К вопросу о природе семейного счастья - Шумилов Павел Робертович (читать книги без сокращений .txt) 📗
– Лань, скажи честно, положа руку на… область желудка, что вы там делаете?
– В ручейки из склянок земных амеб выпускаем, мальков всяких, головастиков. Травку земную сажаем, мышек, хомячков из клеток выпускаем.
– И приживаются?
– Все зависит от того, в какое время мы попадаем. Заранее это неизвестно, поэтому берем все подряд. Если глубоко в прошлое уходим, то мышки, конечно, с голоду дохнут. А поближе к нашему времени очень даже неплохо живут. Растут, эволюционируют. В таких монстров превращаются! Ты шрамы у Меты видел?
– Да.
– Это ее саблезубый крыс в агонии два раза лапкой приласкал. Вообще-то он не крыс, а от хомячков произошел. Но одичал сильно.
– А местные хищники их не трогают?
– Они же взаимонесъедобны. Задерет одного-двух на пробу, от остальных нос воротит.
– Насколько далеко вы в этом продвинулись?
– Ну, я думаю, в принципе, жить можно. Понимаешь, сначала мы пробили брешь. На фоне кремнийорганической жизни появились монокультуры нашей, углеродной. Например, все их океаны были забиты нашей инфузорией туфелькой. Она отвоевала плацдарм и помогла укорениться сотне других видов. Сейчас мы с каждым драйвом расширяем количество земных видов, приближаем биосферу к земной. Тут такие парадоксы времени выплывают! Драйвы, которые раньше считались неудачными, неожиданно дают результат. Вот как с травоядными было. Высадили нескольких на острове. Они с голоду сдохли. Другая группа на этом же острове, только поглубже в прошлом, клевер с люцерной посеяла. Смотрим – а остров кишит кроликами! Пошел другой вариант истории, и они не сдохли! Сейчас таких отыгрышей с каждым драйвом становится все больше и больше. Они как снежный ком – нарастают и нарастают. Как только планктон в океанах прижился, так легко работать стало. Ты не поверишь, все приживается! Нам бы отодвинуть границу появления планктона пониже. Сейчас она приблизительно минус два и семь миллиона. То есть, каждый третий драйв, считай, впустую. Если отодвинем до минус трех с половиной, представляешь, что будет! – Лань с мечтательной улыбкой уставилась в потолок.
А я – в пол. Глупо, но я втрескался в десантницу. Чего всегда боялся. Из десанта она не уйдет, это ясно. Вот как глаза сияют. Придется взять в жены десантницу. Но сначала доходчиво объяснить, кто в доме хозяин. Раз – и на всю жизнь. Вы бы рискнули? Девушке, которая на пол головы выше вас и втрое сильнее? Для которой смертельный риск – профессия, норма жизни. Которая привыкла в любой ситуации рассчитывать только на себя, свою реакцию, силу мышц и меткость глаза.
Думаете, у меня ни одного шанса? А кто меня зубрилкой обозвал? Правда, это в ответ на двоешницу. Защитная реакция организма. Мда… Помоги мне, Господи…
– Ник, ты не уснул?
– С политикой десанта мы разобрались. Теперь я собираюсь как следует наказать одну предательницу. – Валю ее на койку.
– Когда это я тебя предала?
– Ночью! Я пришел поделиться сокровенным, а у тебя только койка на уме!
– Я как раз хотела объяснить, но ты на фонтан сел.
– Не оправдывайся. Это не отвратит наказание.
– Но ты же сам убежал!
– Могла бы догнать! Если хотела объяснить.
Лань мучают угрызения совести. Самый подходящий момент. Рвется материя, с треском отлетают пуговицы. Лань визжит и сопротивляется. К счастью, больше для вида. Иначе я бы вылетел сквозь гермопереборку. Как Бумер сквозь стекло. А так – добиваюсь победы, оголяю и наказываю предательницу. Лежим рядом в полном изнеможении. Слегка жжет спину. Забыл провести ритуал обрезания когтей хищника. Сам виноват. Но дело того стоило.
– Завтра переезжаешь в мою каюту.
– Слушаюсь, мой господин.
Приятно звучит. Но где-то я такое слышал… Вспомнил! Кажется, начался процесс дрессировки. Дрессируют меня…
– Запомни список правильных ответов на мои замечания: Да, милый. Слушаюсь, милый. Будет сделано, милый. Как скажешь, милый.
Лань тихо смеется и трется носом об мое плечо.
