Звереныш (Вестник смерти) - Кунц Дин Рей (читать книги онлайн без .txt) 📗
Опрос начался издалека.
— Вам нравится ваша работа, Хьюланн?
— Очень.
— Сколько лет вы занимаетесь археологией?
— Семьдесят три.
— А до этого?
— Я был писателем.
— Как интересно!
— Согласен.
— О чем вы писали?
— Книги по истории. Истории сотворения мира.
— Археология в таком случае стала естественным продолжением вашей деятельности.
— Полагаю, да.
— Чем вас привлекает археология? Постойте, я хотел сказать, почему вам нравится вести раскопки?
— Я испытываю искреннее волнение при воскрешении прошлого, когда неожиданно что-то находишь, а также удовольствие в процессе познания.
Баналог проверил данные, которые высветились у него на столе, и, чтобы не нахмуриться, снова посмотрел на Хьюланна и выдавил из себя улыбку:
— Связано ли ваше чувство вины с работой именно на этой планете?
— Я не понимаю, о чем вы.
— Ну, не чувствуете ли вы, будто отбываете что-то вроде наказания, реконструируя, так сказать, повседневную жизнь людей?
Так продолжался опрос. Тестирование... Зондирование... Вскоре Хьюланну стало ясно, что Баналог узнавал намного больше, чем пациент намеревался позволить ему узнать. Хьюланн старался отвечать как можно лучше, но и сдержать проницательного травматолога с его умными машинами не было никакой возможности.
Затем произошло самое страшное. Баналог подался вперед и доверительно сообщил:
— Конечно, Хьюланн, вы понимаете, что ваша подсознательная вина есть не что иное, как совесть.
-Я...
Баналог нахмурился и сделал знак замолчать перед тем, как Хьюланн начнет все отрицать.
— Да, да. Я вижу это, Хьюланн. Но есть и еще что-то, что вы скрываете от меня.
— Ничего.
— Пожалуйста, Хьюланн. — Лицо Баналога выражало страдание. — Это для вашей же пользы. Да вы ведь и сами все знаете.
— Да, — признал с неохотой Хьюланн.
— Тогда скажите мне.
— Я не могу.
— Вы будете чувствовать себя виноватым?
Хьюланн кивнул.
Баналог снова откинулся в своем кресле и долго молчал. Машины продолжали ковыряться в мозгу Хьюланна, пронзая его своими невидимыми щупальцами. Баналог отвернулся к окну и смотрел, как в тусклом свете падает снег. Снег шел уже целый день, и все основательно покрылось белым слоем пороши, хотя таять снег перестал только в полдень. Баналог обрабатывал детали, которые ему удалось обнаружить, систематизируя их в голове, пока не нашел следующий вопрос:
— Хьюланн, это имеет какое-то отношение к тому, что вы нашли во время раскопок? Датчики на столе яростно замигали.
— Нет, — отрезал Хьюланн. Баналог никак не отреагировал на ответ. Его внимание было поглощено данными машин.
— Что вы нашли?
— Ничего.
— Что же это такое, что вы считаете столь важным, что упорно скрываете, подвергая себя риску стирания памяти и реструктурирования.
Хьюланна охватил неподдельный ужас. Внезапно он увидел, как мир вокруг него рушится, осыпается, превращается в пыль, уносимую куда-то холодным ветром. Его прошлое будет стерто промывающими память технологиями. У него отнимут первые двести восемьдесят лет жизни. У него больше не будет прошлого, о котором он сможет рассказать своим детям. Клеймо позора ляжет на десятки поколений его семьи.
Баналог приподнял голову, его веки скользнули вниз, скрывая шок в глазах.
— Хьюланн! Вы нашли в развалинах человека! Живого человека! Нашли! — выдохнул терапевт.
А Хьюланн уже видел, как Лео вытаскивают из разбитого и обуглившегося здания. Затем возник образ испуганного детского лица. И финальная картина — маленькое, растерзанное, кровоточащее тельце на замерзшей земле, после того как палачи сделают свое дело.
Он вскочил с кресла с легкостью, которой сам от себя не ожидал. Эта легкость сохраняла ему первые двести лет жизни. Хьюланн не стал обходить стол, а прыгнул прямо через него, сметая на своем пути аппаратуру, которая яростно замигала, словно сопротивляясь.
Баналог пытался закричать.
