Немезида (пер. Ю.Соколов) - Азимов Айзек (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗

– Именно это я и хотел сказать, капитан. В атмосфере спутника присутствует значительное количество свободного кислорода. Вы можете объяснить мне его присутствие чем-нибудь кроме фотосинтеза? Или вы способны назвать планету необитаемой, когда на поверхности ее существует жизнь, производящая кислород?

На миг воцарилось мертвое молчание, потом Уэндел проговорила:

– Ярлоу, это просто нереально. Вы уверены, что не напутали с программой…

Глядя на By, Бланковиц двинула бровями – вот видите?

Все так же сурово Ярлоу проговорил:

– Мне еще не случалось, как вы сказали, что-либо путать в программах, но я, безусловно, с охотой выслушаю любые замечания от всякого, кто лучше меня владеет методикой инфракрасного спектрального анализа. Я не знаток в этой области, однако прилежно следовал рекомендациям Бланка и Нкрумы.

Крайл Фишер, восстановивший известную уверенность в себе после инцидента с By, не колеблясь, выступил с собственным мнением:

– Конечно, когда мы окажемся ближе, то сумеем подтвердить этот факт или опровергнуть, но пока можно предположить, что доктор Ярлоу прав. Однако если в атмосфере этого мира существует свободный кислород, разве не может он иметь искусственное происхождение?

Все взоры обратились к Фишеру.

– Как это? – невозмутимо произнес Ярлоу.

– Да-да, весь этот кислород может оказаться искусственным. Или это невозможно? Вот мир, пригодный для жизни во всем, кроме атмосферы, состоящей из окиси углерода и азота, как во всех безжизненных мирах, таких, как Марс и Венера. Стоит бросить в океан водоросли, и все: прощай, окись углерода – привет тебе, кислород. Ну или что-нибудь в этом роде. Я здесь не эксперт.

Все по-прежнему молча смотрели на Фишера.

– Я говорю об этом потому, – продолжал он, – что на фермах Ротора поговаривали о создании на планетах земных условий. Я работал на этих фермах.

Роториане проводили семинары по преобразованию планет, и я посещал их потому, что мне казалось, эти разговоры обнаруживают явную связь с разработками гиперпривода. Вышло иначе: вместо гиперпривода мне удалось кое-что узнать о преобразовании планет.

– А вы, Фишер, случайно не помните, сколько времени должно было уйти на все это по их расчетам? – спросил наконец Ярлоу.

Фишер развел руками.

– Увы, доктор Ярлоу. Просветите меня, чтобы сберечь время.

– Хорошо. Ротор добрался сюда за два года – если он действительно где-то здесь. Значит, роториане провели тут уже около тринадцати лет. Если бы весь Ротор состоял только из одноклеточных водорослей, и их бросили бы в океан, и если бы все они выжили и принялись расти, выделяя кислород, то, чтобы достичь нынешнего уровня – а кислорода в атмосфере планеты восемнадцать процентов, и окиси углерода только следы, – на все, наверное, потребовалось не менее нескольких тысяч лет, Ну сотен – если условия необыкновенно благоприятны. Но уж безусловно гораздо больше тринадцати лет. Между прочим, земные водоросли приспособлены к земным условиям. И другой мир скорее всего совсем не подойдет им, или же рост их окажется очень медленным… Пока еще земные организмы сумеют приспособиться к новым условиям. За тринадцать лет такие перемены невозможны.

Фишер невозмутимо слушал.

– Ага, значит, если там изобилует кислород, а окись углерода отсутствует и роториане здесь ни при чем – то что отсюда следует? Выходит, мы обязаны предположить, что мир этот населен жизнью внеземного происхождения?

– Именно к такому выводу я и пришел, – заключил Ярлоу.

– Придется согласиться, – мгновенно отозвалась Уэндел. – Фотосинтез обеспечивает местная растительность. Но это ни в коей мере не означает, что роториане высадились туда или вообще добрались до этой системы.

На лице Фишера отразилось досада.

