Тайна доктора Хента - Винник Александр Яковлевич (книги полностью бесплатно txt) 📗
Улисс проработал у Милоти недолго – всего около года. По требованию Лайги, ставшей в то время его невестой, он покинул лабораторию и занялся частной врачебной практикой. Изредка он встречался с Милоти. Встречи эти всегда оставляли у него осадок горечи и тоски по чему-то очень дорогому, но безвозвратно утраченному.
– Ну, чем мы сегодня занимаемся? – спрашивал профессор при встречах, словно они по-прежнему находились в лаборатории.
– Чем занимаюсь? – смущался Улисс. – Да вот… частной практикой.
– Это хорошо, – говорил Милоти, но слова его звучали не как одобрение, а как утешение. – А я все с обезьянками. Люблю это дело.
– И я полюбил, – со вздохом признавался Улисс. – Дни и ночи проводил бы в вашей лаборатории.
– Так в чем же дело?
Улисс старался не глядеть профессору в глаза.
– Не могу. Женился. И… в общем, стыдно и говорить.
– Жаль! А я уверен, что из вас вышел бы солидный ученый. У вас есть то, что требуется для науки: аналитический ум, наблюдательность и… честность. О, дорогой мой, честность – это обязательное условие настоящего успеха в науке. Грязными, нечестными руками можно занести в науку страшные микробы мертвечины.
Однажды Улиссу позвонили по телефону. Он услышал взволнованный женский голос:
– Вас очень хочет видеть профессор Милоти. Приезжайте, пожалуйста. Только сейчас же… ему плохо…
Пятнадцать минут спустя Хент был уже у двери дома Милоти и нажал кнопку звонка. Ему открыла девушка. Улисс заметил глубокие черные глаза, слегка раскосые, со вздернутыми бровями, смуглую кожу лица. И удивительно яркие, но не накрашенные губы.
– Вы господин Хент? – спросила девушка. И, не дожидаясь ответа, торопливо сказала:
– Пойдемте, пожалуйста.
Улисс поспешил за ней.
Профессор лежал на широкой тахте в своем кабинете, лицо его, вытянутое, бледное, избороздили морщины. Седые, редкие волосы серебристой паутинкой разметались по подушке.
– Что с вами? – спросил Улисс, подходя к Милоти. – Вызывали врача? – обратился он к девушке.
– Нет, врача уже не нужно, – сказал больной. – Я сам достаточно опытный врач, чтобы определить бессилие медицины в таких случаях… Мне осталось уже немного. Садитесь, Хент. И ты оставайся, Эли. Садись тоже. Это – дочь моя, познакомьтесь.
Улисс пожал руку Эли. Девушка пододвинула к постели больного отца два кресла и села рядом с Улиссом.
– Я скоро умру, – слабым голосом сказал Милоти. – Слушайте, Хент, и постарайтесь все запомнить. Даже то, что покажется вам сейчас недостойным внимания…
Приступ кашля заставил Милоти замолчать. Он долго не мог успокоиться.
– Подай мне синий флакон, – попросил он.
– Не надо, папа, – взмолилась Эли. – Это же вредно, ты сам знаешь.
Кашель не давал Милоти говорить.
– Подай, Эли, флакон, – сказал он строже. – Сейчас уже все равно… Отсчитай двадцать капель.
Эли взяла со столика синий флакон и дрожащими руками начала отсчитывать капли. Улисс механически считал за ней: одна, две… пять… десять…
Эли перестала считать и умоляюще взглянула на отца:
– Довольно, папа.
– Еще!
Эли отсчитала еще десять капель и, долив в стакан воды, подала отцу. Он выпил, поморщился.
– Теперь лучше, – удовлетворенно сказал Милоти.
Лекарство подбодрило его, он перестал кашлять и заговорил ровным голосом.
– О наследстве моем… – сказал он, обращаясь к Улиссу. – Деньги и ценности я завещаю дочери. Я знаю, вы не нуждаетесь в этом. Мне сказали, что вы женились на дочери миллионера. Это… важно, – произнес он с ударением на последнем слове. – Кроме всего остального, вы наблюдательны, умны, честны… Однако деньги могут помешать в том деле, о котором я вам хочу рассказать.
Он задумался, потом продолжал:
– Да, они могут помешать. Деньги – это большое зло, хотя без них не обойдешься. И все же это зло… Подай мне, Эли, вон ту книгу. Нет, не ту. Рядом. Да-да. Эту.
