Стеклянный цветок - Мартин Джордж Р.Р. (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Это крупный мужчина с эбеновой кожей и синеватыми тенями на выпуклых мышцах. Он обнажен. Подбородок у него угловатый и тяжелый, сильно выдающийся вперед. Лицо обрамляют длинные волосы, падающие ниже плеч, белые и словно хрустящие, как свежие простыни, белые, как нетронутый снег на планете, куда не ступала нога человека. Под моим взглядом его темный толстый член оживает, наливается, встает. Мужчина улыбается и произносит:
— Мудрая.
Вдруг оказывается, что я тоже голая. Я хмурюсь, и вот на мне уже богатые доспехи — пластины позолоченного дюраля с филигранью отвращающих рун, под мышкой старинный шлем с ярким плюмажем.
— Иоахим Клерономас, — отвечаю я. Его член все растет, набухает и превращается в исполинский толстый жезл, крепко прижатый к поджарому животу. Я прикрываю его вместе с Клерономасом черным мундиром, как на старинной иллюстрации — с сине-зеленым шаром Старой Земли на правом рукаве и двумя серебряными галактиками на вороте.
— Нет, — с улыбкой протестует он, — у меня такого высокого чина никогда не было. — Галактики заменяет шестизвездный круг. — И почти всю свою жизнь. Мудрая, я предпочитал Земле Авалон. — Его мундир становится попроще и удобнее: обыкновенный серо-зеленый комбинезон с черным поясом и карманчиком, набитым карандашами. Серебряный кружок звезд остается. — Вот так.
— Неправда, — говорю я, — не так. — Я сказала, и остался только мундир. Плоть под тканью превращается в серебристый металл, и передо мной уже ряженая кукла с блестящей кастрюлей вместо головы. Но только на секунду. Потом мужчина возвращается, печально хмурясь.
— Жестокая, — говорит он мне. Его твердый член топорщит ткань ниже пояса.
За спиной мужчины восьмой силуэт, призрак, которого здесь не должно быть, фантом. Он что-то тихо шепчет, словно сухие листья шелестят на холодном осеннем ветру.
Он худой и темный, этот незваный гость; чтобы увидеть его, надо очень пристально вглядываться. Он намного мельче Клерономаса и кажется старым и хилым, хотя плоть его настолько туманна и невесома, что это может быть иллюзией. Видение, сгусток тумана, эхо, бледная тень, но глаза его блестят и горят, а взгляд затравленный. Он протягивает руки. Прозрачная кожа туго обтягивает старые серые кости фаланг.
Я неуверенно отступаю. В состязании разумов легчайшее прикосновение может обернуться тяжелейшими последствиями.
Сзади слышны крики, жуткие стоны не то экстаза, не то страха. Я оглядываюсь.
Игра началась всерьез. Игроки ищут добычу. Креймур Делун, молодой, полный жизни и куда более мускулистый, чем несколько мгновений назад, стоит с пылающим мечом, замахиваясь на татуированного паренька. Коленопреклоненный юноша кричит и пытается закрыться руками, но сверкающий клинок Делуна легко проходит сквозь серую призрачную плоть и вонзается в яркую татуировку. Он отсекает ее, кромсает удар за ударом, и она летит к туманному небу — сияющий образ жизни, освобожденный от серой кожи, на которой был запечатлен. Когда она проплывает мимо Делуна, он хватает ее и проглатывает целиком. Из ноздрей, изо рта Делуна вырываются клубы дыма. Паренек кричит и извивается. Скоро от него останется только тень.
Слеток поднялся в воздух. Он кружит над нами, кричит тонким пронзительным голосом и громко хлопает крыльями. Похоже, Ризен Джей передумала. Она стоит над скулящей девочкой, которая с каждой минутой уменьшается. Джей меняет ее. Девочка стареет, толстеет, а глаза все такие же испуганные, но туповатые. Куда бы она ни повернулась, перед ней появляются зеркала и дразнят ее толстыми влажными губами. Плоть ее все раздувается и раздувается, разрывая истрепавшиеся одежды, по подбородку девочки течет слюна. Она с плачем вытирает ее, но струйки текут все быстрее, и слюна становится розовой от крови. Девочка превращается в жирное, отталкивающее чудовище.
— Это ты, — говорит зеркало. — Не отворачивайся. Посмотри на себя. Ты не маленькая девочка. Смотри, смотри, смотри. Ну не милашка ли? Ну не прелесть? Смотри, смотри на себя!
Ризен Джей с довольной ухмылкой скрещивает руки на груди. Клерономас глядит на меня с холодным осуждением. На мои глаза ложится полоска черной ткани. Я моргаю, сбрасывая пелену, и гневно смотрю на него.
