А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10 - Стругацкие Аркадий и Борис (книга бесплатный формат txt) 📗
Нет, ничего нельзя забыть. Не забыть, как тот отвратительный толстяк сказал: "Петров просто испугался. Это бывает в Пространстве". Как приходил Саня Кудряшов и сидел вечерами, согнувшись у стола, жалкий и страшный. Я знала, что он так любит, что страшно сидеть с ним рядом, и думала, что это судьба. А Саня однажды сказал: "Ведь он мог просто погибнуть, Ружена. Просто погибнуть в самом обычном рейсе". Он сказал так, потому что хотел утешить меня, но я его до сих пор не могу простить. Я все время хотела быть одна. Рядом со мной кипела огромная прекрасная жизнь, мои родные люди учились, любили, строили, а я не могла быть с ними. Я перестала петь, никуда не выходила, ни с кем не разговаривала. Я завидовала. Или, может быть, я надеялась. Вероятно, с самого начала в глубине души я надеялась, что Валя может совершить невозможное. Разве это можно забыть? И вот он вернулся.
Валя встал, подошел к балкону и закрыл дверь. Я сказала:
— Будем пить чай. Хочешь?
— Угу… Еще как!
Он прошел через комнату и включил свет.
— Ничего не изменилось, - сказал он оглядываясь. - Будто и не было этих семнадцати лет.
— Только сто восемьдесят семь дней, - поправила я. - И семь часов в придачу.
— Да, конечно…
Глаза у него заблестели, и он стал похож на прежнего Валентина Петрова. Он был таким же много лет назад, в Дао-Рао, где мы познакомились во время подводной охоты. Никакой рыбы не было, мы просто постреляли из электрических ружей по водорослям, а потом долго сидели на песке и разговаривали. Он был веселый, стремительный и все время острил. Видно было, что он очень хочет понравиться, но понравился он не сразу. Он понравился, когда перестал острить.
Я принесла чайник, накрыла на стол и налила ему в его любимую чашку черного фарфора. Я села напротив и стала смотреть, как он пьет.
— Замечательный чай, - похвалил он. - Только ты умеешь делать такой.
— Я совершенно не умею делать чай, - сказала я. - Я в этом ничего не понимаю.
— Порта варил удивительный кофе, - сказал Валя.
И он стал рассказывать, как Порта варил кофе и они вшестером пили кофе из маленьких чашечек, которые Порта возил с собой во все свои экспедиции. Кофе был горячий и черный, и было удивительно вкусно отхлебывать его маленькими глотками и заедать сливовым вареньем, и Порта сокрушался, что на корабле нельзя курить. Он говорил, что кофе состоит из кофе, варенья и табачного дыма, но никто ему не сочувствовал, потому что из всех шестерых курил он один. Вахтенный загонял его в ванную и ставил под вентилятор, и Порта сидел там в мрачном одиночестве и злился. Но он ничего не мог поделать - таковы были правила.
— Он ужасно сердился, - повторил Валя. - А потом, когда начались перегрузки…
Он замолчал и уткнулся в чашку.
— Ну? - сказала я.
— Потом он уже не сердился… - проговорил Валя. - Налей мне еще.
— Нет уж, - сказала я, - теперь ты рассказывай. Ты ведь еще ничего не рассказывал. Рассказывай про перегрузки.
Валя уставился на мои руки, пока я наливала ему чай.
— Слушай, ты сто лет не поила меня чаем.
— Рассказывай про перегрузки, - потребовала я. - Очень были большие?
— Перегрузки были ой-ей-ей, - сказал он. - Как об этом расскажешь? Это надо испытать.
— Очень интересная и исчерпывающая информация. Ой-ей-ей - это значит раза в три-четыре?
— Угу, - подтвердил он.
Он сидел ссутулившись, глядя в скатерть.
— Валя! - окликнула я.
Он очнулся не сразу. Вероятно, он глядел на то, что мне никогда не увидеть. В раскрытом вороте рубашки темнела его сухая коричневая грудь с выступающими ключицами.
— Мы большие молодцы, - медленно проговорил он. - Мы настоящие звездолетчики.
— Валя, - сказала я, - как вам удалось вернуться так быстро?
Он поднял голову и улыбнулся. У него снова заблестели глаза.
