Дибук с Мазлтов-IV - Азимов Айзек (электронные книги бесплатно TXT) 📗
– Франкенштейн? – сказал старик заинтересованно. – Я знавал одного Франкенштейна, у него был киоск на Холстед-стрит, где он торговал сода-вассер.
– …ясно показывающих, что все человечество инстинктивно ненавидит андроидов и, значит, между ними неизбежно возникает ненависть и вражда…
– Ну конечно, конечно! – старый мистер Гумбейнер клацнул зубами по мундштуку трубки. – Я всегда не прав, ты всегда права. И как ты прожила жизнь с таким дураком?
– Не знаю, – отрезала старуха. – Сама удивляюсь временами. Наверное, терпела из-за твоих прекрасных глаз.
Она засмеялась. Старый мистер Гумбейнер нахмурился, потом не выдержал и, заулыбавшись, взял свою жену за руку.
– Глупая старуха, – сказал чужак. – Чему ты смеешься? Разве ты не знаешь, что я пришел уничтожить вас?
– Что?! – воскликнул мистер Гумбейнер. – А ну заткнись!
Он вскочил с кресла и влепил чужаку пощечину. Голова пришельца стукнулась о колонну крыльца и отскочила назад.
– Будь почтительным, когда разговариваешь с моей женой!
Порозовевшая миссис Гумбейнер оттащила своего супруга назад в кресло. Затем повернулась и осмотрела голову чужака. Она прикусила язык от удивления, когда оттянула назад лоскут серого, под кожу, материала.
– Гумбейнер, смотри! Там внутри проводка, катушки!
– А кто тебе говорил, что он – голем? Так нет же, никогда не послушает! – сказал старик.
– Ты говорил, что он ходит, как голем.
– А как он мог еще ходить, если бы он им не был?
– Ну хорошо, хорошо… Ты его сломал, теперь чини.
– Мой дедушка, да будет земля ему пухом, рассказывал мне, что, когда МААРАЛ, Морэ вэ-рабейну а-рав Лев, [12] светлая ему память, создал в Праге голема, три или четыре сотни лет тому назад, то он написал на его лбу священное имя…
Вспоминая легенду, старуха заулыбалась и продолжила:
– И голем рубил для него дрова, приносил ему еду и охранял гетто.
– А однажды, когда он не подчинился рабби Льву, то рабби Лев соскоблил Шем а-Мефораш [13] со лба голема и тот упал как мертвый. Его отнесли на чердак в шуле, и он все еще там и находится, если коммунисты не отослали его в Москву… Но это не то, что нам нужно, – сказал старик.
– Конечно, нет, – ответила старуха.
– Я своими глазами видел и шул, и могилу рабби, – сказал ее муж с гордостью.
– Но я думаю, Гумбейнер, этот голем другого вида. Смотри-ка, у него на лбу ничего не написано.
– Ну и что? Кто мне запрещает взять и написать что-нибудь? Где те цветные мелки, что Бад принес из университета?
Старик вымыл руки, поправил на голове маленькую черную ермолку и медленно и осторожно вывел на сером лбу четыре буквы еврейского алфавита.
– Эзра-писец не сделал бы лучше, – сказала старуха с восхищением. – Ничего не случилось, – добавила она чуть позже, глядя на безжизненную фигуру, развалившуюся в кресле.
– Что я тебе, рабби Лев, что ли, в конце концов? – спросил муж. – Так ведь нет.
Он нагнулся и стал рассматривать внутреннее устройство андроида.
– Эта пружина соединяется с этой штукой… Этот провод идет к тому… катушка…
Фигура шевельнулась.
– А этот куда? И вот этот?
– Оставь его, – сказала его жена.
Фигура медленно выпрямилась в кресле, вращая глазами.
– Слушай, реб голем, – сказал старик, грозя пальцем. – И слушай внимательно, понял?
– Понял…
– Если хочешь остаться тут, то делай так, как тебе говорит мистер Гумбейнер.
– Как тебе говорит мистер Гумбейнер…
– Мне нравится, когда голем разговаривает так. Малка, дай мне зеркальце. Гляди, видишь свое лицо? Видишь, что написано на лбу? Если не будешь поступать так, как велит мистер Гумбейнер, то он сотрет эту надпись и ты станешь неживым.