– Видите ли, капитан, – подчеркнуто официально проговорил он, – вынужден заметить, что это и не значит, что роториан там нет и что они не добрались сюда. Если планета обладает собственной растительностью, значит, роторианам не пришлось ее преобразовывать – они могли просто приступить к ее использованию.

– Не знаю, – проговорила Бланковиц, – Нет никаких оснований предполагать, что растительность чуждого мира годится в пищу людям. Скорее всего, мы не способны переварить ее или как-то использовать. Можно с достаточной уверенностью предположить, что она окажется ядовитой. Но если существует растительный мир, должен быть и животный, а чем это чревато – нам трудно судить.

– В таком случае, – сказал Фишер, – роториане вполне могли выгородить себе кусок земли, уничтожить там всю местную жизнь и насадить собственные растения. И эти плантации с годами должны были только увеличиваться.

– Предположения и предположения, – пробормотала Уэндел.

– Во всяком случае, – отозвался Фишер, – сидеть здесь и сочинять всевозможные варианты – дело бесперспективное. Придется исследовать этот мир самым тщательным образом, с самого близкого расстояния – с поверхности, если понадобится.

– Я целиком с вами согласен! – воскликнул By.

– Я биофизик, – заметила Бланковиц, – и если на планете действительно окажется жизнь, то ее необходимо исследовать во что бы то ни стало.

Уэндел оглядела всех и, слегка покраснев, вдруг согласилась:

– Я полагаю, что все вы правы.

– Чем ближе мы подлетаем, – сказала Тесса Уэндел, – и чем больше узнаем о планете, тем больше в ней непонятного. Мир этот мертв. Есть ли у кого-нибудь сомнения? На ночной стороне мы не заметили вспышек света, ничто не доказывает существования растительности или других форм жизни.

– Прямых признаков нет, – согласился By, – но ведь что-то должно поддерживать содержание кислорода. Правда, я не химик, но что-то не помню такого химического процесса. Может быть, кто подскажет? – Никто не ответил, да By и не ждал ответа. – Сомневаюсь, что даже химик сможет предложить рациональное объяснение. Если в атмосфере есть кислород, значит, в ней идут биологические процессы, поддерживающие его наличие. Мы ничего другого не знаем.

– Справедливость ваших слов доказывается существованием единственной планетной атмосферы, содержащей кислород, – сказала Уэндел. – Других, кроме Земли, мы не знаем. Возможно, в будущем над нами еще посмеются, если выяснится, что Галактика полным-полна планет, кислород в атмосфере которых не имеет ничего общего с жизнью. Нас будут упрекать, как, дескать, по одному-единственному примеру можно было решить, что кислород в атмосфере обязательно имеет биологическую природу.

– Нет, – раздраженно ответил Ярлоу, – так, капитан, в науке проблем не решают. Можно придумать бездну гипотез, только не следует полагать, что законы природы будут меняться ради нашего удобства. Если вы хотите обнаружить небиологический источник атмосферного кислорода, будьте добры предложить подходящий механизм.

– Но в отраженном свете, – возразила Уэндел, – мы не видим признаков существования хлорофилла.

– А почему он там должен быть? – спросил Ярлоу. – Вполне возможно, что возле красного карлика эту роль исполняет другая молекула. Могу я высказать предположение?

– Будьте любезны, – ответила Уэндел, – мне кажется, что ничего другого от вас я уже давно не слыхала.

– Великолепно! Пока мы можем сказать только, что суша этого мира полностью лишена жизни. Но это ничего не значит – лишь четыреста миллионов лет назад континенты Земли были столь же безжизненными, однако планета уже имела кислородную атмосферу, даже изобиловала жизнью.

– Ее водными формами.

– Да, капитан. В этом нет ничего плохого. Возможно, и там существуют какие-то водоросли – нечто вроде микроскопических растений, выполняющих роль поставщиков кислорода. Водоросли земных морей выделяют восемьдесят процентов кислорода, каждый год поступающего в атмосферу. Это объясняет все: и наличие в атмосфере кислорода, и отсутствие жизни на суше. А значит, нам никто не помешает исследовать планету: мы опустимся на безжизненном материке и изучим море с помощью доступных средств, а все подробности оставим следующей экспедиции.