Игры с призраком. Кон третий. - Витич Райдо (книга жизни txt) 📗

— Увижу, убью, — поцедила Анжина.

— Нет уж, это мое дело, — тихо, но до дрожи сердито постановил Шерби. Знал Анжину — быстро убьет, а тот смерти лютой и долгой заслуживает.

— Ты как вообще? — покосился на нее.

— Тупой вопрос, — буркнула.

— Чем поил-то?

Та глянула потеряно:

— Кабы я знала. Опять об этом? Может, сообразим, как к речке выти и переправиться. Мешкать нельзя — ярлы вечером вчера вышли.

— Ну, их много. Пока толпой до реки докатят, пока поднимутся вверх по течению, — огляделся, примериваясь. — К ночи, не раньше, у излучины будут.

— Там река поворот к Вышате делает, — заметил Миролюб.

— Если бегом, сколько до излучины? — уставилась на гридня Халена.

Тот головой покачал:

— Не успеем. Хоть к князю бегом, хоть к излучине — все едино след ярлов простынет уже, когда явимся.

Кирилл затылок огладил и постановил:

— Короче, бежим до реки, берем лодью с весельниками на абордаж и пилим быстрым темпом к излучине, а там уже все и решим.

А больше выхода и не было.

Троица развернулась и трусцой ринулась вперед.

К вечеру на песок к берегу упали — выдохлись. Кирилл на часы глянул — пять вечера.

— Еще бы лодку быстро найти, — заметил, разметавшись по песку.

— Пять минут! — выставила пятерню Анжина, прося передышки. Первым Миролюб поднялся:

— Лежите покаместь, огляжуся.

— Ну, огляди-ся, — проводил его взглядом мужчина и женщину к себе подтянул, осмотрел разлившуюся от уха до губ синеву по щеке. Хрюкнул:

— Отдохнула, да?

— Я не отдыхать сюда прилетела, — отвернулась. — На себя посмотри — бланш под глазом отцветает, на руках, словно в кандалах были.

— Были, — сел и опять хохотнул, умиляясь — до чего ж жизнь последнее время «спокойная»!

— Ты чего? — глянула смущенно, думая — над ней смеется.

— Поражаюсь темпу жизни. А главное ее однообразности. Блин, просто! Где не появись, везде полный звездец! И мы в эпицентре.

Анжина посмотрела на него и вдруг улыбнулась. Переглянулись — засмеялась оба.

Миролюб вернулся и навис, с недоумением поглядывая на двух смеющихся Богов:

— Не ополоумели часом?

— Ты полегче, паря, все-таки Боги мы, — поддел Кирилл.

— Боги вы тама, — ткнул пальцем в сторону неба с серьезным видом, — а тута все равны.

Мужчина посерьезнел: мудро. Поднялся, уставился на гридня и руку подал, ладонью вверх, как у них в десантуре было положено:

— Друзьями будем.

— Побратимами, — поправил гридень, чуть побледнев от чести такой. Скопировал жест и сжал руку Ливню. — Теперь мы едины и все на всех.

Анжина руки им ладошкой накрыла:

— Еще бы на тот берег и к излучине, а, ребят? А потом братайтесь до упаду!

— Надо к косе выше. Здесь никого, а там вроде лодка, но далеко шибко, — заметил Миролюб.

Двинулись поверху по склону у берега — по песку шагать было неудобно, вязли ноги.

Песок выемкой в лес уходил, широкой полосой вгрызаясь в чащу. Прошли его и услышали за спинами:

— Халена!!!

Всех троих развернуло, лица на миг от ярости перекосило:

— Сам, поганка, явился, — сжал кулаки Шерби.

— Не тронь, — глухо бросила Анжина, глядя на мчащегося к ним всадника. Копыта коня высекали брызги, баламутя воду у берега. Волосы Богутара развевались, лицо искажено.

А за мужчиной пятеро всадников, за теми еще с десяток неслись.

Миролюб к ножнам потянулся — руку ему накрыла:

— Мое это дело, — глянула, и шагнула на песок.

— Анжина! — ступил за ней Кирилл останавливая, но Миролюб ему не глядя рукой дорогу преградил:

— Право ее, — бросил.

— Убьет!

— Узрим.

— Он ее!

— Нет, — улыбнулся одними глазами. — Эва, Ливень — посестры не ведаешь? Да она и не таких, как Богутар охаживала. Верь ей, а и кумекай каково у ее на душе? Пущай сама разберет — верно то, по чести.

— Халена!! — на ходу спрыгивая с коня, кинулся к ней Богутар. — Лапушка моя!!

