Дикий берег - Робинсон Ким Стэнли (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
– За домом плохо присматривали, очень плохо. Вы все уволены.
– Хо-хо, – сказала Кэтрин, – сейчас тебе придется снова нанять нас за деньги, чтобы мы помогли убраться.
Мы открыли все окна и устроили сквозняк. Габби и Дел выпалывали сорняки, мы с Томом и Доком прошли по гребню к ульям. Том, увидев их издали, ругнулся, но все оказалось не так и плохо. Мы немного их прибрали, потом Док велел возвращаться. Из трубы валил белый дым, большое переднее окно сверкало чистотой, на крыше стоял Габби с молотком, клещами и гвоздями, искал дыру и кричал, чтобы ему показали, где она. Когда мы вошли, Кэтрин стояла на табуретке и стучала метлой в потолок.
– Давай-давай, – сказал Том, – проломи мне крышу окончательно.
Кэтрин замахнулась на него метлой, не устояла и спрыгнула с падающей табуретки. Кристин уронила тряпку для вытирания пыли и с визгом бросилась к сестре. Ребл сняла с печки чайник, и мы собрались в столовой выпить ароматного Томова чая.
– Ваше здоровье! – сказал Том, поднимая дымящуюся кружку. Мы подняли свои и подхватили тост.
Вечером я вернулся домой и услышал от отца, что заходил Джон Николен, спрашивал, чего я больше не рыбачу. Прежде мы питались главным образом рыбой, которую я получал за работу, и сейчас отец был расстроен. Поэтому на следующий день я присоединился к рыбакам и дальше выходил на лов всякий раз, как позволяла погода. На воде стало заметно, что год на исходе. Солнце уже не поднималось так высоко, начались холодные течения. Часто во второй половине дня с моря наползали тучи. Мокрые руки мерзли и краснели, зубы стучали, кожа покрывалась пупырышками. Люди берегли силы, говорили коротко и только по делу. Меня это устраивало. Пронизывающий ветер дул в спину, когда мы в ранних сумерках гребли к берегу; под темно-синими облаками береговые обрывы казались бурыми, холмы – темно-зелеными от сосен, океан – стальным. В темноте желтые костры у реки сияли маяками, хорошо было видать их за излучиной. Подтащив лодки к обрыву, я вместе с другими шел к костру отогреться, прежде чем идти домой. Остальные тоже грелись, держа руки над самым огнем, начинались обычные разговоры, но я в них не участвовал. Хоть я и радовался, что старик жив и дома, других радостей у меня не было. Мне часто бывало худо, и все время чувствовалась пустота. Когда во время рыбалки я заставлял негнущиеся пальцы держать сеть, мне вспоминались ругательство или шутка, которые отпустил бы сейчас Стив, и мне их остро недоставало. Когда лов кончался, меня не ждали на обрыве ребята. Чтобы не напоминать себе об этом, я часто огибал мыс, шел на пляж и бродил по знакомому простору. На следующий день я глубоко вздыхал, натягивал сапоги и вновь отправлялся рыбачить. Но я просто двигался по накатанному. Как-то Том это вычислил. Может, ему сказал Рафаэль, может, сам догадался. Раз после рыбалки я взбирался на обрыв, чувствуя свинцовую тяжесть в ногах, и увидел наверху Тома. Я сказал:
– Вот ты и гуляешь.
Он оставил замечание без ответа и погрозил мне скрюченным пальцем:
– Что тебя гнетет, приятель? Я сжался.
– Ничего. – Взглянул на свой мешок с рыбой, но он схватил меня за руку и потянул:
– Что тебя тревожит?
– Ах, Том. – Что еще можно была ответить? Он знал, что меня тревожит. Я сказал: – Ты сам знаешь. Я дал тебе слово не ходить туда и пошел.
– Ну и забудь.
– Но смотри, что получилось! Ты был прав. Если бы я туда не ходил, ничего бы не произошло.
– С чего ты взял? Они бы пошли без тебя. Я покачал головой:
– Нет, я мог их остановить.
Я объяснил, что произошло и какую роль сыгран я сам в этой истории – все до последней мелочи. Старик кивал на каждую мою фразу.
Когда я закончил, он сказал:
– Да, это плохо. – Я дрожал, и он вместе со мной пошел под дороге. – Но задним числом все умные. Ты не мог знать, что случится.
– Но я знал! Ты мне говорил. И вообще, у меня было предчувствие.
