями причудливых зданий. Тут — ярко освещенная, строго конструктивная пирамида учреждения, устремленная в заоблачную высь (вот они, последние достижения плановой экономики); там — аквариум с черными зеркалами стен, который днем превратится в агентство с опытным, четко и слаженно действующим персоналом; а по ту сторону площади — ее юность, полностью воскрешенная сумраком: блестящие луковицы куполов, нацелившие острия перьев в небо, где среди звезд сверкают опознавательные огни летательных аппаратов.
Мур подул на пальцы и сунул руки в карманы.
— Да, народы воевали между собой, — повторил Юнгер. — Гремела канонада, лилась кровь, гибли люди. Но мы пережили эти времена, и вот наконец наступил долгожданный мир. Но заметили мы это далеко не сразу. Мы и сейчас не можем понять, как это удалось. Слишком уж долго, видимо, мы откладывали мир на «потом», забывая о нем, думая совсем о других вещах. Теперь нам не с кем сражаться — все победили, и все пожинают плоды победы. Благо, этих плодов хватает на всех. Их даже больше, чем достаточно, и каждый день появляются новые, все совершеннее, все изысканнее. Кажется, вещи поглощают умы своих создателей…
— Мы могли бы уйти в леса, — заметил Мур, жалея, что не надел костюм с термостатом на батарейке.
— Мы многое могли бы сделать, и, наверное, сделаем. А уйти в леса, по-моему, просто необходимо.
— Но прежде давай вернемся во Дворец, погреемся напоследок.
— Почему бы и нет?
Они встали со ступеньки и побрели обратно.
— И все-таки, зачем ты вступил в Круг? Чтобы умереть от ностальгии?
— Нет, сынок, — Поэт хлопнул Мура по плечу. — В поисках развлечений.
Через час Мур продрог до костей.
— Гм, гм, — произнес голос. — Через несколько минут мы приземлимся на острове Оаху, на аэродроме лабораторного комплекса «Аква Майнинг».
Раздался щелчок, и на колени Мур упал страховочный ремень. Мур застегнулся и попросил:
— Прочтите еще раз последнее стихотворение из «Стамески».
Он вспомнил Луну, какой ее описывала Леота. Последние сорок четыре секунды путешествия, ушедшие на высадку, он люто ненавидел Юнгера, не зная толком, за что.
Стоя у трапа «Стрелы-9», он следил за приближением маленького человека в тропическом костюме, улыбающегося до ушей. Он машинально пожал протянутую руку.
— Очень рад, — сказал Тент. — Здесь многое сохранилось с тех далеких дней. Сразу после звонка с Бермуд мы с коллегами собрались и стали думать, что бы вам показать. — Мур сделал вид, будто знает о звонке. — Ведь что ни говори, мало кому удается побеседовать со своим работодателем из далекого прошлого.
Мур улыбнулся и пошел вместе с Тенгом к лабораторному комплексу.
— Да, я любопытен, — признал он. — Мне захотелось посмотреть, во что превратился комплекс. Скажите, сохранились ли мои офис и лаборатория?
— Разумеется, нет.
— А первая тандем-камера? А инжекторы с широкими патрубками?
— Заменены, конечно.
— Так, так. А большие старые насосы?
— Вместо них теперь новые, блестящие.
Мур повеселел. Спину грело солнце, которого он не видел несколько недель (лет), но еще приятней была прохлада в стенах лабораторного комплекса, создаваемая кондиционерами. Окружавшая его техника была компактна и в высшей степени функциональна, обладая, тем не менее, красотой, для которой Юнгер, наверное, сумел бы найти подходящие эпитеты. Мур шел мимо агрегатов, ведя ладонью по их гладким бокам, — рассматривать каждый из них в отдельности у него не было времени. Он похлопывал ладонью по трубам и заглядывал в печи для обжига керамики. Когда Тент спрашивал его мнения о действии того или иного механизма, он отмалчивался, делая вид, что разжигает трубку.
По подвесной дорожке они прошли через цех, похожий на замок, затем сквозь пустые резервуары, и углубились в коридор со стенами, усеянными множеством мерцающих лампочек. Иногда они встречали техника или инженера. Мур пожимал руки и сразу забывал имена.
Главный технолог был очарован молодостью Мура; ему даже в голову не приходило усомниться, что перед ним — настоящий инженер, знающий свое дело во всех тонкостях. В действительности предсказание Мэри Мул-лен о том, что профессия Мура рано или поздно выйдет за пределы его воображения, обещало вот-вот сбыться.
Наконец они вышли в тесный вестибюль, и там Мур не без удовольствия обнаружил свой портрет среди фотографий умерших и ушедших на пенсию предшественников Тенга.
— Как вы думаете, я мог бы сюда вернуться?
В глазах Тенга появилось изумление. Лицо Мура оставалось бесстрастным.
— Ну… я полагаю… кое-что… вы могли бы сделать, — промямлил Тенг.
Мур широко улыбнулся и перевел разговор в другое русло. Его позабавило сочувственное выражение на лице человека, который видел его впервые в жизни. Сочувственное и испуганное.
— Да, картина прогресса всегда вдохновляет, — задумчиво произнес Мур. — Причем, настолько, что хочется вернуться к прежней работе. К счастью, мне это ни к чему, я вполне обеспечен. И все же, видя, как разросся комплекс за годы твоего отсутствия, как далеко шагнула разработанная тобой технология, нельзя не испытывать ностальгии. Теперь тут столько зданий, что мне и за неделю их не обойти, и все они заполнены новейшим и надежнейшим оборудованием. Я просто в восторге. А вам нравится здесь работать?
