Гильдия - Диксон Гордон Руперт (читать книги без .txt) 📗
– А могли бы пятьдесят судов уничтожить Абсолютную Энциклопедию? – спросила Аманда у Рух.
– Мне говорят, что не могли бы, – покачала головой Рух. – Во всяком случае, Джимус Уолтер, когда я спросила его, ответил, что им было бы едва ли не легче уничтожить Землю.
– Давайте сосредоточимся на том, что означает эта недавняя, и вроде бы бессмысленная, атака. – сказала Аманда. – Хэл, ты, с тех пор как появился здесь, не произнес ни слова; а ты знаешь Блейза Аренса лучше, чем кто-либо из нас. Каково твое мнение?
– Я не могу быть намного более уверенным, чем все остальные, – ответил Хэл, – но мой инстинкт заставляет предположить, что это – послание, вот и все.
– Послание? Обращенное к Земле? – спросила Рух. – Что бы оно могло означать?
– Я думаю, что… – Хэл заколебался. – …послание мне, от Блейза.
– Какое послание? – переспросил командующий дорсайцев.
– То, что он говорил всерьез, – ответил Хэл, – когда сообщил о настроениях, свойственных осаждающим и о кровавой бане для Земли. Аманда, ты говорила им о нашем разговоре с Блейзом, когда он появился в Гильдии?
– Я как раз собиралась, когда ты появился здесь, – быстро ответила та. – Блейз нашел нас там, где мы находились на Культисе…
– Нашел вас? – прервала Рух. – И вы благополучно расстались с ним?
– Это выглядело не так, – сказал Хэл. – Он появился в месте, где мы были окружены друзьями. Кроме того, я же говорил вам, что Блейз – как и я – знает, что если он убьет меня или я его, это ничего не изменит, разве что обернется против убийцы. Подлинные противники – это две силы в человечестве, которые развились на протяжении хода «истории. А мы с ним просто оказались на переднем крае сил, с которыми мы связаны.
– Это несколько упрощенный путь объяснения ситуации, – сухо заметила Аманда. – Тебе следует помнить, что он по-настоящему пытался тебя убить.
– Сейчас мне не угрожала никакая опасность, – пожал плечами Хэл.
– Относительно послания, – вставил ди Фасино. – Говоришь он обещал кровавую баню, когда они наконец прорвутся – если смогут. Я понимаю, что так и произойдет – если дело дойдет до этого. Но зачем искать тебя, чтобы сказать об этом, если эта атака вроде бы должна означать то же самое сообщение?
– Потому что он также сказал мне, что он не любитель кровавых бань; и я знаю его достаточно хорошо. Он говорит правду.
– Говорит правду! – воскликнул ди Фасино. – Он пытался запугать тебя.
– Приходилось тебе когда-нибудь отрезать человеку ногу – без наркоза и без знания хирургии?
– Нет, не приходилось! – резко отозвался ди Фасино. – И ты прав, я не знаю ничего о том, как делать такую операцию.
– Но несмотря на это, ты сделал бы ее – и как можно лучше – если бы речь шла о твоем ближайшем родственнике и единственным способом спасти ему жизнь была немедленная операция, не так ли?
Ди Фасино пристально посмотрел на него.
– Ты же знаешь, что я бы ее сделал, – ответил он, – и понимаю, что ты имеешь в виду. Я не хотел бы ее делать, но это не остановило бы меня, если бы здесь был вопрос жизни и смерти для того, кого я люблю. Но не пытаешься ли ты сказать мне, что Блейз находится в том же положении, когда планирует кровавую баню для Земли?
– Не совсем, – Хэл пристально посмотрел на него, – но в очень похожем…
Он поколебался, затем продолжил:
– Я, возможно, единственный человек, кто понимает некоторые стороны Блейза. Вы должны понять, насколько его мышление отличается от мышления других. Он, должно быть, самый одинокий человек на свете. Нет, слово «одинокий» не правильно. Вместо этого следует сказать, что он наиболее отстраненный изо всех людей, потому что никогда не испытывал ничего, кроме полной изоляции ото всех остальных, и не может представить себе любое другое положение дел. Так что он страдает, но не осознает причину этого страдания – как это бы сделали ты или я – потому что он никогда не знал любого другого состояния.
