Слишком много привидений - Забирко Виталий Сергеевич (серия книг txt) 📗

Однако деваться было некуда. Я поднял руку, чтобы постучать, но дверь неожиданно распахнулась, и из кабинета вышел «вольный художник» Шурик. Был он в той же джинсовой безрукавке, но необычно бледен, от чего цветная татуировка змеи на руках выглядела особенно ярко. Будто настоящая змеиная шкура.

Я отпрянул, машинально кивнул Шурику, но он меня не узнал. Скользнул по лицу бессмысленным взглядом и заковылял по коридору. Досталось ему, видимо, крепко. Еще в погребке «У Еси» я обратил внимание на то, насколько впечатлительная у него натура. Как он тогда от женской пощечины растерялся и замямлил… Ну а как следователи могут «наезжать», я знаю на собственном опыте. Ничего от его тонкой и чувствительной натуры не осталось — словно асфальтовым катком по ней прошлись, в лепешку раскатав и его самого, и вытатуированную змею.

Тяжело вздохнув, я постучал. Как-то по мне пройдется «следовательский каток»?

— Войдите! — донесся из кабинета хорошо поставленный мужской голос. —

И я вошел.

Следователь УБОП Николай Иванович Серебро оказался весьма представительным мужчиной. Седой ежик коротких волос на все сто соответствовал фамилии, а большие очки в роговой оправе с внушительными линзами отнюдь не портили волевое лицо. Сухой, поджарый, в кремовой рубашке с распахнутым воротом, он сидел за столом неестественно прямо (видимо, сказывалась выправка, поскольку у таких людей, по идее, геморроя быть не может) и поверх оправы вопросительно строго смотрел на меня.

— Я к вам по вызову… — промямлил я.

— Повестку! — сухо сказал он и протянул руку.

— Вы меня по телефону вызывали… — робко возразил я, подавая пропуск.

Словам Николай Иванович не поверил; По должности он никому на слово верить не должен. Только пропуск убедил его в моей правдивости.

— Так, — хмуро сказал он, прочитав на бумажке мою фамилию. — Значит, Роман Анатольевич Челышев собственной персоной. Садитесь.

Я огляделся, куда бы сесть, и обмер. Только сейчас увидел, что на столе у следователя стоит включенный компьютер. Сердце ухнуло куда-то вниз, провалившись сквозь пятки, половицы и перекрытие на первый этаж. Или даже в подвал. Вот она, моя погибель — игла Кощеева… И в мыслях не держал, что в кабинете может оказаться компьютер. Следователь-то Оглоблин по старинке печатал протокол на пишущей машинке…

Я попятился и опустился на стул в углу возле двери.

— Не туда! — одернул меня Серебро. — Садитесь к столу. Пришлось с замиранием сердца сесть напротив следователя. Но здесь неожиданно робость и затравленность, словно передавшиеся заразной болезнью от «вольного художника» Шурика при входе в кабинет, вдруг исчезли. Правильно сознание отреагировало: чему быть, того не миновать, а если помирать, так с музыкой.

— Паспорт! — потребовал следователь.

Я подал ему документ. Но теперь уже безбоязненно заглянул ему в глаза. Холодные у него были глаза за. стеклами очков, и взгляд тяжелый. Жесткий, надо понимать, человек, Николай Иванович, прямолинейный. По мнению таких людей, добропорядочные граждане в этом кабинете не оказываются.

Однозначно.

Николай Иванович раскрыл паспорт, положил его перед собой, пододвинул поближе клавиатуру компьютера.

— Фамилия?

Я назвал. Следователь сверился с паспортом, отстучал на клавиатуре.

— Имя?..

— Отчество?..

— Год рождения?..

— Национальность?..

И вдруг по его ворчливому, недовольному тону я понял, что не верит он в перспективность моих показаний и вызвал меня исключительно для проформы. Положено ему опрашивать свидетелей, и никуда от этой процедуры не деться. Оттого хмур и зол. Совсем в другом свете предстал передо мной следователь Николай Иванович Серебро. Стали понятны и его жесткий, приказной тон утром по телефону, и сухость, с которой он встретил меня в кабинете. Рутина всегда раздражает. Похоже, несколько по-иному пойдет у нас разговор, чем со следователем Оглоблиным месяц назад. Впрочем, и Оглоблина понять можно — в отличие от Николая Ивановича он дотошным образом проверял навет госпожи Популенковой.

