У кромки океана - Робинсон Ким Стэнли (бесплатные серии книг .TXT) 📗
– Эй, там, наверху!
Оскар спорхнул на землю, грациозно шатнулся в сторону Дорис, а та, прильнув к нему, разыграла тигрицу, вгрызающуюся в грудь носорога. И оба закатились смехом.
Кевин глянул в свой сосуд и ретировался к столу с бутылками. Укрывшись за ними, Кевин все подглядывал за Дорис и Оскаром и думал себе: «Ого-го!» Когда они успели… Как это могло произойти так незаметно? Все частицы влечения, которое Кевин когда-либо чувствовал к Дорис за годы их дружбы, разом сублимировались в единое, полновесное чувство. «Мое, мое! Ну, мое же!» – яростно кричал кто-то внутри его. Это ведь я ей нравился столько лет! Я! Что там выдумал себе Оскар? Дорис любит его, Кевина. Он это понял – и той ночью в Бишопе, и вечером после схватки в Совете. Любит; почти так же сильно, как и раньше. Вот сейчас он подойдет и предъявит свои права на нее; скажет Дорис, что наконец созрел. В общем, так же точно, как Альфредо сказал Рамоне…
…Ох! Картина-то повторяется! Видимо, эти дела обречены на вечную жизнь. Ситуаций мало, а влюбленных много в этом мире. А положений всего три… Наверное, каждый за свою жизнь успевает побывать на всех вершинах треугольника.
Кевин отошел от стола и укрылся за деревом. Теперь он не видел тех двоих, мог лишь слышать их голоса. Дорис и Оскар наперегонки подкалывали друг друга, к вящему удовольствию ребят из команды. Когда же они успели стать такими друзьями? Кевин и не заметил. Последнее, известное ему из истории отношений Дорис и Оскара, было то, что они изрядно поцапались и Дорис, похоже, всерьез невзлюбила прокурора. А потом, он такой толстый!..
Вдруг Кевин почувствовал, какие скверные пакости вертятся у него в голове. Ведь Оскар – хороший друг. Один из лучших. Замечательный. Кевин узнал от Оскара многое; они вместе и шутили, и смеялись… Никто даже отдаленно не сможет сравниться с Оскаром. Если между ним и Дорис что-то началось…
И снова Кевин пошатнулся. Мгновенная вспышка бешеной ревности, оскорбленное чувство владельца, у которого отнимают собственность…
– Эй! – строго сказал он дереву, ощущая себя вконец обманутым. – Проклятье!
Сколько же еще времени все будет идти наперекосяк – и с людьми, и с вещами? Чаша уже переполнена…
Кевин поискал взглядом на столе свой стаканчик; он стоял неровно – мешала салфетка.
Кевин встряхнулся, словно собака, вылезшая из воды. Вспомнил, что думал пару недель назад по поводу ревности Альфредо, и рассмеялся над собою. Протянул в сторону невидимой за деревом пары свою бумажную, полную до краев чашу и осушил ее.
А затем направился к банкетному столу – добавить. Душа его истекала добродетелью и печалью.
Слава Богу, наконец-то началась игра. Как обычно бывает при отложенном матче, его вроде бы обещали засчитать, но это никого особенно не интересовало. Кевин вел себя на площадке словно царь зверей. Налетал на защитников, возникавших на пути, отбрасывая их в сторону с яростным удовольствием. Что и говорить, получалось это здорово. Мангуста, бьющаяся с кобрами. «Игрок третьей базы Кевин Клейборн». Фраза диктора, тысячи раз звучавшая в его воображении, когда Кевин был еще мальчишкой; может быть, миллион. Почему его влекли эти слова? Что заставляет нас становиться такими, какими мы становимся?
На третьей базе ты словно мангуста среди змей… Третья база – лезвие бритвы. И вот он здесь.
Соперником была сегодня команда Хэнка. Несчастные «Тигры», осмелившиеся задрать свой куцый хвост и бросить вызов неувядающему «Лобосу». Рамона, которая выглядела сегодня как никогда замечательно в своих шортах и тенниске, играла на «шортстопе», так что Кевин и она были разделены линией защиты.
– Мы заперли этот фланг насмерть! – крикнула она ему после очередной жаркой схватки. Игра с малым счетом.
Кевин бил как обычно. Выходил на площадку и тут же отключал мысли. Сегодня легко. Отбросить! «Сингл» вдоль линии, ерунда. Не думать ни о чем!
