Абсолютная Энциклопедия. Том 2 - Диксон Гордон Руперт (версия книг TXT) 📗
«Когда я отведу взгляд от огня, – подумал он, – они будут уже здесь».
Хэд сидел, продолжая глядеть в огонь, который охватил уже половину сложенной в очаге поленницы, и через мгновение почувствовал в комнате за своей спиной присутствие посторонних. Он оторвал взгляд от огня, повернулся и увидел их.
Малахия Насуно, Авдий, Уолтер.
Они сидели лицом к нему на составленных полукрутом стульях, и он развернул свое кресло спинкой к огню, чтобы лучше видеть их.
– Я скучал по вам, – произнес он.
– Не слишком долго. – Голос Малахии звучал, как всегда, твердо. – И то лишь изредка, в моменты, подобные этому. Но будь иначе, мы могли бы подумать, что ошиблись в тебе.
– Но мы не ошиблись, – вставил Авдий. Тощий, как огородное пугало, он сидел на стуле очень прямо, отчего казался еще выше, чем на самом деле. – Теперь, когда ты познакомился с моим народом, равно как и с другими, ты уже должен понимать больше, чем я мог бы научить тебя.
– Это верно. – Хэл повернулся в сторону Уолтера и поймал на себе взгляд голубых внимательных глаз экзота. – Уолтер, а ты не хочешь поздороваться со мной?
– Когда я был жив, в подобной ситуации я бы прежде всего спросил тебя, зачем мы тебе понадобились, – улыбнулся ему Уолтер. – Но поскольку я лишь плод твоего воображения и памяти, мне не надо спрашивать тебя об этом. Я знаю и так. Ты ждешь, что мы поможем тебе обрести знания, которые доступны только открытому непредвзятому уму, впервые постигающему Вселенную. Но ты сейчас хотя бы представляешь себе, где заканчивается твой путь?
– Не где, – сказал Хэл, – а чем. Как и все другие пути, он заканчивается свершением; в противном случае я никуда не приду.
– А если так и окажется? – спросил Уолтер.
– Если так окажется, – резко вмешался Малахия, – это будет значить, что он, по крайней мере, сделал все, что мог. Почему вам всегда надо все для него усложнять?
– В этом состоит наша работа, Малахия, – отозвался Уолтер, – усложнять все для него. Тебе это прекрасно известно. Сейчас ему тоже это известно. Когда он был Доналом Гримом, он сам видел, как отдаляется от души человечества. Он должен был вернуться – и этот единственный для него путь был нелегок.
Он улыбнулся двоим своим товарищам.
– Иначе зачем было напрягать свою интуитивную логику ради того, чтобы его опекуны выбрали для него троицу вроде нас?
– Извините, – сказал Хэл. – Я использовал вас. Я всегда использовал других людей.
– Что за сентиментальность? – оборвал его Авдий. – Подобное проявление слабости после всего того, чему мы тебя учили, и как раз сейчас, когда ты стоишь на самом пороге завершения своей миссии?
Хэл слабо улыбнулся:
– После того как вас убили, вы отправили меня с заданием стать человеком. Но еще до того как вы отправили меня, вы указали мне путь. Может быть, и теперь вы позволите мне хоть изредка быть человеком?
– Все зависит от того, насколько ты справляешься со своим делом, мальчик, – проворчал Малахия.
– О, – посерьезнев, ответил Хэл. – Я-то справлюсь, если с ним в принципе можно справиться. Колесницу истории теперь уже не остановить и не заставить свернуть с пути. Но знаете, в чем состоит подлинное чудо? Мне захотелось дать Доналу еще один шанс, чтобы на этот раз он сделал все так, как надо. Но то, что у меня получилось, превзошло все мои ожидания. Я вовсе не дубликат Донала. Я Хэл, и все, чем был Донал, теперь является частью меня.
– Да, – медленно произнес Малахия. – Ты сбросил свои доспехи. Я полагаю, ты должен был это сделать.
– Да, – кивнул Хэл. – Проход впереди слишком узок для того, чтобы в него можно было пройти, не снимая доспехов. – Он на мгновение задумался, потом продолжил:
– И все те, кто пойдет за мной, должны точно так же разоблачиться до наготы, иначе у них ничего не получится.
Он передернул плечами.
– Тебе страшно. – Уолтер весь подался вперед. – Чего ты боишься, Хэл?
– Того, что грядет. – Хэл снова передернул плечами. – Того, через что мне предстоит пройти.