– Ладно, послушай, приятель…
Я поднял голову, он замолк. Нахмурился, признавая, что я прав, не желая себя обелять. Мы еще немного прошли, потом он щелкнул пальцами.
– Книгу писать начал?
– Ох, ради Бога, Том.
Он сильно ткнул меня в грудь, так что я оступился и чуть не упал.
– Эй!
– Попытайся на этот раз меня послушать. Удар попал в цель. Я слушал, широко раскрыв глаза. а он продолжал:
– Не знаю, как долго я смогу выносить это твое слюнтяйство. Мандо умер, и ты отчасти в этом виновен, да. Да. Но это будет мучить тебя без всякой пользы, пока ты не послушаешь меня и не запишешь, как все было.
– Ах, Том…
Он накинулся на меня, снова ткнул! Такое он позволял себе только со Стивом, и все равно на этот раз я готов был дать ему отпор.
– Выслушай меня хоть раз! – крикнул он, и я вдруг понял, что он расстроен.
– Я слушаю, сам знаешь.
– Тогда сделай, как я говорю. Запиши свою историю. Все, что помнишь. Пока будешь записывать, осмыслишь. А когда закончишь, у тебя будет записана история Мандо тоже. Это лучшее, что ты можешь сделать для него теперь, понимаешь?
Я кивнул, в горле у меня стоял комок. Я сглотнул.
– Попытаюсь.
– Не надо пытаться, просто пиши. – Я отпрыгнул, чтоб избежать нового тычка. – Ха! Верно – пиши или поколочу. Это – задание. Пока не выполнишь, не буду тебя учить.
Он погрозил кулаком. Рука у него была – кожа да кости, да еще тонкие шнурки мускулов под кожей. Я чуть не рассмеялся.
Так что я стал думать о книге. Снял ее с полки, где она лежала на старом оселке. Перелистал чистые страницы. Много-то как. И ежу ясно, что мне их не исписать. Хотя бы потому, что слишком долго.
Но я продолжал о ней думать. Пустота не отпускала. Дни стали короче, ночи в хижине – длиннее, и воспоминания постоянно теснились в голове. А старик так настаивал…
Однако, еще до того как я взялся за карандаш, Кэтрин объявила, что пора убирать кукурузу. Стоило ей это решить, и для всех нас, кто на нее работал, началась запарка. Мы вкалывали от зари до зари каждый Божий день. С самого рассвета я вместе с другими срезал серпом кукурузные стебли, связывал в снопы, носил через мост в амбар к дому Мариани, обдирал початки.
Из-за летних штормов кукуруза уродилась плохо, мы быстро покончили с ней и перешли на картошку. Здесь мы работали на пару с Кэтрин. После той ночи у Дока мы редко оказывались вместе, и я поначалу смущался, но она, похоже, не держала на меня зла. Мы просто работали и говорили о картошке. Работа с Кэтрин выматывает. По утрам еще ничего, потому что она вкалывает как лошадь и делает больше своей доли, но беда в том, что она работает в том же темпе весь день, так что ты волей-неволей должен делать больше своей доли изо дня в день, сколько б ни сделала она. А картошку копать – и в грязи увозишься, и спину наломаешь, это обязательно. Конец уборки мы отпраздновали скромной выпивкой в бане. Никто особенно не веселился, поскольку урожай вышел плохой, но по крайней мере он был убран. Мы с Кэтрин сидели на стульях рядом с баней и смотрели на закат. К нам подошли Ребл и Кристин. В другом конце двора Габби и Дел перебрасывались футбольным мячом. Пламя костра едва различалось на розово-алом небе. Ребл была грустная из-за неурожая картошки, даже всплакнула, и Кэтрин много говорила, чтобы ее ободрить.
– От вредителей никуда не денешься. На следующий год попробуем тот порошок, который я купила у мусорщиков. Не огорчайся, фермершей в один год не станешь. Картошка – не дети, сама не родится.
На это Кристин улыбнулась впервые со смерти Мандо, по крайней мере – на моих глазах.
– Голодным никто не останется, – сказал я.
– Но меня уже от рыбы воротит, – фыркнула Ребл. Девушки рассмеялись.
– По тому, как ты ее уплетаешь, этого не видно, – заметила Кристин.
Кэтрин лениво отхлебнула виски.
– А чем ты сейчас занимаешься, Хэнк?
– Пишу в книге, которую мне дал Том, – солгал я, чтобы услышать, как это прозвучит.
– Да ты что? Пишешь про нашу долину?
– Да.
Она подняла брови: