Между плахой и секирой - Чадович Николай Трофимович (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Он был страшен, как все семь чаш Божьего гнева.
Его рубиновые глаза выжигали человеческие души. Одной капли его яда было достаточно для того, чтобы отравить океан. Одним взмахом своих крыльев он мог потопить парусный флот, одним ударом клыков убить такого зверя, как Барсик, а одним только видом обратить в бегство армию. Он был порожден злом, под защитой зла находился и для насаждения зла предназначался.
Естество его не изменилось за миллиарды лет тяжкого сна, но облик оставался тайной. То, что видели перед собой люди, было лишь временной оболочкой, карнавальным нарядом, в который коварная сила антипричинности одела это загадочное создание. Ничто превратилось в нечто. Бесформенное обрело форму. Прах возродился для жизни. Извергнутый кирквудовской пушкой вихрь хаоса не смог повредить древнему хозяину планеты, а лишь придал его сущности зримую реальность.
Полупарализованный страхом Лева действовал уже чисто автоматически, на уровне подсознания. Еще один выстрел, и багряный змей превратился в огнедышащего дракона. Потом в медноклювую гарпию. Потом в кровожадного молоха. А когда он вновь стал змеем, но уже не багряным, а белым, Лева выронил пушку из рук. Все было бесполезно. Одно чудовище превращалось в другое, и финалом этих метаморфоз могло быть только одно – рождение мирового зверя, чья губительная власть уже не будет иметь пределов.
Однако были здесь и те, кого все происходящее несказанно радовало. Появление багряного змея, а затем и вся цепь его перерождений вызвали у близнецов бурный восторг. Впервые они видели столь забавную игрушку и, еще даже не заполучив ее, уже спорили – жестами, естественно, – кому из них она будет принадлежать.
Никто из ватаги и глазом моргнуть не успел, а дети уже наперегонки бежали к чудовищу. Змей зашипел и так широко раскинул свои крылья, что заслонил ими полгоризонта. Пасть его распахнулась, и клыки, до этого упрятанные в ножнах челюстных костей, приняли боевое положение. Глаза – единственное, что контрастировало со зловещей бледностью змеиного тела, – вспыхнули багровым адовым пламенем.
Девочка оказалась проворнее и первой ухватила чудовище за петушиную шпору, украшавшую каждую из его четырехпалых лап. Мальчишка не растерялся и вцепился в перепончатое крыло. Мигом повалив змея на землю, близнецы вскарабкались ему на загривок и самым бесцеремонным образом стали понуждать к взлету.
Страшилище, неуклюже размахивая хотя и огромными, но чисто декоративными крыльями, вприпрыжку помчалось по пустоши, кое-как оторвалось от земли, но уже метров через двести рухнуло грудью на крыши уцелевших зданий. Его заставили развернуться и погнали обратно. С бешеной скоростью мелькали лапы, оглушительно хлюпали не обладавшие нужными аэродинамическими качествами крылья, кончик хвоста вращался наподобие пропеллера.
Промчавшись мимо ватаги, змей тяжело, как перегруженный самолет, взмыл в воздух и, кренясь, стал описывать над городом плавную дугу. Сейчас он был похож на белую летучую мышь, по ошибке покинувшую свою пещеру при ясном свете, а примостившиеся на его спине дети напоминали двух крошечных мошек.
Круг за кругом, набирая высоту, пернатый змей поднимался в небо. Близнецам был нужен простор для освоения фигур высшего пилотажа. Они то заставляли чудовище планировать, то бросали в крутое пике. Косые петли сменялись «бочками» и восьмерками, разворот следовал за разворотом, горка за горкой. Сквозь свист разрезаемого воздуха и шорох крыльев сверху доносились звонкие ликующие вопли.
– Во попался! – Странное оцепенение отпустило наконец Зяблика, и язык его перестал быть куском льда. – Это тебе, гад летучий, не над простым народом изгаляться! Заездят они тебя, как паршивую клячу.
Змей, окончательно обессилев, падал. Глотка его источала уже не шипение, а хрип. Крылья судорожно трепетали, безуспешно пытаясь найти опору в воздухе. Кровавые шары глаз выражали не злое торжество, как раньше, а элементарный ужас. Столь многообещающий дебют не удался.
