Узкие врата (СИ) - Дубинин Антон (читать книги без регистрации TXT) 📗
Так бились и падали в небо слова под тяжелый колокол горя, колотивший у Алана в голове. Он не знал наверняка совсем ничего, но сердце его безошибочно знало, что Годефрея он больше никогда не увидит. Чувствуя себя смертельно усталым — я не хочу никого видеть, я хочу просто доделать все до конца и спать, спать — Алан провел рукой по нечесаным волосам, убирая их с глаз. Просвечивающий сквозь них ало-золотой свет (дивная, грозная мистерия вечернего неба… Закат наискось, вдалеке — лучи до земли, алая кровь, алое золото, сумасшедшая осенняя лазурь) дробился слезной радугой. Господи, как же я устал.
В кармане было что-то твердое, прямоугольное, воткнувшееся в бок при неудачной попытке откинуться на спину. Он вытащил посмотреть — и сердце его еще раз раскололось: это была красная книжечка, личная карта, то, что вложил ему в руку Фил, прежде чем навсегда оттолкнуть его от себя… «Вот, возьми. На всякий случай». Не на Аланский всякий случай — нет, на его, Филов, на тот всякий случай, если его убьют и будут обыскивать тело, желая знать, кто он такой.
Это чтобы гадали подольше. Чтобы не трогали маму и сестер, чтобы не вышли через них на Эриха.
На черно-белой фотографии — спокойное белое лицо, черный воротничок рубашки, светлые, глядящие прямо перед собой глаза. Квадратный, выставленный вперед подбородок. Волосы еще длинные, гладко зачесанные назад, завязанные в хвост. Таким ты был, пока все это не началось. Годефрей Филипп, без малого двадцать три года. Теперь уже и в вечности — без малого двадцать три.
Артур, молчаливо стоявший рядом, чуть тронул его за рукав. Алан дернулся, словно просыпаясь — и верно: за десять минут краткого привала на обочине, вдалеке наконец появилась машина. Предыдущая, проехавшая минут пятнадцать назад, конечно же, собиралась свернуть на Святогоры через два километра, и двум усталым мальчишкам на обочине — наверное, братьям — помочь ничем не могла. Водитель, толстоватый дружелюбный дяденька с торчащим из-под майки волосатым животом, перед тем как укатить, пошарил на заднем сиденье и вручил Артуру кисловатое большое яблоко местного сорта. Яблоко Артур послушно схрупал две минуты назад, огрызок, поразмыслив, бросил в кусты. Это не мусор, это штука природная, его бросить можно.
О, машина! Очередная маленькая надеждочка! Алан согласно кивнул, затолкал Филову карточку обратно в карман, поднимаясь не без труда (Артур протянул ему было руку, чтобы помочь — но тот не заметил). Рюкзак поднимать не обязательно — пусть себе валяется пока, если повезет с машиной, сразу в багажник погрузим… Алан встал, расправляя плечи, как раз лицом к заходящему солнцу, слепившему глаза, и привычно выкинул в сторону правую руку с отставленным большим пальцем.
Солнце, светившее в правый глаз, превращало приближающийся фургончик в темный, четко обрисованный силуэт. И поэтому цвета его — синий и белый — Алан разглядел, только когда он подъехал совсем уж близко. Да что там, и без того убегать было бы бесполезно, и некуда — в сторону от дороги, и кувырком в кусты, и бегом через открытое поле — плохая уловка против Монкенской Окружной полиции.
