Планета Багровых Туч ( Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.) - Стругацкие Аркадий и Борис (электронная книга TXT) 📗
От нашего городка до подножия сопки по прямой около трид цати километров. Но то, что еще можно называть дорогой, кончается на шестом километре, в небольшой деревушке. Дальше нам предстояло петлять по плоскогорью, поросшему березами и осинами, продираться через заросли крапивы и лопухов, высотой в человеческий рост, переправляться через мелкие, но широкие ручьи—речушки, текущие по каменистым руслам. Эти удовольствия тянулись примерно два десятка километров, после чего начиналось широкое «лавовое поле» ? равнина, покрытая крупным ржавым щебнем выветрившейся лавы. Лавовое поле использовалось соседней авиационной частью как учебный полигон для тактических занятий. Осторожный Коля Гинзбург накануне дважды звонил летчикам, чтобы наверняка удостовериться в том, что в ночь с субботы на воскресенье и в воскресенье вечером они практиковаться не будут, ? предосторожность, по—моему, совсем не лишняя. Легкомысленный Строкулев не преминул, однако, слегка пройтись по поводу малодушной «перестраховочки». Тогда Коля без лишних слов расстегнул китель, поднял на груди сорочку и показал под ребрами с правой стороны длинный белый шрам.
? «Мессер»,? с выражением сказал он.? И я не желаю получить еще одну такую же от своего… Тем более в угоду некоторым невоенным военным…
На этом разговор окончился. Витька страшно не любил, ког да ему напоминали о том, что в войне он по молодости не участвовал. Он был зверски самолюбив. Впрочем, через четверть часа Коля спросил у надувшегося Витьки папиросу, и мир был восстановлен.
Значит, лавовое поле не грозило нам никакими неожиданностями. Оно плавно поднималось к сопке и заканчивалось крутыми, обрывистыми скалами. Дальше машина уже пройти не могла. Там, под этими скалами, мы рассчитывали разбить наш ночной лагерь.
Итак, мы тронулись в путь. Погода была чудесная. Вообще осень в наших местах, «на краю земли»,? самое лучшее время года. В сентябре и октябре почти не бывает ни туманов, ни дож дей. Воздух прозрачный, тонкий, мягкий. Пахнет увядающей зеленью. Небо днем ? бездонно—синее, ночью ? черное, бархатное, усыпанное яркими немигающими звездами. Мы не торопясь тащились по развороченной еще летними дождями дороге. Впереди над щетиной леса призрачным сизым конусом возвышалась Адаирская сопка. У вершины конус был косо срезан. Если приглядеться, можно заметить, что склоны сопки отливают рыжеватым оттенком, кое—где поблескивают пятна снега. Над вершиной неподвижно стынет плотное белое облачко паров.
Через полчаса мы въехали в деревню, и тут Виктор Строку лев попросил остановиться. Он сказал, что хочет забежать на минутку к одной знакомой девушке. Мы великодушно не возражали. В радиусе восемнадцати километров от нашего городка я не знаю ни одного населенного пункта, где бы у Строкулева не было «одной знакомой девушки».
Не прошло и пяти минут, как он выскочил из домика с доволь ным видом и с объемистым свертком под мышкой.
? Поехали,? сказал он, усаживаясь рядом с шофером и пе ребрасывая сверток Коле Гинзбургу на колени.
Машина снова тронулась. Витька высунулся и грациозно по махал рукой. Я заметил, что занавеска в маленьком квадратном окне слегка отдернулась. Мне даже показалось, что я увидел блестящие черные глаза.
— Что это он приволок? ? равнодушно осведомился майор Перышкин.
— Посмотрим,? сказал Коля и развернул сверток.
— В свертке оказалось целое сокровище ? десяток мятых соленых огурцов и большой кусок свиного сала. Строкулев обернулся к нам, облокотившись на спинку сиденья.
? Если Строкулев что—нибудь делает…? небрежно начал он, но тут машина подпрыгнула, Витька ударился макушкой о раму крыши, лязгнул зубами и моментально замолк.