— Я не слепая, — говорю я. — Но это не мой бой.
Толстуха раздулась, словно грузовоз, бледная и рыхлая, как тесто. Она нага и чудовищно огромна, и каждый взгляд Джей делает ее еще уродливее. Огромные белые груди вспухают на лице, на руках, на ляжках уродины, а внизу живота вырастает толстый зеленый член. Член загибается вниз, входит ей между ног. Опухоли расцветают на ее коже, словно темные цветы. А вокруг зеркала, они вспыхивают и гаснут, беспощадно искажают и выпячивают, отражая все уродливые фантазии, которые навязывает противнице Джей. Жирная туша почти потеряла человеческий облик. Изо рта, достигшего размеров моей головы, безгубого и кровоточащего, рвутся вопли адской муки. Плоть чудовища дрожит и дымится.
Киборг поднимает палец. Все зеркала взрываются.
Туман полон кинжалов, осколки серебристого стекла разлетаются во все стороны. Один летит в меня, и я заставляю его исчезнуть. Но другие… другие меняют траекторию, собираются в воздушную флотилию и, словно крошечные ракеты, атакуют Ризен Джей. Они пронзают ее, и кровь сочится из тысячи ран, из глаз, из груди, из открытого рта. Чудовище вновь превращается в плачущую девочку.
— Моралист, — говорю я Клерономасу.
Не обращая на меня внимания, он поворачивается к Креймуру Делуну и его жертве. Татуировки с новой силой вспыхивают на коже паренька, в руке появляется пламенеющий меч. Испуганный Делун отшатывается. Паренек прикасается к своей коже, беззвучно чертыхается, неуверенно встает.
— Альтруист, — говорю я. — Защитник слабых.
Клерономас поворачивается ко мне.
— Я против избиений.
— Может, ты приберегаешь их для себя, киборг? Если нет, тогда поспеши отрастить крылья, пока твой приз не улетел.
Я хохочу. Его лицо остается холодным.
— Мой приз передо мной.
— Так я и думала, — отвечаю я, надевая шлем.
Мои доспехи сверкают золотом, мой меч — луч света. Мои доспехи уже черные, как деготь, а узоры на них, черные по черному — пауки и змеи, черепа и лица, искаженные болью. Мой прямой серебряный меч превращается в обсидиан и обрастает уродливыми шипами и крючьями. Он умеет разыгрывать драму, проклятый киборг.
— Нет, — возражаю я, — не буду я воплощением зла. — Я снова в золоте и серебре, и плюмаж у меня синий с красным. — Сам надевай эти доспехи, если они тебе так нравятся.
Черные и уродливые, доспехи стоят передо мной, пустой шлем ухмыляется, словно череп.
Клерономас отсылает его прочь.
— Мне не нужны декорации, — отвечает он.
Бледно-серый призрак колышется рядом, дергает его за руку. «Кто это?»
— опять удивляюсь я мысленно, но не теряюсь.
— Прекрасно. Тогда отбросим иносказания.
Мои доспехи исчезли.
Я протягиваю обнаженную руку, в которой ничего нет.
— Прикоснись ко мне, — предлагаю я. — Прикоснись ко мне, киборг.
Его рука тянется ко мне, и по длинным темным пальцам растекается металл.
В Игре ума в большей степени, чем в жизни, образ и метафора — это все.
Она идет вне времени, на бесконечной, окутанной туманом равнине. Над нами холодное небо, под ногами зыбкая почва, но даже и они — иллюзии. Все это мои декорации, пусть неземные, сюрреальные, но в них участники могут разыгрывать свои примитивные драмы власти и бессилия, порабощения и покорности, смерти и нового рождения, изнасилования и насилия над разумом. Без меня, без моего видения и видения всех остальных властителей боли в течение тысячелетий состязующимся было бы не на что опереться, не было бы тверди под ногами да и самих ног, чтобы по ней ступать. Реальность не дала бы им и малой толики надежды, даваемой пустынным ландшафтом, который создаю для них я. Реальность — это невыносимый хаос вне пространства и времени, лишенный материи и энергии, без измерений, а потому пугающе бесконечный и давяще тесный, ужасающе вечный и до боли краткий. И она, эта реальность, стала ловушкой для игроков, семь личностей пойманы, застыли в телепатическом мгновении в такой опасной близости друг к другу, что большинство не выдерживает. Потому они отступают, и первое, что мы создаем здесь, где мы боги (а может быть, дьяволы или и то и другое одновременно),