Нелегкое дело — патрулировать все шоссе, ведущие из Кристеншельда. Тем более что искомые преступники, возможно, еще скрываются где-то в городе, а город большой, и закоулков там много… Но если речь идет о таком серьезном преступлении, как — последовательно перечисляем — убийство женщины, похищение ребенка, а потом — оказание сопротивления властям, в результате чего убит один полицейский и серьезно ранен другой, — то можно обратить внимание и на такое пустяшное явление, как жалкая сельская дорожка направлением на три не менее жалкие деревни. А дело-то касалось не только светских властей — ООНовские полицейские по просьбе эмериканского ордена (розыск, патронируемый святой инквизицией, дело каким-то образом затрагивает интересы Римского Престола) подключились к расследованию, и как было бы удачно, если бы одного из террористов удалось взять живым! Но, к сожалению, Монкенская Окружная полиция — это вам не миротворческие службы, и преступник, чья личность до сих пор не установлена, был убит при оказании сопротивления властям. Бывший при патруле эмериканец брат Амелий не подробно, но уж как мог описал приметы террористов, успевших скрыться, и вообще эта республиканская полиция ни на что не годна, если бы не монахи — все бы позорно упустила, и мало ли, кому не хочется патрулировать никчемные сельские дороги — разозленные ООНовцы всех на уши поставили, эти дурацкие инквизиторы их науськали, откуда их чума принесла на нашу голову… Так, или примерно так, размышлял молодой полицай Иннокентий Леонид, сидя за рулем и стараясь не глядеть на жующего жвачку коллегу (все время кэп их вместе отправляет, издевается, что ли — как будто не знает, что они с этим Томасом друг друга терпеть не могут… Отвратительный день, да еще и солнечный, как назло. Эх, Эмма, Эмма, ну какого же Темного так поступать? Ведь этот урод, он просто посмешище всего отделения. Эх ты, Эмма, я-то думал, ты — понимающая девушка, а оказалась обычная шлюха, которая вешается на шею тому, кто больше даст… Да еще, в добавок ко всем несчастьям, разболелся давний приятель, коренной зуб, давно пора бы вырвать, теперь уж точно вырву — завтра же пойду в клинику, сколько можно мучиться… И если бы «этот урод» Томас не толкнул его локтем под руку (машина слегка вильнула), он и не заметил бы двух голосующих фигурок впереди, на обочине. Солнце светило прямо на двоих автостопщиков, и у одного ярко блестели светлые волосы, а второй был совсем маленький — подросток. Две противоположные мысли — «Описание, кажись, подходит» и «Вот надо же, сопляки какие, куда уж там террористы» — прозвучали в голове одновременно, когда Иннокентий, трогая кончиком языка дупло в больном зубе, нажал на тормоза.
…Рука Алана все еще висела, покачиваясь, в воздухе, хотя сердце уже обрушилось в пятки. Артур, пряменький, напряженный, смотрел на него снизу вверх. Фил, черный и непроницаемый, как всегда, чуть заметно кивнул товарищу, слегка оттесняя его назад, чтобы прикрыть собой… Так, стоп, какой еще Фил? Нет никакого Фила. Это сам Алан, теперь бывший еще и Годефреем, чуть заметно кивнул тому, за кого отвечал, слегка оттесняя его назад… чтобы тот мог бежать, если все будет совсем плохо.
Как это дико и непривычно — быть старшим из двоих. Быть тем, кто отвечает за себя и за спутника.
— Привет, парни. Автостопом занимаетесь?
Этот парень в серой форме был ненамного старше Алана. Наверное, где-то Риков (и Филов) ровесник. Второй, сидевший за рулем, был чуть-чуть постарше, слегка перекошенный на лицо; а этот выглядел и обращался вполне дружелюбно.
— Ага, — съеживаясь, Алан послал полицейскому самую свою безобидную и глуповатую улыбку. Главное — не выбиться из образа, помоги мне Господь, я сейчас — дебил-подросток, прогуливающий школу, а это — мой младший брат, о, надо же было быть таким дебилом, чтобы не придумать подходящую легенду заранее.
— Ага, сэр… Простите, сэр… А разве запрещено, сэр?
— Да вроде нет пока, — полицейский — ничего, довольно красивый парень, темноволосый, с тонкими усиками — языком передвинул во рту комочек жвачки. — Хотя это смотря кому. Поэтому, ребята, давайте показывайте документы.
Он уже выбрался из машины — для порядку, должно быть, для большей внушительности; солнце, светившее у него за спиной, окружало полицая золотым ореолом.
Второй полицейский, некрасивый и рябоватый, с длинным неприветливым носом, придававшим лицу какое-то унылое, птичье выражение, забарабанил пальцами по рации.
— Ой, сэр… Документы, сэр?..
— Именно — «документы, сэр», — передразнил красивый полицейский, кокетливо кладя руку на пояс, на рукоять ужасной резиновой дубинки. Глаза Алана невольно метнулись к ней, оценивая размеры и тяжесть. Потом виновато обратились к Артуру.
— Эй, Рики (Имя, словно бы освободившееся после смерти брата, выскочило само, совершенно случайно.) У тебя есть, это… какой-нибудь документ?