Когда до земли оставалось уже совсем немного, змей рассыпался и тучей пыли обрушился вниз. Курган, возникший на месте падения, по форме да и по размерам очень напоминал тот, который считаные минуты назад, при содействии кирквудовской пушки, породил это столь странное создание.
Близнецы, чумазые, как трубочисты, выбрались из-под останков змея и съехали вниз по крутому склону. Выражение их лиц можно было охарактеризовать однозначно: хорошо, но мало.
– Интересно, а будут ли этих деток со временем интересовать проблемы добра и зла? – задумчиво сказала Верка. – Или они уже давно выше всего этого.
– Если человек одним своим желанием может создать или разрушить этот мир, многие нравственные нормы теряют для него всякий смысл, – уже и Лева Цыпф вышел из оцепенения. – Кто не знает страха, тому неведомо и сострадание. Кто неуязвим перед кознями зла, тот останется равнодушным и к добру.
– Разве ребята сделали нам мало добра? – воскликнула Лилечка.
– А если для них это была только игра? – Цыпф облизал пересохшие губы. – Детки просто резвились. Юные боги или юные демоны пробовали свои возможности.
– И охота вам подоплеку во всем искать, – вмешался в спор Зяблик. – Главное, что мы живы остались. Тут до границы рукой подать. Отдохнем немного и будем прощаться с детишками. Хорошие они или плохие, люди или нелюди, но наши дорожки расходятся. И скорее всего навсегда…
Часть третья
С близнецами они расстались раньше, чем достигли границы, и совсем не так, как собирались, – без торжеств, пусть и скромных, без прочувственных слов, без заключительного банкета.
В один прекрасный момент дети просто исчезли, даже не соизволив попрощаться с дядями и тетями, в обществе которых проделали богатый приключениями марш едва ли не через всю страну. То ли близнецы убедились, что взрослые уже не нуждаются в покровительстве, то ли им попросту все наскучило и они отправились на поиски новых развлечений: лепить куличики из пространства, ставить запруды в реке времени и собирать вместо фантиков всяких жутких тварей.
Ватага, успевшая привязаться к детям, тем не менее вздохнула с облегчением. (Цыпф, например, чувствовал себя в компании близнецов дрессированной блохой – сегодня к тебе благоволят, а завтра могут задавить ненароком.) Искренне расстроилась одна только Лилечка.
– Ах, жалость-то какая! – причитала она. – Такой случай упустили! Ведь они всю нашу жизнь могли переиначить! И солнышко на небо вернуть, и все-все по-старому устроить.
– Телка ты глупая, – не сдержался Зяблик. – Не будут они ничего по-старому устраивать. Ни к чему им такое. Это то же самое, что тебя опять мамкину сиську сосать заставить да пеленки пачкать. Плевать им на все старое, тем более что они его и не знали. Выросли детки… Теперь кому хочешь копыта оттопчут.
Зяблика неожиданно поддержала и Верка.
– Прошлого, подруга, не вернешь, – вздохнула она, почему-то пробуя на вес свои груди. – И в этом ты оч-чень скоро убедишься.
Лилечка надулась, отошла в сторонку и занялась губной гармошкой. Теперь это было непременным признаком ее дурного настроения. Зяблик так и говорил: «Наступил плохой момент – запиликал инструмент».
Ватага между тем уже вышла из-под сени небесного невода, вне которого их сокрушительное оружие теряло всякую силу. Долго спорили, как следует поступить с кирквудовской пушкой. Все понимали, что тащить этот бесполезный груз дальше не имеет никакого смысла. Поэтому обсуждались два предложения. Одно – надежно спрятать пушку на территории Будетляндии. Другое – немедленно привести ее в абсолютно негодное состояние. За первое предложение горячо ратовал Смыков, за второе – Лева Цыпф.
– Вы, братцы мои, поговорку о запасе, благодаря которому задница урона не понесет, все, конечно, знаете, – Смыков понизил голос, дабы слова его не достигли ушей музицировавшей невдалеке Лилечки. – Поговорку эту, между прочим, поэт Пушкин придумал. Когда по Кавказу на бричке путешествовал…