Эли подала толстый томик в зеленом переплете. Милоти взял его и, взглянув на переплет, прочитал:
– «История музыки». – В голосе его прозвучали нотки иронии. – Нет, это не просто история. Здесь есть несколько любопытных страниц, которые имеют отношение к нашему разговору.
Он перелистал книгу.
– Вот прочитайте, Улисс, это очень важно… Хотя нет, это вы успеете прочитать потом… Музыка – величайшее из искусств, – продолжал он мечтательно. – Только чистая душа может создать такую музыку, которая найдет отклик и в душе честного человека, и в сердце разбойника. Да-да, разбойника, – подчеркнул он, точно боясь, что с ним не согласятся. – Мало ли известно фактов, что музыка вызывала слезы у самых закоренелых, бессердечных преступников? Так ведь?
– Так, – согласился Улисс.
– И вместе с тем, – продолжал Милоти, – на музыке, на талантах наживались разбойники. Не профессиональные грабители, но, по существу, разбойники. А как же иначе их назовешь? Дай-ка мне воды, Эли.
Отпив несколько глотков воды, он спросил:
– Слышали вы такую фамилию: Мак-Нэнси?
– Мак-Нэнси? Знаменитый дирижер, профессор музыки?
– Да, он. А знаете, чем занималась эта музыкальная знаменитость? У меня точные сведения, это не выдумки, а десять раз проверенные факты… Он «срывал» голоса у самых талантливых учеников. Предложит взять такую ноту, какая юному певцу явно не под силу. Тот берет заданную ноту, и из одаренного певца с блестящим будущим превращается в безвестное, безголосое существо, которому только и остается дрова рубить или галстуки продавать. Зачем делал это профессор Мак-Нэнси, как вы думаете?
– Не знаю, – проговорил Улисс.
– А затем, что этот разбойник был подкуплен другими бандитами – представителями театрального общества. Они наживались на таланте нескольких певцов и боялись конкурентов из другой театральной конторы, тоже обучавшей у Мак-Нэнси своих певцов. Понятно?
– Не может быть! – воскликнул Улисс. – Это чудовищно!
– Это, дорогой мой, еще не все. История знает такие погромные налеты на талант человека, при воспоминании о которых стыдно становится за цивилизацию. Вот здесь в книге об этом написано. Мимоходом, так себе, в виде исторического анекдота. А вы вдумайтесь в то, что здесь написано. – Милоти постучал по книге худым, костлявым пальцем. – Вот я вам прочту… о том, например, что было в Италии в семнадцатом, восемнадцатом, девятнадцатом веках. Знаете ли вы, что подчас творили ради денег? Если у мальчика обнаруживали хороший голос, его кастрировали, оскопляли.
– Зачем?
– Да затем, чтобы он и в зрелом возрасте сохранил детский голос. О, это было очень заманчиво: мужчина пел так, что самая лучшая певица не могла с ним соперничать. Тембр и регистр у него были от детского голоса, а грудь и легкие – взрослого мужчины… И началась такая спекуляция, какую трудно себе представить.
Глаз? старика пылали гневом.
– Разбойники, именовавшие себя покровителями талантов, выплачивали определенную сумму родителям, при условии, что они разрешат кастрировать ребенка. Покупали талант, так сказать, на корню… Дурные примеры заразительны. Ради того, чтобы накормить семью, одеться получше, родители часто оскопляли мальчиков, у которых и задатков-то особых не было. Выдающихся певцов из них, конечно, не выходило. И все это делалось явно с одобрения святейшей католической церкви, которая охотно принимала искалеченных детей в папскую капеллу. Вот вам и святая церковь. Мразь, кровь, преступления!
Губы Милоти от волнения дрожали, капли пота выступили на лбу. Эли осторожно вытерла ему платочком лицо и тихо сказала:
– Успокойся, папа… Господин Хент может сам прочесть.
– Ты права, Эли. Он сам прочтет, но сказать об этом надо. Чтобы господин Хент запомнил. Вы будете помнить?
– Конечно! – горячо ответил Улисс, хотя не понимал, какое это имеет отношение к нему.
– Вы должны помнить! Потому, что это имеет отношение к главной теме нашего разговора. Теперь слушайте, Хент. Формулы вы найдете в тетради, которую вам отдаст Эли. А об остальном, надеюсь, успею вам рассказать сегодня, завтра… Отсчитай мне еще десять капель, Эли.
