Великий маг - Никитин Юрий Александрович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
– Думаю, ему эта экзотика по фигу.
– Ну, может быть, может быть… Так вот, вы вроде бы молчите, только изредка что-то роняете, но даже Челлестоуна натолкнули на пару идей, а Лакло от вас вообще без ума. У вас оказалось даже больше идей, чем у него, но ваши, так сказать, опаснее и, увы, реализуемее… Ладно, надо пойти сделать пару звонков. Это мы здесь на отдыхе, но подчиненные должны знать, что Большой Брат бдит…
Живков проводил его долгим прищуренным взглядом, проворчал:
– Ему сейчас туго. Я бы сказал даже, хуже, чем любому из нас.
– Что стряслось? – спросил я любезным голосом, хотя на самом деле, конечно, мне по фигу проблемы Соммерга.
– Терроризм, – ответил Живков коротко.
– Терроризм?
– Да. На него возложили информационную поддержку по разгрому баз террористов. С одной стороны, конечно, он польщен, его признали экспертом по терроризму номер один, но с другой… гм… какое-то дело гнилое. Соммерг не дурак, он шкурой чует нечто проигрышное.
Я пожал плечами. Живков впился в меня глазами.
– Что-то не так?
– Да нет, – пробормотал я, – с точки зрения нормального человека – все правильно. Все так. Террористы взрывают в США дома, мосты, магазины – значит, надо в ответ пойти и повзрывать у них самих дома, мосты, магазины. А еще лучше – самих террористов. Правильное решение нормального американца.
Живков сказал быстро:
– Бросьте! Мы все знаем, что лучшие решения там, где нормальные их искать не станут.
– Они на поверхности, – сказал я устало, – но я просто не хотел бы об этом… Как-то не хочется говорить… ну, словом, против устоявшегося «мнения всего цивилизованного человечества». Не потому, что с ним согласен, просто бисер подорожал.
Рядом с Живковым сел Ноздрикл, лицо его было строгое и очень напряженное, щека подергивалась, глаза следят за мною со странной интенсивностью. Лакло принес стаканы с соком, сказал непривычно тихо:
– Нам вы сказать можете.
Я вздохнул тяжело, но когда заговорил, сам ощутил, как во мне тяжелой волной поднимает злость, похожая на кипящую лаву в вулкане:
– Никто не понимает! Никто. Не понимают, что нет никакого международного центра терроризма где-то в горах Афганистана или где-то еще. И что терроризм – это совсем не то, что им кажется, что им хочется, что им жаждется. Не то, с чем можно вот так – крылатыми ракетами, бомбежками, танками и даже хорошо обученной дельтафорсой.
– А чем же?
Я вздохнул.
– Скажите, как можно было бороться, скажем, с коммунистами?.. Или первохристианами? Коммунисты окопались, как мы знаем, и даже взяли власть – в России. Но масса коммунистов была… да и есть, во Франции, Италии – там самые крупные коммунистические партии Европы… А Коммунистическая партия США?.. Великобритании? А коммунисты в Китае, Корее?.. Что, тоже крылатыми ракетами?.. Нынешние террористы – это коммунисты прошлого века. И – люди будущего. Кем были первохристиане в Древнем Риме. Никакие точечные удары или ковровые бомбардировки не спасут от террористов Соединенные Штаты. Уничтожь так называемых террористов сегодня всех до единого – завтра их будет еще больше. Уже в самой Америке. Я просто не понимаю… я просто не понимаю границ этой тупости, когда не видят… когда не видят такой простой вещи!
– Гении не понимают простых вещей, – сказал Живков тоскливо, – что понятны простым людям, а простым людям трудно понять, о чем говорит гений… Увы, это реальность. Но мы, мистер Владимир, вас понимаем, хотя это страшное понимание.
– Следует признать, – хмуро сказал Лакло, – что мистер Владимир прав, но, увы, не по тем законам, которым решили повиноваться во всем мире.
Я буркнул с язвительностью:
– Вы еще добавьте, «во всем цивилизованном»!