– Он мог бы оглядеться вокруг и увидеть; что другие люди не страдают таким образом, и узнать от них, что существуют и другие состояния души, – сказал ди Фасино.
– Именно для того, чтобы изучать их, Блейз от них и изолировался, – ответил Хэл. – С того возраста, когда он смог замечать подобные веши, он должен был увидеть, что интеллект окружающих ограничен в сравнении с его интеллектом и они не могут сравниться с ним по другим способностям. Почти сразу как только он начал осознавать себя, он должен был почувствовать себя одним во всей вселенной, окруженным существами, которые выглядят и действуют подобно ему, но им недостает сообразительности, и он может легко управлять ими без того, чтобы они это осознавали. Все, что ему надо было сделать, это настроиться на то, чтобы управлять ими, и они делали все, что он желал. И это свойство отгородило его от остального человечества.
Хэл заколебался и спросил себя, не слишком ли много он говорит, затем решил продолжать.
– Есть пара строк в поэме лорда Байрона – английского поэта девятнадцатого столетия. Одна из его поэм называлась «Шильонский узник». Герой поэмы находился в Шильоне, крепости-тюрьме в Швейцарии, в одиночном заключении. Эти строки относятся к тому моменту, когда ему наконец удалось бросить взгляд наружу из высоко расположенного, маленького окошка камеры. Строки таковы…
Хэл посмотрел на сидящих, вокруг. Ответный взгляд Рурка ди Фасино был слегка озадаченным. Выражения лиц Аманды и Рух, напротив, выражали некое странноватое сочувствие.
– Так что вы видите, – закончил Хэл, – что хотя его положение было слегка иным, по сути здесь много сходства – в том, что Блейз почти с рождения узнал, что все миры для него лишь «более обширная тюрьма». Он мог бы в каждом встреченном лице искать понимание того, что он чувствовал в себе – и не видеть его. Известность и благосостояние вряд ли что-нибудь для него значили, потому что он знал – чтобы добиться их, ему достаточно просто протянуть руку. У него совершенно не было друзей. Те, кто думали, что любят его, его не понимали. Ему была дана жизнь, а делать с ней ему было нечего. Так что он решил заняться тем, что, как он думал, не мог сделать никто другой: повернуть человечество на такой исторический путь, по которому оно никогда бы не пошло, если бы не появился он. И даже если этот поворот мог подразумевать необходимость делать вещи, которые могли ему не понравиться, он их сделает. И он взялся за работу.
– И столкнулся с тобой, – сказала Аманда.
– Я оказался там. – Хэл взглянул на нее.
– Но почему кровавая баня? – спросил ди Фасино. – Если он в конце концов и соберет достаточно судов с обученными экипажами, чтобы уничтожить нашу оборону, найдутся, вне сомнения, иные способы.
– Конечно, найдутся, – согласился Хэл.
– Тогда зачем все это, – запугать тебя, чтобы ты выступил за капитуляцию перед ним?
– Нет, – покачал головой Хэл. – Очевидная причина разговоров о кровавой бане в том, чтобы попытаться подтолкнуть меня к поспешным действиям. Сколько времени, по-твоему, Рурк, понадобится – при той скорости, с которой накапливаются его силы над поверхностью шита, – для того, чтобы собралось достаточно кораблей для попытки совершить массовый скачок сквозь щит и напасть на планету – с какой-то надеждой на успех?
– Я не Донал Грим, – пожал плечами ди Фасино. – Это зависит от того, насколько быстро он может заставить Молодые Миры поставлять ему суда и экипажи для них. Где-нибудь от шести месяцев до пяти лет по абсолютному времени.
– Будем считать, что шесть месяцев, – произнес Хэл. – Если у нас действительно только шесть месяцев до такого нападения и кровавой бани, есть некоторая причина для паники. Но я не думаю, что нам следует паниковать. По-моему, как я и говорил, он пытается подтолкнуть меня к тому, что я стану действовать слишком быстро и совершу ошибку.
