Голос тех, кого нет - Кард Орсон Скотт (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
— У людей нет третьей жизни.
Человек ошарашенно посмотрел на него.
— Когда мы умираем, даже если вы сажаете нас, ничего не вырастает. Не получается дерева. Мы не пьем солнце. Когда мы умираем, мы мертвы.
Человек перевел взгляд на Кванду.
— Но вторая книга, которую ты дала нам, все время говорит о жизни после смерти и новом рождении.
— Но мы живем не как деревья, — ответил Эндер. — Ты не можешь прикоснуться к нам или поговорить с нами.
— Я не верю тебе, — сказал Человек. — Если это правда, зачем Пипо и Либо заставили нас посадить их?
Новинья опустилась на колени рядом с Эндером, касаясь его, нет, прижимаясь к нему.
— Как они заставили вас? — спросил Эндер.
— Они принесли великий дар и добились высокой чести. Человек и свинкс, вместе. Пипо и Мандачува, Либо и Листоед. Мандачува и Листоед думали, что завоевали третью жизнь, но Пипо и Либо не согласились. Они настояли на том, чтобы получить дар самим. Зачем они делали это, если у людей нет третьей жизни?
Тут зазвучал дрожащий голос Новиньи:
— Что они должны были сделать, чтобы дать третью жизнь Мандачуве и Листоеду?
— Посадить их, конечно, — удивился Человек. — Ну, так же, как сегодня.
— А что сегодня? — потребовал Эндер.
— Ты и я, — расплылся в улыбке Человек. — Человек и Голос Тех, Кого Нет. Если мы заключим договор, если жены и люди придут к соглашению, это будет славный день, великий день. А потому ты дашь мне третью жизнь. Или я дам ее тебе.
— Собственной рукой?
— Конечно же. Если ты не пожелаешь воздать мне честь, я должен буду воздать тебе.
Эндер вспомнил картину, которую видел впервые всего дне недели назад: Пипо, вскрытый и выпотрошенный, распластан на склоне холма.
— Человек, — начал Эндер, — худшее преступление, которое только может совершить один из людей, — убийство. И самый худший способ совершить его — это взять живое существо и резать его, пока оно не умрет от боли и потери крови.
И снова Человек застыл неподвижно, пытаясь вникнуть в смысл сказанного.
— Голос, — наконец заговорил он. — Мой разум видит только два пути. Если люди не знают третьей жизни, значит, посадить их — это убить, навсегда. Мы думали, Пипо и Либо оставляли себе лучшую долю и обделили Листоеда и Мандачуву, лишив благодарности за их деяния. Мы думали, вы, люди, пришли из-за ограды на склон и вырвали их из земли прежде, чем они успели пустить корни. Мы думали, это вы совершили убийство, когда унесли Пипо и Либо. Но теперь я понимаю, что все было по-другому. Пипо и Либо не могли даровать Мандачуве и Листоеду третью жизнь, потому что это для них выглядело как убийство. А потому им легче было согласиться на собственную смерть, чем убить одного из нас.
— Да, — подтвердила Новинья.
— Но если все было так, почему вы, люди, обнаружив их тела на склоне, не пришли в лес и не убили всех нас? Почему вы не разожгли большой костер и не спалили в нем наших отцов и даже материнское дерево?
От края леса до них донесся исполненный скорби и тоски крик Листоеда.
— Если бы вы срубили одно из наших деревьев, — продолжал Человек, — если бы вы убили одно только дерево, мы пришли бы к вам ночью и убили бы всех и каждого из вас. И если бы кому-то из вас удалось уцелеть, мы послали бы братьев понести эту историю в другие племена, и никто из вас не покинул бы эту землю живым. Почему вы не уничтожили нас за убийство Пипо и Либо?
Внезапно за спиной Человека возник задыхающийся Мандачува. Он бросился на землю, протянув к Эндеру руки.
— Я резал его этими руками! — крикнул он. — Я пытался оказать ему честь и навсегда срубил его дерево!
— Нет, — ответил Эндер, взял руки Мандачувы в свои и сжал их, — вы оба считали, что спасаете жизнь другого. Он причинил тебе боль, а ты… ты убил его, но вы оба верили, что делаете друг другу добро. Этого достаточно. Теперь все будет иначе. Теперь мы знаем, что вы не стремились убивать. А вы знаете, что, когда в человека вонзается нож, он умирает навсегда. Это последнее условие соглашения, Человек. Вы не должны больше брать людей в третью жизнь, потому что мы не знаем, как туда попасть.