Лакло развел руками:
– Какой вы злой, мистер Владимир. Даже не заметили, что я уже под вашим знаменем… хотя вам такой солдат и на фиг, как вы говорите, не нужен. Я почти согласен, что в данном случае правы именно вы, а не весь мир… хотя это страшно. В смысле, вы говорите страшные и непривычные вещи… но тогда надо менять весь привычный нам мир, а на это никто не готов. И никто не захочет! Да, я сейчас вижу, что вы правы, хотя мне, конечно, хотелось бы, чтобы был прав наш привычный мир и наши привычные взгляды, пусть узкие, но – такие понятные, уютные и наши. Увы, похоже, вы правы: террористы – это идея, настроение, стиль мышления, иной взгляд на жизнь и другие ценности… Какими были первохристиане в Древнем Риме с точки зрения просвещенного и такого понятного нам римлянина. Если так их понимать, то в самом деле смешно пытаться уничтожить это крылатыми ракетами и элитным спецназом.
– Гениальные люди одним взмахом достигают цели, – обронил Ноздрикл сдавленным голосом, – к которой даже лучшие умы приходят в результате длительных размышлений и работы целых институтов. Но нам еще предстоит убедить наши правительства в правоте вашей точки зрения…
– Я думал, – съязвил я, – что вы всемогущи!
– Мы всемогущи, – ответил Ноздрикл серьезно.
– Тогда флаг в руки и вперед с песней! Всего-то понять, что террорист живет в каждом из нас. Иногда он уменьшается до микроба, иногда заполняет наши души и берет контроль над всем телом. Смешно пытаться уничтожить этого террориста крылатыми ракетами, бомбардировками или киношной дельтафорсой!
– Мы всемогущи, – повторил Ноздрикл. – Но, чтобы доказать, что террористы – это то же самое, что коммунисты или первохристиане, а мы – просвещенные, богатые, утонченные, умные, но чего-то опасно недопонимающие римляне… потребуется время. Слишком большое.
Что-то промелькнуло между ними, словно незримая молния, что обожгла всех, ужалила, оставила в каждом тупую боль.
Глава 7
В своих апартаментах я залег в своей любимой позе на диване, закинув ноги на спинку, а руки за голову, раздумывал. Это тете своей расскажите, что там, за столом, у нас был обычный милый треп, вызванный знакомством.
В соседних помещениях грюкало, стукало, это Кристина все еще обследует, никак ни нарадуется, находит все время что-то новое, удивительное, волшебное.
Конечно, я – гений, это знаю и буду так считать, даже если все человечество назовет меня полным придурком. Уверенность в своей гениальности – необходимое условие творчества, но это с такой же точностью относится и к другим творческим личностям. К примеру, к Челлестоуну, Лакло, Соммергу, да и всем другим. Как для гения, для меня естественно, что они окружили меня особым вниманием, но как для человека, еще не сумасшедшего, это удивительно и настораживающе.
Да, в наше время такое внимание чаще бывает вызвано тем, что либо попросят денег, либо того проще: палкой по башке, а сами пороются в карманах. Тем более это можно ожидать от Челлестоуна, Лакло… да и всех остальных, если смотреть трезво. Здесь собрались те, кто накачал мускулы на всяческом разрушении, но никто не вложил ни кирпичика в оборону морали или любых других достоинств человека.
Однако они окружили именно меня особым вниманием. По сути, я не должен насторожиться. Любой творческий человек на моем месте должен вздохнуть с облегчением. Наконец-то признали, наконец-то заметили, наконец-то воздают должное… Ну, а где памятники в бронзе на главных площадях всех столиц мира?
Но я не просто творческий, я – творящий. Мне эти признания до фени, я иду своим курсом, как атомный ледокол по мелкой шуге, все замечая и все оценивая так, как есть. А есть то, что со мной ведут какую-то игру. И те вопросы и ответы, если их записать и пропустить через лингвоанализатор, дадут немало информации. Не только сами слова, но изменения интонаций, задержки перед ответом, или же, напротив, – беспаузность…
А игра какая-то крупная, ибо Челлестоун, Соммерг, Лордер – настолько величины, что их просто невозможно было бы принудить принять участие в каких-то мелких делишках.
У меня неплохая, хоть и хаотичная память, я не помню весь разговор от и до, но даже инфисту начального уровня понятно, что весь обед, выпивка, секретарши и спутницы всех шестерых – это тщательно продуманный детектор, что даст мой точный психологический портрет.