К концу они замедлили темп, уверовав в близкую уже победу. И, как всегда случается в таких обстоятельствах, незаметно для себя расслабились настолько, что оказались отброшены к своему последнему ауту, к ничейному пробегу на первую базу. Вышла Рамона; Кевин отодвинулся к большому кругу, начерченному на площадке, помахивая битой. Совершенно спокойно, отметая прочь соображения об успехе своей команды, он сказал себе:
«Если Рамона залепит „в молоко“, игра кончится, и у меня будет тысяча отбитых за сезон».
Кевин даже отступил назад на шаг, настолько его шокировала собственная мысль. И как могло прийти ему в голову такое?.. Очень нехорошая мыслишка, пахнет недоброжелательством и эгоизмом, а то и чем похуже. Кевин раньше не замечал за собой подобного и напугался. Что заставляет нас?..
Рамона сделала «сингл». Трибуны взревели. Два сюда, два наружу, один убежал. Игра на линии. Господи, если бы эта гадкая мысль не вылезла из его гадких мозгов! Он не хотел такого исхода! Это был не он, а кто-то другой; поганец, он раньше лишь говорил за Кевина, а теперь, видно, решил действовать…
Но, как бы то ни было, Рамона сделала то, о чем он подумал. Теперь – на площадку отбивающего; весь мир отступил в сторону. Убедись, что коснулся правильного «домика», – мелькнула сумасшедшая мысль.
Тим, подающий «Тигров», слегка кивнул Кевину. «Брезгуешь, парень, подойти и пожать руку человеку, который сейчас выбьет тысячу?» – пронеслось у того в голове. Кевин криво усмехнулся и тоже едва кивнул, мол, желаю удачи, Тим. О, вот это – его родная мысль. Значит, все-таки вожжи держатся пока в руках! Отлично. Теперь все забыть: везение, невезение, ругань – все вокруг.
Рука Тима качнулась назад и вниз. Мяч взлетел в небо, большой и круглый; он медленно вращался. Кевин сконцентрировался как никогда. Вот оно, крещение атлета! Вот он, момент истины для отбойщика! Вечное мгновение; а затем оно кончилось, и мяч стал падать вниз, а Кевин выставил вперед опорную ногу, развернув бедра, и напряг запястья, твердо удерживая биту. Удара мяча он почти не почувствовал – тот задел биту за самую маковку и, словно белая ракета, отлетел вправо от центра. Громи их!
Кевин не торопясь бежал к первому «домику», наблюдая за летящим мячом. Хэнк, внешний на центральном поле, обернулся и рванулся назад, стараясь опередить Кевина. Он несся, опустив голову, толстоватые короткие ноги ходили туда-сюда, словно поршни. Так бегать в сорок шесть! И неизменная пасторская блуза.
Хэнк глянул через плечо, скорректировав направление, и непостижимо каким образом прибавил ходу. Теперь он неотрывно следил за мячом в воздухе; тот летел прямо над его головой и быстро снижался, собираясь упасть по левую руку. Хэнк рванулся, подпрыгнул, скребя воздух вверху себя здоровенной перчаткой и, зацепив с размаху мяч, кувырком шумно упал на землю. Поднялся, высоко вскинув руку. В «кармане» перчатки будто бы торчала порция мороженого. Поймал.
Кевин, тормозя, подбежал следом. Он был смущен. Натужно засмеялся. Забыл, как уходят с поля, вмазав в аут. И тихонько пошел, ощущая стыд. Игра окончена, больше спешить некуда.
Хэнк выудил мяч из перчатки и изучал его с болезненной миной, как если бы держал за уши убиенного им зайца. Немного погодя он встряхнулся, повел плечами и побежал по полю. Трусцой нагнав Кевина, передал мяч.
– Извини, Кевин, – скороговоркой произнес Хэнк, – но, знаешь, я подумал, ты хочешь, чтобы я сделал попытку.
– Да уж… Дьявольская была попытка, – ответил Кевин, и все вокруг них засмеялись.
– Ну ладно, не огорчайся. Я думаю, 994 на биту за сезон – не так уж плохо; а?
Тут ребята принялись поздравлять Кевина, хлопать по плечу. Хэнка окружили его «Тигры» и стали качать, а когда пошли с поля, ребята из команды Кевина схватили его за руки-ноги и тоже понесли на плечах; скосив глаза, Кевин видел, как туловище Хэнка в пасторской блузе здоровенной рыбой вплывает в раздевалку.
Кевина торжественно установили в ямку для подач, предоставив свободу. Он нагнулся и занялся борьбой с завязками бутс.
