Срубить крест - Фирсов Владимир Николаевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
— Бабушка, я же тебе друзей не выбираю, — ляпнул я, не подумав.
Это было очень грубо и невежливо. Бабушка обиделась, поджала губы и замолчала. Чай мы допили в полной тишине. И только когда я встал и буркнул “спасибо”, она сказала:
— Тебе какой-то конверт прислали.
Это было приглашение явиться к Верховному комиссару Звездного совета.
Стоэтажная башня Звездного совета была самым высоким зданием столицы. Возвели ее двести лет назад, когда архитекторов охватила очередная лихорадка новаторства. Здания-шары, здания-деревья, здания-зонты, здания-пирамиды были уже пройденным этапом. Новым увлечением стали здания без окон. Строить их дешево, рационально, быстро — так уверяли авторы проектов. Телеэкраны во всю стену прекрасно заменят окна, и видеть в них можно будет не изо дня в день одно и то же, а любой пейзаж по выбору — море, горы, лес, Ниагару, Сахару. Были даже запущены специальные “пейзажные спутники”, которые транслировали по сорока каналам сорок разных пейзажей — с ветром, птицами, восходами и закатами. Постепенно число пейзажей довели до полутора сотен, включив в них морское дно и марсианскую пустыню. Но мода на хелеокна быстро прошла, жить среди телефицированных стен мало кому понравилось, и здания без окон потихоньку переделали в обычные. Теперь их осталось совсем мало, в основном административные, и здание Звездного совета было среди них самым известным.
В вестибюле меня встретила очаровательная блондинка в голубой униформе. Я показал ей приглашение. Она сразу засуетилась, стреляя в меня красивыми глазками.
— Я знаю про вас… Меня предупредили, что вы придете… Верховный комиссар вас ожидает. — Она сказала несколько слов в микрофон, приколотый к ее форменной блузке вместо брошки. — Разрешите вас проводить…
Она так таращила на меня глаза, словно я был по крайней мере о двух головах, и все о чем-то щебетала. А в кабине лифта она вдруг спросила:
— Скажите, вы действительно… рыцарь Черной башни? Я видела вас на Малом Споре и запомнила. Меня зовут Виола. Можно мы теперь будем знакомы? Я так люблю конный бой — не пропустила ни одного соревнования!
Ах, нелегкая тебя возьми! Я огляделся, но из лифта выскочить было невозможно. Конечно, она прочитала в приглашении мою фамилию, и теперь начнутся записки, букеты, вздохи, охи. Какого черта занесло ее в Дом техники?
— За кого же вы болели на Малом Споре? — спросил я, с отчаянием глядя на световое табло, цифры на котором словно заснули. Уж скорей бы доехать!
— Я сама участвовала в Споре. Я сделала тот самый верстак, который вы разрубили…
К счастью для меня, лифт наконец дополз до девяностого этажа, и мы вышли.
— Вы сделали замечательный верстак, — сказал я серьезно. — На нем очень удобно работать. Через неделю—две я вернусь, и мы вместе починим его.
В кабинете мне навстречу из-за стола поднялся высокий седой человек, к которому я с первого взгляда почувствовал расположение. Ему было лет сто сорок — сто шестьдесят.
— Комиссар Фаркаш, — представился он и предложил сесть.
Я с интересом огляделся. Почему-то я думал, что встречу в этом здании этакий технический сверхмодерн — автоматическую мебель, киберсекретарей, шкафы-автоматы, которые сами подают документы. Все оказалось гораздо проще — стол и кресла были обычные, папки, числом не больше десятка, стояли на самой простой полке, а из техники я заметил только стандартный экран глобальной связи со стандартным же пультом. А во всех окнах, знаменитых телеокнах, виднелись только пейзажи Москвы — такие, какими они должны выглядеть с девяностого этажа.
— Вы скоро отбываете на Изумрудную, — сказал Фаркаш. — Вот разрешение на ВП-перелет. — Он протянул мне листок бумаги. — Вас будет только двое?
— Да, я и робот Петрович. Ну и, конечно, немного вещей.
— Вы знаете, что вы первый человек, получивший разрешение посетить Изумрудную?
Это я знал — мне сообщила об этом Ганелона.
— Вот по этому-то поводу я и хотел с вами поговорить. Но, во-первых, вы знакомы с системой ВП-перелетов?
— Только в самых общих чертах. Тебя сажают в кабину, а потом — раз, и ты уже на другой планете.
— Сразу видно, что вы никуда не летали, — улыбнулся Фаркаш.