— Предупреждаю, что за дачу ложных показаний вы будете отвечать по всей строгости закона, — усталым голосом пробурчал следователь, закончив вносить в компьютер мои анкетные данные.

— Ясно, — кивнул я.

По лицу Серебро скользнула мимолетная усмешка. Мол, это рецидивисту все ясно насчет «всей строгости», а мне-то откуда?

— Тогда начнем, — вздохнул он и уткнулся взглядом в клавиатуру. — Что вы делали вчера в кафе «У Йоси»?

Дисплей компьютера был повернут к нему, но я тоже «видел» набираемый текст и невольно улыбнулся. Не знаю, как согласно орфографии русского языка пишется имя владельца погребка, но на вывеске стояла буква «Е». Кому — мелочь, а мне было приятно заметить ошибку.

Я открыл рот, но ответить не успел. Раздался робкий стук в дверь, и я внутренне подобрался. К сожалению, дар предсказания не проявлялся по собственному желанию, и знать, кто стоит за дверью, я не мог. Вполне возможно, следователь Оглоблин… С другой стороны, не похоже — стук робкий, да и вряд ли Оглоблин стучится к своему коллеге. Распахивает дверь и входит.

— Я занят! — поморщился Серебро.

Тем не менее дверь тихонько приотворилась, и в щель просунулась голова «вольного художника» Шурика. У меня отлегло от сердца.

— Всего на секунду… — жалостливо попросил он.

— Я занят!!! — повысил голос следователь, оторвав взгляд от клавиатуры.

Лицо Шурика обиженно сморщилось.

— Николай Иванович… — затараторил он вопреки грозному предупреждению следователя. — Я его узнал… — Шурик указал на меня глазами. — Он там был… Может подтвердить, что я ушел раньше, чем началась стрельба…

Следователь Серебро словно вырос на стуле — хотя куда при его безупречной осанке можно было еще распрямляться? — и вперил в «вольного художника» неподвижный, мрачный взгляд.

— Гражданин Куцейко, — ледяным, не предвещавшим ничего хорошего тоном изрек он, — я вам уже выдал повестку, поэтому разговор мы продолжим завтра в десять утра. А если вы сейчас же не закроете дверь, то ночевать будете в КПЗ!

Бедный Шурик с такой скоростью захлопнул дверь, что чуть не прищемил собственную голову.

— Повторяю вопрос, — повернулся ко мне Николай Иванович, — что вы делали вчера в кафе «У Еси»?

«Началось», — подумал я, но вовсе не о вопросе следователя. Пока он препирался с Шуриком, кто-то изменил написание имени владельца погребка на дисплее. Не приведи господи, если этим занялась Рыжая Харя. Однако особых волнений по этому поводу я не испытал. Индифферентно принял. Будь что будет.

— Отдыхал, — спокойно сказал я. — Сидел за стойкой и пил коньяк.

— И с которого по который час вы там находились?

— Не знаю, — честно признался я и пожал плечами. — Не смотрел на часы. Но ушел из погребка еще до начала криминальной разборки.

Следователь посмотрел на меня поверх очков и хитровато прищурился.

— А откуда вам известно, что случилось в кафе после вашего ухода?

Мои брови взметнулись, но я тут же взял себя в руки. Знаем мы эти штучки! И кино смотрим, и детективы почитываем. Правда, подобные вопросы — из самого низкопробного чтива.

— Об этом только что сказал гражданин Куцейко, — медленно, с расстановкой объяснил я. — А еще ранее, утром, вы мне по телефону сообщили.

Как говорится, каков вопрос, таков ответ.

Ответ отнюдь не смутил следователя, наоборот, он удовлетворенно хмыкнул. А я «увидел», что ни свой вопрос, ни мой ответ он в компьютер не занес. Нет, не ловил меня на слове следователь — это был тест на мою психологическую уравновешенность. Опять я ошибся в его интеллектуальном уровне. Действуют стереотипы: если мент — значит, дубина. Причем в большинстве случаев — стоеросовая.

— Выходит, не смотрели на часы… — задумчиво протянул Николай Иванович. — Отдыхали… Как это там у классика: «Счастливые часов не наблюдают»?

Я благоразумно промолчал.

— Вы были знакомы с гражданином Аркадием Моисеевичем Ураловичем?