– Боится меня, – произнес новый голос в комнате. – Боится, что в конечном итоге я докажу ему, что он ошибается относительно нашей роли в эволюции расы.
Высокая фигура Блейза выступила вперед из темного угла библиотеки и встала между стульями, на которых сидели Авдий и Малахия.
– Опять играешь в игры со своим воображением? – обратился он к Хэлу. – Создаешь призраков из воспоминаний, сотворил даже мой призрак, а ведь я еще вполне живой.
– Ты можешь идти, – произнес Хэл. – Я займусь тобой позже.
Но Блейз и не думал исчезать.
– Похоже, твое подсознание не хочет отпустить меня.
Хэл снова повернулся к камину. Когда он опять посмотрел в комнату, Блейз все еще был там вместе со всеми.
– Да, – вздохнул Хэл, – похоже, не хочет.
Ни один из призраков, рожденных его воображением, не произнес ни слова. Они продолжали молча смотреть на него, три сидящие фигуры и одна стоящая.
– Да, – через некоторое время сказал Хэл и снова повернулся к огню. – Я боюсь тебя, Блейз. Я никогда не мог даже предположить, что появится кто-нибудь вроде тебя, и когда я встретился с тобой в реальной жизни, я испытал подлинный шок. И если я вызвал сейчас твой образ, то сделал это намеренно, чтобы проверить, смогу ли я заставить себя увидеть то, чего я совсем не хочу видеть.
– Нашего сходства, – сказал Блейз. – Вот чего ты не хотел видеть.
– Вовсе нет. – Хэл покачал головой. – На самом деле мы совсем не похожи. Просто нас так видят другие. Но от этого мы не становимся более похожими.
Он помолчал и добавил:
– Не похожи, как два гладиатора, которых вытолкнули на арену сразиться друг с другом.
– Никто нас не выталкивал, – усмехнулся Блейз. – Я сам выбрал свой путь. Ты тоже, добровольно встал на путь конфронтации. Я предложил тебе все, что мог, лишь бы предотвратить схватку. Но ты отказался. Кто же в таком случае нас выталкивал?
– Народ, – сказал Хэл.
– Народ! – В голосе Блейза послышались неожиданные гневные нотки. – Народ – это мухи-однодневки. Это не вина их и не позор, это просто факт. Разве ты отдашь свою жизнь, это великолепное уникальное творение, за рой бесполезных мух? Я уже не говорю о том, что единственный человек, который может убить тебя, это я; а ты знаешь, я никогда не сделаю этого, пока не увижу, что ты окончательно потерян.
– Нет, – возразил Хэл. – Ты знаешь, что, убив меня прежде времени, ты больше потеряешь, чем выиграешь. Любой из нас в роли мученика обеспечит победу своей стороне и, следовательно, этот путь отпадает. Нет, все дело не в нас самих, а в нашем споре. Шахматный гроссмейстер может застрелить своего соперника еще до окончания партии. Но такой финал лишит наблюдателей возможности сделать жизненно важный вывод относительно того, какой игрок был лучше и кто должен был выиграть партию. Наблюдатели вольны даже предположить, что стрелявший сделал это потому, что должен был неминуемо проиграть, хотя это может и не соответствовать действительности.
Он замолчал. Блейз продолжал хранить молчание.
– Я понял, что ты не можешь позволить себе убить меня, – снова заговорил Хэл чуть мягче. – Ты подтвердил это, когда я был твоим пленником в руках милиции на Гармонии. Ты говоришь о мухах-однодневках, но я знаю – может быть, я единственный, кто знает, – что по-своему тебя так же, как и меня, тоже волнует судьба расы.
– Возможно, – задумчиво протянул Блейз. – Возможно, и тебе, и мне они нужны лишь для того, чтобы заполнить собой пустое пространство вокруг нас. Во всяком случае мухи-однодневки – это не мы. Завтра на место тех, кто умрет сегодня, прилетит новый рой, а послезавтра следующий. Приведи мне хоть одну причину, по которой ты мог бы принести себя в жертву ради тех, кто живет только одним днем.
Хэл холодно смотрел на него.
– Они разрывают мне сердце, – сказал он. В комнате установилась тишина.
– Я знаю, ты их не понимаешь, – снова заговорил Хэл, обращаясь к Блейзу. – В этом между нами огромная разница, и, я боюсь, это единственная причина. Потому что ты представляешь только одну часть расы, и, если ты победишь… если ты победишь, та часть, которую знаю я, будет потеряна навсегда; именно теперь, когда расовый организм решил, что пора наконец сделать выбор. Но я не могу допустить этого.
