Мертвая зона - Кинг Стивен (прочитать книгу .txt) 📗
В.: Что произошло дальше?
С.: Он начал вываливаться. Я схватил его за плечо, и рука его – та, которой он прикрывала лицо, – упала. Я увидел, что правый глаз у него как будто кровью налит. И тут он потерял сознание.
В.: Больше он ничего не сказал перед тем, как потерять сознание?
С.: Сказал, сэр.
В.: Что же?
С.: Он сказал: «О Стилсоне, папа, подумаем после, сейчас он в мертвой зоне».
В.: Вы точно помните? Он произнес именно эти слова?
С.: Да, сэр. Я их никогда не забуду.
…очнулся я в ремонтной мастерской, в самом начале Роузмонт-авеню. Кит сказал, чтобы я немедленно шел к врачу, иначе он не допустит меня к работе. Мне стало страшно, папа, но не из-за того, о чем подумал Кит. В общем, я сходил к невропатологу, которого рекомендовал мне Сэм Вейзак в своем письме в начале ноября. Видишь ли, я написал Сэму, что побаиваюсь водить машину, так как иногда у меня двоится в глазах. Сэм сразу же подтвердил, что симптомы очень тревожные, но не рискнул ставить диагноз на расстоянии и посоветовал обратиться к доктору Вэнну.
К Вэнну я пошел не сразу. Мозг может сыграть злую шутку с каждым, и я полагал, пока не произошел случай с дорожной разметкой, что эти симптомы – явление временное и все наладится. Видимо, я просто не хотел думать о неблагоприятном исходе. Но дорожная история оказалась последней каплей. Я пошел к врачу потому, что мне стало страшно. Не за себя – за всех.
Словом, я обратился к доктору Вэнну, он меня обследовал и выложил все начистоту. И выяснилось, что времени у меня меньше, чем я думал, поскольку…
Выдержка из свидетельских показаний, заслушанных так называемым «Стилсоновским комитетом» под председательством сенатора от штата Мэн Уильяма Коэна. Опрос ведет Норман Д. Верайзер, главный юрисконсульт комитета. Свидетель – доктор Квентин М. Вэнн, проживающий по адресу: 17, Паркленд-драйв, Финикс, штат Аризона.
Дата – 22 августа 1979 г.
Верайзер: Когда вы закончили обследование и поставили диагноз, вы пригласили Джона Смита?
Вэнн: Да. Это был трудный разговор. Такие разговоры легкими не бывают.
В.: Вы не могли бы вкратце рассказать, о чем у вас шла речь?
Вэнн: Пожалуй. Я полагаю, что в этих необычных обстоятельствах имею право нарушить врачебную тайну. Прежде всего я сказал Смиту, что случившееся вызвало у него сильное эмоциональное потрясение. Он подтвердил это. Правый глаз у него был очень красный из-за лопнувшего капилляра, хотя и наблюдалось некоторое улучшение. Позвольте мне объяснить на схеме… (Часть стенограммы опущена.)
В.: Как на это реагировал Смит?
Вэнн: Он спросил меня о последней стадии. Это его слова – «последняя стадия». Должен сознаться, что его спокойствие и мужество произвели на меня впечатление.
В.: И какой же представлялась вам последняя стадия?
Вэнн: Простите? Мне казалось, я внес достаточную ясность. У Джона Смита была прогрессирующая опухоль в теменной области головного мозга.
(Волнение в зале; короткий перерыв.)
В.: Извините, доктор, за эту вынужденную паузу. Я бы хотел напомнить присутствующим, что у нас рабочее заседание комитета и что идет расследование, а не программа ужасов. Прошу соблюдать порядок, в противном случае я прикажу очистить зал.
Вэнн: Я к вашим услугам, мистер Верайзер.
В.: Благодарю вас, доктор. Не сообщите ли вы комитету, как Смит воспринял это известие?
Вэнн: Спокойно. Поразительно спокойно. Хотя и признался, что ему страшно. Думаю, он уже сам поставил себе диагноз, и этот диагноз совпал с моим. А потом спросил, сколько ему осталось жить.
В.: И каков был ваш ответ?
Вэнн: Я сказал, что вопрос этот беспредметен, пока не определены дальнейшие шаги. Я сказал, что необходима операция. Хочу отметить, что тогда мне не было ничего известно о его коме и необыкновенном – почти сверхъестественном – выздоровлении.
В.: Что же он ответил?