И замер — женщина меч выставила.

Посмотрел ей в глаза — понял — на бой вызвала.

— А драться не станешь, убью как труса.

— Мужа? — вытащил медленно меч из ножен, взгляд с нее не сводя: запоминал ее такой — прекрасной в спокойной решимости, за которой только один вариант — с этой косы живым уйдет один. — Опомнись, — побледнел.

— Муж говоришь? Ты? Неет, ты не муж, потому что не мужчина. Ты даже не человек — животное, живущее на инстинктах. Хочу и мое — все что знаешь. Все, чем руководствуешься. А мужчина, муж, это прежде человек, это долг, честь, мужество. Ты не себя и не меня опоганил, ты племя мужей великих бесчестил.

— Люба ты мне!

— А ты мне противен.

— А если ребенок мой в тебе?

— Разберусь.

Он был поражен. Он не видел ее такой: спокойной и собранной, презирающей и назидающей, обливающей брезгливостью, как червя. И отталкивающей его и как мужа, и как отца ребенка, как мужчину! И ни капли тепла в глазах — холод ледяной, смертный!

— Обиду чинишь, — прищурил глаза, лицо грозным стало.

— Нет. Червя нельзя обидеть, червя можно раздавить.

И поцеловала меч, прося прощения за скверну — напасть придется первой, иначе Богутар так и будет танцевать вокруг нее.

Взмах и мужчине ничего не осталось, как отразить удар. Еще взмах, еще удар — отошли, глядя в глаза друг другу:

— Убьешь?

— Нет, — заверила, усмехнувшись. Не понравилось это кнежу, понял — не будет примирения, не вернется, что было никогда и Халена больше не будет его, а с песка один уйдет. И понял, что оно и лучше:

— Никому не достанешься, — пообещал. И пошел на нее уже без сожаления. Клинки с лязгом встретились, сошлись у рукоятей. — Моей была, моей останешься, а на небе свидимся.

— Вряд ли, — оттолкнула. Мечи разошлись и с лязгом опять сошлись, искры секлись, так рубились.

Кирилл спокойно стоять не мог — видел — Богутар сильнее, понимал — положит тот Халену, одна у него цель. Но Миролюб плечо ему сжал: держись, муж ведь, не девка.

— По чести все.

— Положит!

— Нет. Обиду посестре не чини, век не простит. Кровью она позор свой смывает. Не дашь — жизнь ей искалечишь. Вот воины кнежа стоят не лезут, и ты не лезь. Всем ведомо — свои у них дела!

Шерби руки в карманы сунул, чтобы сдержаться: как не крути, прав гридень.

Над ухом свистнуло, ожгло чуть плечо — Халена отскочила, руку сжала и на ладонь глянула — кровь.

— Ты — баба, как не бегай, ты женка! — бросил Богутар.

— А чести и мужеству почхать на пол. Они либо есть, либо их нет. А нет и жить не стоит ни женке ни мужу! — процедила, зеленью глаз облив и ринулась на него. Ушел легко, но недалеко.

— Твоя честь! Давно моя, Халена! — засмеялся. — Десять ночей ты спала со мной, десять ночей я познавал тебя и не раз! Твоя честь моя, Халена!

— Это не честь, это тело, всего лишь гребанное тело. Прах оно, не ты, так старость возьмет, а в итоге все равно кострищу погребальному достанется, как и твое. А вот что ты унесешь с собой, уходя? Что оставишь здесь? Память поганую? С чем к предкам придешь, как в глаза им посмотришь?

Кнеж дернулся, взгляд холодным стал, гневным.

Клинки сошлись, опять разошлись, один удар, второй — кружили Богутар и Халена, мечами сходясь.

— А тебе нравилось подо мной! — решил разозлить ее кнеж, но разозлился лишь Кирилл — побелел скулами, взглядом давя урода.

— Телу, Богутар, ты опять спутал — телу.

— Ты выла от радости подо мной!

Халена улыбнулась, видя, что тот дрожит от ярости и бессилия:

— Я ошиблась — ты не червяк — ты щенок, молодой, глупый, живущий на инстинктах — пожрать и потрахатся.

И кинулась к нему, делая обманное движение влево. А сама ушла вправо и вниз, взмахивая клинком. Приземлилась у ног кнежа на песок, на колени и срезала порты вместе с причинным местом одним взмахом. Меч же кнежа, что он только занес, стал очень тяжелым в руке и не пошел вверх, потянул его вниз.

— Еее! — согнуло Кирилла невольно. Не ожидал он такого от Анжины. Миролюб же мстительно усмехнулся: а и права!