– Слушаюсь, милый. Ох, пропала моя бедная головушка. Говорила мне бабушка: «Не связывайся с эндером. С ним тебе век воли не видать».
Сижу за пультом, думаю, чем заняться. Делать абсолютно нечего. До маяков больше сотни километров. Если там что и случится, мы бессильны. Как же это по фене будет? У них – марш-бросок с полной выкладкой. А у нас?.. Старый Гай много раз повторял. Вспомнил! Солдат спит, служба идет!
Чем должен заниматься глава семьи в свободное от работы время? Жена – создавать уют. Пардон, я же на службе. Тружусь. Бремя несу. Которое – ответственности. Все-таки, удивительно, до чего все изменилось. Неделю назад хотелось с тоски на стену лезть. Или – головой об стену. Сейчас – словно в коридорах вдвое светлей стало. Ничего ведь не произошло. Склады по-прежнему пустуют, запасы – на исходе. Ребята по-прежнему из драйвов не возвращаются. Но снова хочется жить. Как в детстве. Потому что дома меня ждет Лань. А может, потому что снова в жизни есть цель. Наверно, со стороны я смотрюсь так же глупо, как Бор. Говорят, видели, как он прыгал по коридору на одной ножке. С Метой на руках. Сказал – тренируется.
Час спустя все еще продолжаю нести бремя ответственности. В поисках занятия обшариваю карманы и натыкаюсь на кассету. С трудом вспоминаю, что она там делает. Сую в щель вьюера, вдавливаю клавишу. На экране – «психушка». Включаю выборочный показ. Теперь на экран выводятся только те кадры, в которых что-то движется. Кто-то из техников проходит профилактический мониторинг. Включаю ускоренный показ. Суетливые человечки один за другим садятся в кресло, опускают на голову шлем, вскакивают, убегают. Асистент в белом халате мечется от стола к пульту. Несколько минут смотрю, потом надоедает. Надо подписать кассету, проставить даты начала и конца записи и вернуть в хранилище. Перематываю запись на конец и замираю с авторучкой в руке. На экране – Бор выходит из «психушки». Пускаю запись задом наперед. Бор спиной вперед врывается в комнату, достает отвертку, инструменты, снимает колпак со шлема, начинает там копаться. Интересно…
Отматываю запись назад. Просматриваю на обычной скорости. Потом – на замедленной. Останавливаю кадр. Увеличиваю изображение. Вызываю на экран компьютера схему и чертежи шлема. Очень хочется узнать, что за проводки отключил Бор.
Теперь я точно знаю, почему у Меты не прижился психопрофиль. НЕ БЫЛО ПСИХОПРОФИЛЯ! Бор отключил мнемоиндукторы. А, когда Мета ушла, снова подключил. Мета этого не знала и притворилась оптимизированной.
Бор – не подонок, а хитрый мужик, которому повезло. Потому что Мета на самом деле в него влюбилась. Только знает ли он это? Может, думает, что она до сих пор притворяется? А Мета до смерти боится, что он узнает про неприжившийся психопрофиль. Боится, что он ее бросит. Эти двое загнали друг друга в глупейшую ловушку. Но я – эндер! Вытаскивать десантников из дерьма – мое призвание! Жизнь прекрасна, черт побери! Прекрасна и удивительна! Как я мог в этом сомневаться, дурачок. Лань обрадуется…
Вынимаю кассету из вьюера, прячу в карман. Теперь это – реликвия. Закрываю глаза и фантазирую, как лучше это обыграть. Поэтому не сразу врубаюсь в сигнал тревоги. А когда врубаюсь, долго не могу поверить. Потому что такого просто не может быть. Бор – самый опытный. Он знает маршрут как свои пять, он всегда возвращался!
Подбегают люди, спрашивают, что произошло. Отматываю запись чуть назад, показываю всем. Коротко вякнув сигналом «SOS», маяк Бора замолчал навсегда. Так бывает, когда чьи-то челюсти смыкаются на корпусе маяка. Коробочка деформируется, контакт кнопки замыкается на корпус, и сквозь тысячелетия к нам летит последнее «прощай».
– Том, подежурь за меня. – расталкиваю людей и бреду к выходу. Что я скажу Мете? Как посмотрю ей в глаза? Обещал же вытащить живого или мертвого.
Иду домой и падаю на койку лицом вниз.
– Кто? – спрашивает Лань.
– Бор.
Лань рыдает и колотит кулаками по подушке. Она два года ходила с ним в драйвы.