Но Хьюланн врезался в кресло, где сидел травматолог, и они оба повалились на пол. Хьюланн успел заткнуть врачу рот правой рукой с такой силой, что тот был лишен всякой возможности позвать на помощь. Баналог пытался отбиваться. И, несмотря на то, что он был старше лет на сто, ему почти удалось освободиться.
Тогда Хьюланн с размаху ударил его по голове. Врач рухнул на пол. Веки широко открытых зеленых глаз медленно сомкнулись.
Хьюланн ударил еще раз, для верности, но Баналог был уже без сознания. Какое-то время Хьюланн мог все обдумать и решить, что же ему делать дальше.
Делать дальше...
Он вдруг до конца осознал, в каком положении оказался. Горькая правда реальности ошеломила его. Хьюланн заметил, что слабеет от одной мысли о том, что сделал. Его прямо-таки выворачивало наизнанку. Наоли почувствовал, как второй, более восприимчивый желудок поднимается мощной волной, пытаясь попасть в полость первого. Но ему удалось справиться с этим. Подумать только, еще несколько мгновений назад он был кандидатом на стирание памяти и реструктурирование. Это было ужасно. Однако все происшедшее потом оказалось намного страшнее. Он стал предателем. Избил Баналога, чтобы избежать наказания и спасти человеческого детеныша. Ему этого не простят. Его уничтожат без суда и следствия.
Когда-то он думал: самое страшное, что с ним могут сделать, — это лишить прошлого. И такое наказание представлялось более страшным, чем .стать просто предателем. Сейчас он понял, что ошибался. В конце концов, он мог бы дать детям наследие своих будущих свершений. Но что ожидает детей перебежчика? Только безрадостное существование на протяжении нескольких столетий.
Что же можно сделать? Ничего. Ничто не поможет ему спасти имя своей семьи. Единственным утешением оставалось только то, что ему уже удалось воспитать нескольких детей. Хьюланн поднялся и начал обдумывать следующий шаг. Поначалу единственно достойным выходом казалось самоубийство. Но даже это не сможет вернуть ему доброе имя, и потому смерть не имела смысла. Теперь ему оставалась только собственная жизнь — и ее-то он и должен спасать.
И жизнь Лео. Тоже. Ведь, в сущности, именно из-за этого мальчика он разрушил всю свою жизнь. Позволить теперь, чтобы Лео убили, означало превратить все в фарс. Первое, что нужно было сделать, — это обезвредить Баналога, чтобы он не поднял тревогу до того, как Хьюланн и мальчик окажутся вне досягаемости Второй Дивизии.
Перенеся бессознательного травматолога под колпак, под которым еще недавно сидел он сам, Хьюланн поискал что-нибудь для того, чтобы связать его. Ничего подходящего не оказалось. В конце концов он содрал шторы с обеих сторон окна и разорвал их на полоски. Намочив эти полоски в туалетной комнате, примыкавшей к кабинету, Хьюланн привязал Баналога к стулу. Сначала он связал Баналогу ноги, потом руки, а затем обмотал его плечи, грудь и прочно прикрепил веревки за спинкой стула. Оставалось только привязать колени.
— Этого, пожалуй, будет достаточно, — сказал Баналог.
Хьюланн выпрямился и изумленно посмотрел на врача.
— Придется сильно попотеть, чтобы выбраться отсюда, — заметил Баналог.
Хьюланн хотел что-то сказать, но травматолог оборвал его:
— Не надо. Ты поступаешь так, как считаешь нужным. Ты болен, Хьюланн. Поэтому не знаешь, что для тебя лучше.
Хьюланн развернулся к двери.
— Погоди! Еще две вещи, о которых ты позабыл. Сделай мне инъекцию сладкого наркотика для ослабления связи с Фазисной системой. И кляп в рот.
Не произнося ни слова, Хьюланн подошел к столу травматолога, нашел наркотик в центральном ящике и наполнил иглу большой дозой сильнодействующего препарата, после чего осторожно ввел состав в вену на шее Баналога. Затем засунул ему в рот кляп. Хотя, по мнению Хьюланна, все, что он делал, было бессмысленно. Что заставило Баналога действовать с ним заодно? Хьюланн едва удержался от искушения выдернуть изо рта Баналога плотно смотанный кусок драпировки и спросить об этом. У него не было времени. Бежать! Бежать без промедления!
