Человек человеку - кот - Коллектив авторов (читать полную версию книги .txt) 📗
— Кузя! — позвал он на бегу. — Кис-кис! Да Кузя же! Куда тебя понесло? А рыбка?
(Тут следует отметить, что Птич, убеждённый противник всякой рекламы, никогда не унижался до того, чтобы потчевать своего друга искусственной ерундой в пакетиках, хотя один такой хранился в кухонном шкафчике — на всякий пожарный. Естественное нуждается в естественном, полагал он. И специально для Кузи покупал рыбу, причём никак не жирную: мойву, например, кот обходил по дуге большого круга.)
— Кузя! Да где же ты?! — снова воскликнул меломан едва ли не в отчаянии.
Сожитель отозвался; судя по силе и интонации ответа, кот был возбуждён донельзя. Он бесшумно скользил где-то впереди, за деревьями, но направление Птич избрал правильное. Преследователь увеличил скорость до предела, разрешённого видимостью — а вернее было бы сказать «невидимостью», вечер уже соединился с ночью, — и стволами деревьев, возникавших каким-то образом вовсе не там, где располагала их память.
Напрягая зрение, Птич не пренебрегал, однако, и сигналами других органов чувств. И не пропустил мимо внимания ни изменившегося почему-то запаха (вместо мягкой горечи возник вдруг легко узнаваемый, резкий и свежий признак озона), ни лёгкого, но с каждым шагом усиливавшегося звука; сперва он походил на лёгкое потрескивание, но был в нём и какой-то элемент звонкости, как бы лёгкие, крохотные колокольчики трепетно общались между собою. Здесь, в дачной глухомани, в лесу, который ночью мог показаться даже и диким, ничего подобного прежде не слышалось и не обонялось. Так что ничего удивительного в странном поведении кота
(думал Зенон на бегу) не было: просто кошки не любят неожиданностей.
Чужой запах между тем становился всё более сильным, колокольчики — громкими, хотя ритм их ощутимо замедлялся, как бы в противовес звукам, издававшимся Кузей и напоминавшим теперь уже скорее рычание. Видимо, кот не ожидал от цели, к которой стремился, ничего хорошего, и был готов даже к самым крайним мерам. Судя по звуку, он остановился; следовательно, динь-динь озонатор (такое условное название дал источнику волнений Птич) находился уже совсем рядом. Кошачий рык — с явными признаками сиплости — доносился теперь откуда-то сверху; кот, в соответствии с требованиями безопасности, занял позицию на одной из близстоящих берёз, распластавшись на одной из нижних ветвей и не переставая призывать хозяина к активному вмешательству. Жёлтые глаза Кузи светились, как фонарики, выдавая его местопребывание.
Птич остановился и, медленно переводя дыхание, стал всматриваться в совсем уже густую тьму. Жаль было, что кошачьи глаза всё же не действуют подобно фарам и не могут осветить то, с чего Кузя почти не сводил взгляда, лишь изредка на мгновение взглядывая на хозяина и как бы приглашая его поскорее заняться делом.
Однако человеческое зрение, хотя и уступающее кошачьему, тоже способно адаптироваться к темноте. Так что Птич, постояв с полминуты в неподвижности и не обнаружив за это время никаких признаков чьей-либо агрессивности, начал медленно, шаг за шагом, приближаться к тому, что находилось в десятке метров от него и отсюда представлялось ему небольшим — с футбольный мяч примерно — сгустком мглы, ещё более тёмным, чем сама ночь.
Поняв это, хозяин Кузи испытал сразу несколько новых ощущений.
Первым из них был, наверное, всё-таки страх. Ничего удивительного: всякая неожиданность не только у кошек, но и у людей включает прежде всего инстинкт самосохранения, чьё проявление и называется страхом.
Однако, уже в следующее мгновение возникло и другое чувство, Птичу не столь привычное: азарт.
Вообще он был человеком спокойным, размеренным, как говорится — педантичным. Педантов не относят к людям азартным — и совершенно правильно. Но вот на сей раз реакция его оказалась именно такой. Быть может, азарт в зачаточном состоянии всегда обитал в Зеноне, но не возникало в жизни обстоятельств, в каких эта спора могла бы пробудиться к жизни и начать своё развитие. Птич ни разу не выигрывал в лотереи, голову его не озаряли свежие идеи, в его руки не попадали старинные карты с указанием зарытых кладов, и даже десяти рублей на земле он никогда не находил. Он не играл ни в футбол, ни в теннис, ни в преферанс. И считал себя совершенно недоступным для каких бы то ни было увлечений. Потому, кстати, и жил холостяком.
