Миры Роджера Желязны. Том 28 - Хаусман Джеральд (полные книги TXT) 📗
— И ее тело?
— Да. Кремировала. Чисто и навсегда.
— Почему она сделала это? Подушка не отвечала.
— Почему она пришла сюда, чтобы покончить с собой? — настаивал он.
— Потому что она не могла уйти без тебя… и не могла остаться.
— Как давно это случилось?
— Семь лет, три месяца и тринадцать дней.
Что-то огненное потекло из соломинки, и он проглотил горьковатую жидкость.
— А дутики? Они реальны или просто являются частью терапии?
— Реальны, но используются для терапии.
— И я действительно убил одного? — Да.
— Когда?
— Две недели назад.
— Значит, я болен.
— Нет, сейчас ты здоров.
Он был болен все это время. Болен! Кушетка зажужжала, покрывало завибрировало, и ему снова стало сухо и тепло.
— Послы дутиков просят разрешения войти, — доложила подушка.
— Значит, ты все же разбавляла мои напитки? — Да.
— Тогда пусть они войдут.
Акт III
Он осмотрел комнату, в которой провел почти семь лет. Стены дрогнули под натиском воспоминаний.
Лен вернулся, принеся с собой запах времени и пространства, — вернулся, чтобы без слов посмотреть ему в глаза и ударить в лицо. Когда он пришел в себя, Лен исчез, как исчезли и два его зуба, один из которых потом нашелся на полу. Он налил бокал, обломал все ногти, корчась в безумии рядом с цветами у бассейна, затем налил еще бокал, поплакал немного и налил еще бокал. Он отнес ее на кушетку и помолился, налил бокал, поплакал, заблокировал дверь, а потом заснул и проснулся через семь лет и три месяца. Руки ныли от уколов, которыми подушка Лициды гасила его боль. Он ел яйца и тосты, и к нему снова возвращался рассудок.
Он вызвал транспортный портал.
Огромный стебель белой лилии взломал паркет и склонился над постелью. Он принял душ, оделся и спроецировал на одну из стен огромные двери. В нее осторожно вошли первые дутики.
Он улыбнулся им:
— Привет, ребята.
Но они входили и входили, заполняя Святилище. Они обступали его кушетку плотными рядами, пока он улыбался им и кивал. И тогда он сел, устало опираясь на подушку.
— Вот вы и пришли, возжаждав правосудия.
— Что тебе надо? — спросили они.
— Ничего, — ответил он.
Наступила тишина. Дутики поймали его, как бабочку, в желтоватый сачок видений.
— А вам что надо?
— Ответа! Почему ты убиваешь нас?
— Это не я, — ответил он. — Это мое безумие. Я приношу вам свои извинения.
— Если ты, — сказал один из них.
— Уйдешь, — добавил другой.
— Все будет, — произнес третий.
— Забыто, — закончил четвертый.
— Но если ты…
— Останешься…
— Тебе придется…
— Умереть!
— И не надо «капризничать», — вставил один из них голосом Филлис.
— Хорошо, — со вздохом ответил он. — Хорошо, ребята. Но прежде чем уйти, я хочу попросить вас об одной услуге. Не судите о Земле по моим поступкам. Изучите наше наследие и по достоинству оцените то, что создали мои соплеменники. Я не лучший представитель своего вида — скорее даже один из худших. Доказывая суетность стремлений, я погубил несколько жизней и лишь теперь осознал, как был не прав. — Осмотрев угрюмые лица дутиков, он спросил: — Если я оставлю вам Землю, что вы сделаете с творениями людей?
— Сожжем, — прожужжал первый.
— Закопаем, — проскрипел второй.
— Переделаем, — прогудел третий.
— Забудем, что они когда-то существовали, — просвистел четвертый.
Остальные дутики смотрели на него, издавая странные звуки. Неужели смех?
— Кто ты? — спросил он ванильную пирамиду.
— Шут, — ответил дутик. — Я высмеиваю наших владык.
— А ты кто? — спросил он одного из тех, с которым говорил.
— Первый среди равных. — Ответив, дутик повернулся к соседу и спросил: — А ты?
— Второй. А ты?
— Третий.
— С Шутом вас четверо. Прекрасно! Он засмеялся и воскликнул:
— Приветствую тебя, комический король снегов!