Вэнн: Что операции не будет. Спокойно, но твердо: никакой операции. Надеюсь, сказал я, вы передумаете – ведь отказываясь от операции, вы подписываете себе смертный приговор.
В.: Смит как-нибудь реагировал на это?
Вэнн: Он попросил меня уточнить, сколько он проживет без операции.
В.: Вы сообщили ему свое мнение?
Вэнн: Да, в общих чертах. Я сказал, что процесс развития опухоли трудно прогнозировать и что у некоторых моих пациентов опухоль дремала и по два года, – правда, такие случаи нетипичны. Я сказал, что без операции он может реально рассчитывать на восемь месяцев, максимум на год и восемь месяцев.
В.: И тем не менее от отказался от операции?
Вэнн: Да.
В.: Не произошло ли что-нибудь необычное, когда Смит выходил из вашего кабинета?
Вэнн: Я бы сказал – более чем необычное.
В.: Пожалуйста, расскажите обо всем комитету.
Вэнн: Я тронул Смита за плечо – думал задержать его на несколько минут. Не хотелось, как вы понимаете, сразу отпускать человека после таких слов. И когда я к нему прикоснулся, мне что-то передалось… словно током ударило, и в то же время было странное ощущение, будто он из меня высасывает, выкачивает… вытягивает что-то. Готов согласиться, это весьма субъективное описание, но, учтите, его дает человек, чье ремесло состоит как раз в том, чтобы делать профессиональные наблюдения. Ощущение, можете мне поверить, не из приятных… Я… отшатнулся… а он вдруг говорит: позвоните жене, Стробери сильно расшибся.
В.: Стробери?
Вэнн: Да, именно так. Это брат жены… его зовут Стэнбери Ричардс. Мой младший сын, когда был маленький, звал его дядя Стробери [49]. Я не сразу сообразил, о ком речь. Вечером говорю жене, что надо бы позвонить брату – он живет в городе Кус-Лейк, штат Нью-Йорк.
В.: Она позвонила?
Вэнн: Да. Они мило поболтали.
В.: То есть ваш шурин, мистер Ричардс, был вполне здоров?
Вэнн: Да, вполне. Но на следующий неделе он красил дом, упал с лестницы и сломал позвоночник.
В.: Доктор Вэнн, верите ли вы, что Джон Смит предвидел это? Верите ли вы, что у него было прозрение?
Вэнн: Не знаю. Но думаю… это не исключено.
В.: Благодарю вас, доктор.
Вэнн: Могу я кое-что добавить?
В.: Разумеется.
Венн: если он действительно был отмечен проклятьем, – да, я называю это проклятьем, – я надеюсь, господь будет милосерден к измученной душе этого человека.
…и все, я знаю, станут говорить, будто я задумал и осуществил это из-за опухоли, но ты не верь им, папа. Это неправда. Опухоль – просто несчастье, которое, как я сейчас думаю, давно уже гналось за мной и наконец меня настигло. Опухоль находится в том месте, что я ушиб во время автокатастрофы, и, по-видимому, в том самом месте, которое я ушиб в детстве, гоняя на коньках по Круглому пруду. Именно тогда у меня было первое «озарение», вот только подробности забылись. Потом было другое, перед самой автомобильной катастрофой, на ярмарке в Эсти. Спроси Сару, она наверняка помнит. Опухоль расположена в той области мозга, которую я всегда называл «мертвой зоной». Видишь, так все и оказалось. Вот она, горькая правда. Бог… судьба… промысел… рок… как ни назови, это нечто словно протягивает твердую и властную руку, чтобы опять привести весы в равновесие. Я мог наверняка погибнуть в автокатастрофе, а то и раньше, на Круглом пруду. И я верю: когда я исполню то, что должен исполнить, весы вновь придут в абсолютное равновесие.
Я люблю тебя, папа. Самое ужасное – ужаснее может быть лишь убеждение, что единственным выходом из безвыходного положения, в котором я оказался, является снайперский выстрел, – это, все понимая, оставлять тебе в удел не только скорбь, но еще и ненависть тех, для кого Стилсон – сама доброта и справедливость…
Выдержка из свидетельских показаний, заслушанных так называемым «Стилсоновским комитетом» под председательством сенатора от штата Мэн Уильяма Коэна. Ведет опрос помощник главного юрисконсульта комитета Альберт Ренфрю. Свидетель – доктор Сэмюэл Вейзак, проживающий по адресу: 26, Харлоу Корт, Бангор, штат Мэн.
49
Клубника (англ.).