Началась самая трудная часть пути. К счастью, на плоского рье сохранились тропы, оставленные нашими альпинистами летом. В лесу, в чаще берез и осин, исковерканных свирепыми зимними ветрами, были проделаны просеки, и нам почти не пришлось пользоваться топором. Временами «газик» с жалобным ревом увязал в путанице полусгнивших ветвей, переплетенных прочными прутьями молодых побегов и густой порослью высокой травы. Тогда мы вылезали, заходили сзади и с криком «Пошла, пошла!» выталкивали машину на ровное место. При этом Коля Гинзбург, упиравшийся спиной в запасное колесо, неизменно валился на землю, а встав и почистившись, произносил древнюю военную поговорку: «Славяне шумною толпою толкают задом «студебеккер»». Через четверть часа все повторялось снова.
Уже темнело, когда мы, взмокшие и грязные, выбрались на конец на лавовое поле. «Газик», трясясь и подпрыгивая, покатился по хрустящему щебню. В небе загорались звезды. Коля задремал, навалившись на мое плечо. Огни фар прыгали по грудам щебня, поросшим местами редкой сухой травой. Стали попадаться неглубокие воронки от бомб ? следы учебы летчиков ? и мишени ? причудливые сооружения из досок, фанеры и ржавого железного лома.
Над плоскими холмами справа разгорелось оранжевое заре во, выкатилась и повисла в сразу посветлевшем небе большая желтая луна. Звезды потускнели, стало светло. Миша прибавил ход.
? Через часок можно будет остановиться,? сказал майор Пе рышкин.? Возьми чуть правее, Миша… Вот так. Он сунул в рот сигарету, чиркнул спичкой и сразу же обнаружил, что Строкулев, воспользовавшись темнотой в машине, запустил пальцы в сверток, лежавший на коленях у сладко спящего Гинзбурга. Порок был наказан немедленно: майор звонко щелкнул Витьку в лоб, и тот, жалобно ойкнув, убрался на свое сиденье.
— А я слышу, кто—то здесь бумагой шуршит,? спокойно сказал Перышкин, обращаясь ко мне. ? А это, оказывается, вот кто…
— Я хотел только проверить, не вывалились ли огурцы,? обиженно заявил Строкулев.
? Ну и как? Не вывалились? ? с искренним интересом спро сил майор.
Мы ? я и Миша, согнувшийся за рулем, дружно хихикнули. Строкулев промолчал, а затем вдруг принялся рассказывать какую—то длинную историю, начав ее словами: «В нашем училище был один…» Он еще не дошел до сути, и мы даже не успели сообразить, имеет ли эта история какую—либо связь с попыткой похитить огурец, когда лучи фар уперлись в огромные валуны и «газик» затормозил.
? Приехали,? объявил Перышкин.
Мы выбрались из машины в прозрачный свет луны. Стояла необыкновенная, неестественная тишина. Склоны сопки полого уходили в небо, вершины не было видно ? ее заслоняли почти отвесные стены застывшей лавы, четко рисовавшиеся на фоне бледных звездных россыпей.
? Ужинать и спать,? приказал майор Перышкин.
Были раскрыты заветный баул и сверток «одной знакомой девушки». На разостланной плащ—палатке постелили газеты. Коля очень ловко раскупорил бутылку и содержимое «расплескал» по кружкам.
Поужинав, мы уложили остатки провиантских запасов в баул и рюкзаки, завернулись в шинели и улеглись рядком на плащ—палатках, стараясь потеснее прижаться друг к другу, потому что ночь была весьма прохладная. Строкулев, оказавшийся с краю, долго вздыхал и ворочался. Позже, уже сквозь сон, я почувствовал, как он ввинчивается между мной и Николаем, но проснуться и отругать его я так и не смог.
Майор разбудил нас в шесть часов. Утро было чудесное, такое же, как вчерашний вечер. Солнце только что взошло В глубоком, чистом небе на западе, над зубчатыми вершинами Калаканского хребта, едва проступающими в туманной дымке, бледным, белесым пятном висела луна. Неподалеку от нас журчал ручей. Мы умылись и наполнили фляги, а когда вернулись, то увидели, что Строкулев по—прежнему валяется на плащ—палатках, натянув на себя все наши шинели. Тогда Коля аккуратно плеснул из своей фляги немного ледниковой воды за шиворот блаженно всхрапывающего лентяя. И тихое безмятежное утро огласилось…
Словом, через полчаса мы, в ватниках, навьюченные рюкза ками, с лыжными палками в руках, стояли, готовые к подъему, а майор Перышкин давал шоферу Мише последние указания:
? От машины ? ни шагу! Спать захочешь ? спи на сиденье. А лучше всего сиди и читай. Карабин не трогай. Ясно?
? Так точно, товарищ майор, ясно! ? ответствовал Миша.