— Как-то не приходилось… — О причине своей нелюбви к внепространственным перелетам я решил промолчать. — Кроме того, мне очень некогда. Я ведь преподаю в институте, веду исследования — у меня несколько аспирантов, потом тренировки, соревнования, Малый Спор, Большой Спор…
— Словом, все как у людей, — кивнул головой комиссар. — Но сейчас я расскажу кое-что об Изумрудной.
Изумрудную открыли лет пятьдесят назад. Разведчики высадились на планету и попытались вступить в контакт с населением. Вначале все шло довольно мило, но потом появились представители центральной власти и дали понять, что дальнейшее общение нежелательно. Их соблазняли торговлей, обещали всяческую помощь, лекарства, развитие туризма — власти были непреклонны. Пришлось убираться несолоно хлебавши, даже не выяснив, откуда и когда взялись на Изумрудной обитатели.
Они явно были эмигрантами с Земли, даже разговаривали на Едином языке, правда, устаревшем, — видимо, планета была колонизирована кучкой беглецов еще в период создания Союза Коммунистических республик, по времени совпавший с первыми звездными рейсами. Разведчики подвесили на стационарной орбите ВП-станцию, а на планете оставили кабину для связи со станцией — это было единственное, на что удалось получить разрешение. И все эти годы никто ими не пользовался.
Теперь представьте себе ситуацию. Почти полвека на наши регулярные вызовы никто не отвечает, услугами Станции никто не пользуется. Пятьдесят лет дежурные смены на спутнике изнывают от безделья. И вдруг Изумрудная заговорила — просят отправить на Землю пассажира, указывают, когда его забрать. Ребята рады, они сажают “Гриф” тютелька в тютельку куда следует и видят конное войско с копьями и мечами, провожающее очень хорошенькую девушку. А по углам посадочного квадрата они видят четыре вышки, и им без бинокля видно, что на вышках сидят здоровенные верзилы с лучеметами и держат все это рыцарство и их самих под прицелом. Они, естественно, девицу забирают, а на Земле выясняется, что она наследная принцесса Изумрудной и приехала к нам учиться. Король, ее батюшка, прислал с ней слезную грамоту в наш Совет, из которой мы поняли, что он просит получше охранять его чадо, потому что ему, королю то есть, кажется, что чаду может угрожать опасность. Мы даем принцессе в сторожа робота высшего класса, снабдив его строжайшими инструкциями. Но принцессу никто не беспокоит, никто ей не угрожает, да и кто может это сделать, если с Изумрудной не выезжала больше ни одна душа? Потом нас просят забрать королевского посланца, мы это делаем, он приезжает к принцессе, а та в слезы — оказывается, умер ее отец. Она едет его хоронить, потом возвращается, к ней снова приезжает тот же самый Летур, — все идет естественным путем и тревоги не возбуждает. А потом началось. На спутнике вызов за вызовом. То двое, то трое, то сразу пятеро. Тут мы, конечно, слегка промахнулись — надо было четко знать, кого мы везем, куда и зачем. Но, поймите, у нас не было никаких причин для тревог или подозрений — ну ни-ка-ких… Приезжие с Изумрудной высадились на Земле и расползлись кто куда. Потом, когда мы спохватились, мы их быстро нащупали, потому что они все-таки очень выделялись среди наших людей — не одеждой, нет, они тут же переоделись, а речью. И еще больше — недоверием. Понимаете, Алексей, они у нас ничему и никому не верят. Им постоянно кажется, что их обманывают, желают им зла… Наверно, у них дома не очень-то сладкая жизнь. Теперь, если понадобится, мы легко возьмем под контроль каждый их шаг, но боюсь, что главное мы прошляпили. Недавно погиб Летур, и мы подозреваем, что приезжие приложили к этому руку.
Когда Летур прибыл сюда во второй раз, он уже не собирался возвращаться. Мы спрашивали принцессу, и она сказала, что его намерением была учеба. По ее словам, это был талантливый, разносторонне развитый человек, великолепный художник и ученый-энциклопедист. Правда, наука на Изумрудной какая-то странная — алхимия, да и только. Точных сведений у нас нет, а принцесса дома ничему толком не училась и мало что знает. Так вот, Летур поступил в институт и стал изучать генетику. Когда мы уже потом поинтересовались, нам рассказали, что в голове у него была каша, подготовки — никакой, наивность во многих вещах чудовищная, однако это был, бесспорно, очень, очень одаренный человек, будущее светило науки. Приняли его в институт условно, потому что он не выдержал ни одного экзамена. У профессоров сложилось впечатление, что он только из их вопросов узнавал о многих научных проблемах. Но он рос буквально на глазах и через несколько месяцев уже знал — и хорошо знал! — то, что другие постигают годами. У него был мозг, не засоренный ненужными сведениями, не затюканный ложными авторитетами, мозг, словно специально созданный природой для великих открытий. И вот его не стало.