Но вот сейчас, когда произошло нечто — не станем говорить «таинственное», поскольку этого мы ещё не знаем, но уж во всяком случае неожиданное — сейчас это странное, ранее не испытанное чувство вдруг обозначилось и стало стремительно расти в нём, оттесняя всё остальное, и страх в том числе, куда-то на задворки характера.
Впервые на его веку возникла возможность пережить приключение. Так, во всяком случае, он почувствовал. И этого оказалось достаточно, чтобы Птич принялся поступать вопреки собственным традициям.
Остановившись шагах в пяти, Зенон Птич принялся медленно, методично сканировать взглядом всё окружающее, намеренно как бы не замечая явно постороннего предмета. Прежде всего, полагал исследователь, следовало убедиться в том, что неизвестный предмет, от которого и доносились всё более редкие звоночки, был тут одинок, и ни от чего другого не нужно было ожидать каких-то вмешательств. И, осторожно приблизившись ещё на шажок, он запретил себе совершать какие бы то ни было действия до того, как составит наиболее логичное представление о том, с чем же это он встретился и чего можно было ожидать от нарушившего его покой явления, а на что рассчитывать никак не следовало.
Он рассуждал — или пытался рассуждать — строго и беспристрастно, не позволяя никаким эмоциям сбить себя с толку. И каждый факт принимал лишь после всестороннего и достаточно глубокого анализа. Таким путем ему за какие-нибудь двадцать минут удалось прийти к следующим выводам:
Первое: ещё вчера (а «сегодня» если и наступило уже, то не более чем полчаса тому назад) здесь ничего подобного не наблюдалось. Это Птич подтвердил бы даже в судебном заседании, будучи предупреждённым. Давний обитатель (с мая по октябрь) этих краёв, он отлично знал, что место, в котором он сию минуту находился, разве что тёмной ночью могло показаться густым лесом, на самом же деле было всего лишь достаточно хилой рощицей, которая днём с лёгкостью просматривалась насквозь. Где-то метрах в четырёх от того места, где Птич сейчас стоял, шла хорошо натоптанная тропа, проложенная грибниками. Так вот, сегодня перед вечером, настраиваясь на предстоявшее слушание музыки (столь странным образом прерванное), Птич и сам совершил ежедневный моцион по этой магистрали, и будь здесь что-то этакое, чему быть не надлежало, он обязательно это заметил бы.
Рассуждая далее, Зенон не прошёл, разумеется, мимо такой вероятности: уже вечером, в сумерках, тропою воспользовался какой-то гражданин, чтобы сократить путь от дачного посёлка до станции. С собою прохожий имел нечто — вероятнее всего, всякий мусор вроде консервных банок, пластиковых бутылок, куриных костей и тому подобного, упакованного в чёрную плёночную сумку; избавиться от мусора в посёлке почему-то не решился, а тут, где никто за ним не наблюдал, просто размахнулся — и швырнул подальше. Аккуратность, к сожалению, даже при рыночной экономике не приходит сама собой. Так что такой вариант событий представлялся как бы самым вероятным.
Но только на первый взгляд. Потому что трудно было предположить, что выброшена, в числе прочего, могла быть музыкальная шкатулка с колокольчиками. В наши дни антиквариатом не бросаются. И тем более никто не стал бы швырять прочь работающий плейер.
Правда, гипотетический прохожий мог находиться в нетрезвом состоянии. А такие, как известно, могут под настроение выкинуть не только плейер, но и самого себя с какого-нибудь двадцатого этажа. Однако, на эту мысль тут же нашлось возражение: в подобном состоянии люди обычно передвигаются с характерным звуковым сопровождением — исполняют песни из довольно узкого репертуара, или произносят без всякого повода монологи, не воспроизводимые в печати — во всяком случае, раньше не воспроизводившиеся, когда ещё существовало понятие приличий. Опять-таки, это никак не прошло бы мимо музыкального слуха Зенона, как не миновал его грохот…