– …станешь неживым…
– Верно. Теперь слушай. Под крыльцом найдешь газонокосилку. Возьмешь ее и подстрижешь газон. Затем вернешься. Ступай…
– Ступаю… – Фигура заковыляла вниз по ступенькам. Вскоре стрекотание косилки нарушило тишину улицы – в точности такой же, как улица, на которой Джеки Купер проливал горючие слезы на рубашку Уоллеса Бири, а Честер Конклин таращил глаза на Мэри Дресслер. [14]
– Так что ты напишешь Тилли? – спросил старый мистер Гумбейнер.
– А о чем мне ей писать? – пожала плечами старуха. – Напишу, что погода стоит чудесная и что мы оба, слава Богу, живы и здоровы.
Старик медленно кивнул, и они оба застыли в своих креслах на веранде, греясь в лучах полуденного солнца.
Айзек Азимов
В четвертом поколении
Загадочный ассимилированный еврей. Он элегантный горожанин, шагает в ногу со временем, относится к среднему классу, мало религиозен, в политике придерживается либеральных взглядов. Американец во втором поколении. Он отождествляет себя с американской культурой и воплощает ее собой. Но его корни тщательно замаскированы, его связи со старым миром, с богатым наследием кажутся разорванными. Ему требуется примириться с самим собой, примирить современный образ жизни с культурой отцов.
Вот притча о мифическом ассимилированном еврее с ответом на вопрос – ассимиляция или преемственность? Айзек Азимов, один из самых выдающихся мастеров научно-фантастического рассказа, создал такой Нью-Йорк, где тени прошлого оставляют следы на витринах Мэдисон-авеню, а предок бросает последний взгляд на потомка.
В десять часов утра Сэм Мартен выбрался из такси, как всегда пытаясь одной рукой открыть дверь, второй – придержать портфель, а третьей – вытащить бумажник. Поскольку у него было всего две руки, задача оказалась трудновыполнимой. Он уперся в дверь коленом и беспомощно захлопал себя по карманам, пытаясь найти бумажник.
По Мэдисон-авеню непрерывным потоком неслись автомобили. Красный грузовик неохотно притормозил на перекрестке и, как только сигнал светофора сменился, рывком дернулся вперед. Надпись на его боку извещала безразличный мир:
«Левкович», – рассеянно подумал Мартен и вытащил наконец бумажник. Запихивая портфель под мышку, он бросил взгляд на счетчик. Доллар шестьдесят пять; у него три по одному, два отдаст, останется один… нет, так не пойдет. Бог с ним, лучше разбить пятерку и дать двадцать центов на чай.
– Ладно, дружище, – сказал он. – Бери доллар восемьдесят пять.
– Спасибо, – бросил водитель с профессиональным равнодушием и отсчитал сдачу.
Мартен сунул три доллара в бумажник, положил бумажник в карман, подхватил портфель и влился в людской поток, понесший его к стеклянным дверям.
«Левкович?» – подумал он неожиданно и остановился. Прохожий едва увернулся от его локтя.
– Простите, – пробормотал Мартен и снова двинулся к дверям.
Левкович? На грузовике было написано по-другому. Там было Лефковиц. Почему он подумал «Левкович»? Ну, допустим, «ф» и «в» почти один и тот же звук, просто «в» – звонкий, но откуда взялось окончание «ич»?
Левкович? Он постарался отделаться от глупых мыслей. Стоит расслабиться, и эта фамилия привяжется к тебе, как назойливая мелодия.
Думай о делах! Ты пришел сюда переговорить за утренней чашкой кофе с этим типом, Нэйлором. Ты пришел, чтобы добиться перечисления денег по договору и начать плавный финансовый подъем, который позволит тебе через два года жениться на Элизабет, а через десять лет перебраться в пригород и стать состоятельным отцом семейства. Сейчас тебе двадцать три.
Будущее рисовалось Мартену в радужном свете. С выражением суровой уверенности на лице он вошел в холл и направился к кабинкам лифта, краем глаза следя за белыми буковками указателей.
У него была странная привычка разглядывать надписи и номера кабинетов на ходу. Он изо всех сил старался не замедлять движения и, уж не дай Бог, совсем остановиться. Читая на ходу, уверял себя Мартен, он поддерживает впечатление человека знающего и уверенного в себе, а это чрезвычайно важно для того, кто работает с людьми.