— Я очень хотел этого, Руженка, - сказал он. - Я очень люблю тебя, потому я вернулся так быстро. Ну и, конечно, немного физики.
— Меня интересует как раз физика, - сердито сказала я.
— А как ты сама думаешь?
Я стала вспоминать мою школьную физику. Я никогда после школы не интересовалась физикой, но я добросовестно пыталась вспомнить.
— Ты говорил, что локальное время перелета - семнадцать лет?
— Да.
— Но земное время перелета - шесть месяцев, - нерешительно сказала я. - И вы шли на возлесветовых скоростях. Значит, релятивистские эффекты были велики… Но ведь специальная теория относительности дает обратный эффект. На Земле должно было пройти больше времени, чем на вашем корабле. И потом… Погоди, по-моему, специальная теория относительности здесь вообще неприменима. Вы же шли с перегрузками, все время с ускорением. Поэтому вы все время находились в гравитационном полете. Так?
— Умница, - проговорил он с нежностью. - Нет, ей-ей, умница! Ты схватила самую суть.
Он полез через стол поцеловать мне руку и уронил чашку. Чашка покатилась по скатерти, оставляя коричневую дорожку. Валя поднял чашку и уронил стул.
— А ну его к черту, - закричал он и пнул стул ногой. - Ты схватила самую суть, Руженка, и мне больше нечего тебе объяснять. Все равно ты больше ничего не поймешь, жалкая жрица муз.
Он все-таки поднял стул и уселся на него верхом, положив локоть на спинку.
— Я тебе только вот что скажу. Как ведет себя время в системах, движущихся ускоренно, не знал до нас никто. Были только разные частные случаи. Знаешь, как пишут: "Таким образом, при некоторых частных предположениях относительно силового поля…" и так далее. А мы теперь знаем, доказали на опыте, что при больших ускорениях на возлесветовых скоростях можно управлять временем. Можно сделать так, что звездолет вернется через сто лет, а пилоты состарятся на год. Что-то в этом роде будет с Быковым и Горбовским. Они вернутся молодыми, но Земля состарится. У них очень мало ускорение. А если лететь так, как летели мы, все будет наоборот. Постаревший пилот возвращается к своей по-прежнему юной супруге. Здорово я тебе все объяснил?
— Здорово! - сказала я.
— Велик ли я?
— Велик! - сказала я,
Он снова стал Валей Петровым. Он смеялся радостно, весело и очень гордился собой.
— Не я ли глава семьи?
— Ну конечно же! - смиренно согласилась я.
— А ты понимаешь, как все это здорово?
Еще бы! Я понимала. Он никогда больше не уйдет от меня надолго. Он будет возвращаться постаревший и окаменевший от перегрузок, но он будет возвращаться скоро. Мириады миров разделят нас, но никогда больше не разделят нас годы.
— Завтра нагрянут гости, - вдруг вспомнил Валя и потянулся. Было очень странно и непривычно видеть, как он потягивается с одной рукой. - И надо лететь в Совет космогации. И надо готовить доклад.
— Вы привезли много материала? - спросила я.
— Массу. Мы привезли фильм "Планета Ружена, на которой не бывает дождей".
— А там правда не бывает дождей? - спросила я.
Мне было очень приятно. Он ответил:
— Один раз мы там увидели облачко. По этому поводу Порта варил кофе. Но во всем другом Ружена - очень богатая планета. И там солнце не в пример нашему - белая звезда. По сравнению с ним наше солнце просто медный таз.
Он вскочил, выбежал из комнаты и вернулся с изумрудной тростью.
— Смотри, - сказал он. - Зеленая древесина. Это белковая растительность. Но Порта нашел там и небелковую жизнь.
Я прислонила трость к столу.
— А что случилось с Порта? - спросила я шепотом.
Валя не ответил, и я вспомнила, что он никогда не отвечал на такие вопросы.
— Мы привезли девятнадцать культур разных микробов, - сказал он. - Штук тридцать гербариев, такое вот зеленое дерево и целую батарею банок с заспиртованными организмами. И мы привезли такую коллекцию минералов! Я могу назвать тебе двадцать человек, которые облизнутся, увидев все это. Хотя бы Константин Робертович Ченчик.
Ченчик был председатель Комитета по внеземным ресурсам.
— Ты снова полетишь туда? - спросила я.