— Когда я расскажу про это женам, — сказал Человек, — вы услышите крик их горя, такой страшный, как звук ломающихся деревьев в бурю.
Он повернулся и встал перед Крикуньей, несколько минут что-то ей втолковывал. Потом возвратился к Эндеру.
— Теперь уходите.
— У нас еще нет договора.
— Мне нужно поговорить со всеми женами. Они не станут этого делать, пока вы стоите здесь, под сенью материнского дерева. Когда здесь чужие, они должны оберегать малышей. Стрела выведет вас из леса. Подождите меня на склоне, там, где Корнерой смотрит на ограду. Спите, если сможете. Я расскажу женам про договор и попытаюсь заставить их понять, что мы должны обходиться с другими племенами по-доброму, как вы поступили с нами.
Повинуясь порыву. Человек протянул руку и коснулся живота Эндера.
— Я даю еще одно обещание. Свое. Я буду всегда чтить тебя, но никогда не убью.
Эндер поднял руку и положил ее на теплый живот Человека. Шишечки были просто горячими.
— Я тоже буду чтить тебя.
— И если договор между твоим и моим племенем будет заключен, ты поможешь мне, возьмешь меня в третью жизнь? Позволишь мне расти и пить свет?
— Могу ли я сделать это быстро? Не тем медленным и мучительным пу…
— И превратить меня в одно из молчащих деревьев? Никогда не быть отцом? Никакой чести — только кормить своим соком грязных масиос да отдавать древесину братьям, когда они станут петь мне?
— А разве нет кого-нибудь еще, кто мог бы сделать это? — спросил Эндер. — Разве кто-нибудь из братьев, знающий ваш путь жизни и смерти, не может заменить меня?
— Ты ничего не понимаешь, — покачал головой Человек. — Вот так все племя узнает, что была сказана правда. Либо я беру тебя в третью жизнь, либо ты даешь ее мне, либо договор остается неподписанным. Я не стану убивать тебя, Голос, а нам обоим нужно это соглашение.
— Я согласен.
Человек кивнул, отвел руку и направился к Крикунье.
— О Деус, — прошептала Кванда. — Как же у вас поднимется рука?
Эндер не ответил ей. Он просто шел через лес, следом за Стрелой, и внимательно смотрел под ноги. Новинья отдала проводнику свой фонарик, и Стрела баловался с ним, как ребенок: то расширял, то сужал луч спета, любовался огромными страшными тенями, которые отбрасывали деревья и кусты. И вообще был счастлив. Эндер никогда не видел такого веселого свинкса.
А за спиной они слышали голоса жен, страшную, горькую какофонию. Человек рассказал им правду о Пипо и Либо, о том, что они умерли настоящей смертью, чтобы не делать с Мандачувой и Листоедом то, что им казалось убийством. Только когда они отошли достаточно далеко и рыдания жен стали слышны хуже, чем звуки шагов и вой ветра в листве, люди осмелились заговорить.
— Это была месса по душе моего отца, — сказала Кванда.
— И моего, — добавила Новинья. И все поняли, что она говорит о Пипо, а не о давно умершем Венерадо, Густо.
Но Эндер не участвовал в беседе, он не знал Пипо и Либо, а потому не хранил памяти о них, не разделял общей скорби. Он мог думать только о деревьях этого леса. Когда-то давным-давно все они были живыми свинксами, ходили, дышали — каждый из них. Свинксы могли петь им песни, разговаривать с ними, могли иногда понять, что говорят деревья. Но Эндер-то не мог. Для Эндера деревья не были людьми, он никогда не научится воспринимать их как людей. Если он вонзит нож в тело Человека, то в глазах свинксов это, конечно, не будет убийством, но все равно тем самым отсечет, уничтожит ту часть жизни Человека, которую он, Эндер, способен понять. Как свинкс Человек для него — настоящий раман, брат… Как дерево… Он будет только надгробием, могильным камнем — ни во что другое Эндер не способен поверить. Потому что не может понять.
«И снова, — подумал он, — мне придется убивать, хотя я дал себе слово никогда больше этого не делать».