Землянин поклонился. «Второй» метнулся к нему, вытягивая жвало.
Он увернулся, не позволяя острым клешням приблизиться к своей шее. Его правая рука перехватила жвало. Гордо взглянув на дутиков, он холодно промолвил:
— Прошу прощенья, сэр. Я был не прав, — промолвил он, сжимая хватку. — Все, чем мог задеть я ваши чувства, честь и положенье, прошу поверить, сделала болезнь. [6]
Едва рука и жвало встретились, свет начал блекнуть. Под жужжание встревоженных дутиков комнату заполнил мрак. Когда воцарилась тишина, он продолжал:
— Прошу во всеуслышанье, при всех, сложить с меня упрек в предумышленье. Пусть знают все: я не желал вам зла…
Свет вспыхнул вновь — свет огня чадящих факелов, которые, как грибы, возникли на закопченных стенах. Пятьдесят или шестьдесят ярко наряженных придворных собрались в темной дворцовой зале. Его кушетка превратилась в трон, на котором сидел бородатый мужчина в тяжелой пурпурной мантии и с золотой короной на голове.
На стенах висели гобелены с грубо вышитыми эмблемами ярких цветов. Здесь же виднелись головы убитых хищников и топоры, покрытые копотью и пятнами ржавчины. В двадцати — тридцати футах над ними угадывался темный свод, сквозь который по стенам сочилась тьма.
На нем были черные штаны и белая рубашка с открытым воротом; волосы блестели как сталь. Взор небесно-голубых очей застыл на смуглом мужчине, чья длань дрожала в его руке.
«Говори же!» — настойчиво подумал он. Рот соперника корчился от незнакомых слов, но мышцы горла начинали расслабляться.
— В глубине души, где ненависти, собственно, и место, прощаю вас. Иное дело честь…
Постепенно его голос окреп:
— До той поры ценю предложенную вами дружбу и дружбой отплачу.
— Душевно рад и с легким сердцем принимаю вызов. — Выпустив руку соперника, он отвернулся и захохотал. — Приступим. Где рапиры?
— Мне одну!
— Хотите, стану я для вас рапирой? — съязвил он с шутовской улыбкой.
— Да вы смеетесь, сэр!
— Нет, жизнию своей клянусь, что нет. — Он снова схватил соперника за руку.
Тот отвернулся и отступил на несколько шагов, словно жест дружбы был чем-то новым для него. Удивленный его внезапной грацией, он быстро проделал фехтовальную разминку и удовлетворенно засмеялся.
— Раздайте им рапиры, — приказал мужчина в короне. — Известны вам условья?
— Да, милорд.
Его противник потрогал пальцем острие оружия.
— Другую. Эта слишком тяжела.
Он выбрал себе клинок, взглянул на противника, но тот лишь холодно кивнул в ответ. Облизав губы, землянин рассек оружием воздух и вышел на линию с соперником.
— Мне эта по руке, — сказал он с задором. — Равны ли обе?
— Да, милый принц.
Сверкнув улыбкой поверх косой дуги салюта, он принял выжидательную позу.
Да, он вовлек их в игру, прекрасную игру, в которой они наслаждались чувством движения и новыми образами; в которой они видели цвета Земли жутковатыми глазами людей и говорили на их языке.
Конечно, тут была и доля принуждения: им приходилось стоять в определенных местах, делать те или другие жесты. Кто-то радостно восклицал, кто-то горестно ужасался. Но потом король потребовал вина и, бросив жемчужину в кубок, громко произнес:
— Начнемте. Вниманье, судьи! Просим не зевать!
Атмосфера накалилась от невидимых разрядов ожидания. В каждом движении дутиков чувствовалось страстное нетерпение. Затаив дыхание, они полуосознанно пригнулись вперед при команде: «Готовьтесь».
— Бьюсь! — вскричал противник, и клинки, сверкнув, соприкоснулись, как языки стальных гадюк.
(Удар парирован… два шага вперед… ложный выпад… еще один… коварный бросок навстречу.) Попал!
— Удар.
— Отбито.
— Судьи!
— Удар, удар, всерьез.
— Возобновим.
— Стой, выпьем, — закричал король. — Пью за твое здоровье! — Он сделал жест слуге. — Жемчужина твоя! Бокал герою!
6
Здесь и далее использованы цитаты из «Гамлета» в переводе Бориса Пастернака.