Фантастика 1980 - Михановский Владимир Наумович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
И Октавиан смолк, не выказывая ни обиды, ни удивления.
Он протянул руку, осторожно взял следующий капсюль, бережно положил на пюпитр и принялся составлять тщательную опись. Вот уже четыре дня они были заняты этой работой.
Упаковав капсюли, они погружали их в специальные сейфы и отвозили на борт космической лодки, чудом уцелевшей при столкновении с метеоритом. Наткнулся на нее Жан, когда в начале недели вылетел узнать размеры катастрофы. Завтра крохотный корабль должен был вылететь к Земле.
Октавиан почувствовал на себе взгляд француза, поднял голову. Лицо Жана было неузнаваемо. Оно выражало не то лютую ненависть, не то боль. Октавиан так и не понял, истинктивно отступил на шаг. Таким он никогда не видел Жана, но знал, уже четвертый день знал, что эта минута наступит, и надо будет выдержать натиск. Он знал еще, что космическая лодка полетит к Земле, и на ее борту две тысячи капсюль. Она полетит, а они останутся здесь.
«SOS!» — волны разбегались в космосе… и вдруг он услышал какие-то шорохи в наушниках. Неужели кто-то за миллионы километров уловил сигнал бедствия? Неужели? Он стал настраивать приемник.
Они стояли лицом к лицу. Вышли из кабины Ганса и стали друг против друга. Октавиан никак не мог совладать с тиком левой щеки, и Жан Фошеро глядел на него с ясной издевкой.
Октавиан вскинул глаза, решившись довести разговор до конца: — Опять за свое?
— Может быть, — прищурил глаза Жан. — Почему бы и нет?
— Как бы то ни было, помогаешь…
— Надо же чем-нибудь заняться. Не ровен час, как бы с тоски не завыл, глядя на звезды.
— Только и всего? Но ведь это значит… Ты знаешь, что это значит?…
Из каюты донесся глухой стон, и Октавиан Маниу вздрогнул. Лицо француза снова приняло ехидное выражение.
— Ты, наверное, невероятно глуп, — сказал Жан. — Хотя почему же глуп? Ты просто дико наивен. — И он захохотал.
Смех полоснул ножом по сердцу. Октавиану оставалось только молчать. А француз все хихикал:
— Знаешь, что я себе представил? Как два мертвеца пытаются оживить третьего… Да, да! Красиво, не так ли?
Маниу смотрел на него с жалостью, даже с состраданием.
Жан вдруг схватил его за грудь, затрясся в ярости:
— На что рассчитываешь? Что ты ждешь, что ты ждешь? Ведь знаешь — никто не придет. Никогда! Знаешь? Нас слышат, но я не могу передать наши координаты, и наш гроб будет летать…
Он смолк на полуслове. Они оба знали, сколько будет лететь «гроб». Он мог лететь хоть тысячу лет и стать настоящим гробом, потому что припасов, воды и воздуха было еще на два месяца. Но все могло кончиться и в следующий миг. Все зависело от воли случая и судьбы.
Октавиан положил руку на плечо француза.
— Ладно, — сказал тот, несколько успокоившись. — Ганс счастливее нас…
— Кто знает…
— Ты ему ничего не говорил?
— Нет. Зачем? Он по-прежнему уверен, что случайно свалился с борта машинного блока, когда я, дескать, был вынужден сделать резкий поворот. О столкновении он ничего не знает. И не должен знать.
— Уж лучше бы сразу умер. По меньшей мере, не знал бы правды. Иной раз лучше не знать правды.
— Нет, не лучше, — убежденно возразил Октавиан. — Он рядом с нами, как всегда…
— Он с нами только благодаря реаниматору. Думаешь, его можно вечно поддерживать в таком состоянии?
— Так оно лучше, — повторил Октавиан. — Успокойся и займись делом, передай координаты нашего местонахождения…
— Думаешь, Ганс спасибо скажет? За то, что ты его терроризировал три месяца? Чтобы в конце концов он все-таки умер? Задыхаясь, умер от голода, холода, жажды?…
— Нет, — сказал Октавиан, — у нас появилась надежда на спасение…
— Ты ведь доктор, — крикнул ему в лицо Фошеро. — Ты ведь-доктор, понимаешь? Ты мужчина, и должен смотреть правде в глаза!
— Правде? Но у нас возникла надежда!
Разговор стал его раздражать. Он знал, что за этим последует. Француз снова скажет о кубических сантиметрах воздуха, воды и еще что-то об идеализме, который рука об руку с идиотизмом и беспросветной тупостью, о считанных днях, которые остались на их долю. Уже четыре дня обсуждалось одно и то же, это просто надоело, и Октавиан раздельно сказал:
— Он не умрет. Пока он верит, что мы летим, он не умрет. Он семь лет ждет возвращения, и он не может умереть.
В полночь ему послышались шаги в коридоре. Он прислушался, застыл в лихорадочном ожидании, точно действительно могло что-то стрястись или кто-то мог навестить их в этой звездной пустынности водянистого цвета.
В наушниках какие-то шорохи и обрывки фраз. Сигнал бедствия поймал какой-то корабль, но он не знает местонахождения корабля, потерпевшего аварию.
Он снова опустил голову на подушку. Уже засыпая, явственно услышал скрип двери. Вскинулся, мурашки побежали по телу. Скрип повторился, словно только что открытую дверь затворили. И снова тишина, гробовая тишина.
«Бред, — подумалось ему. — Что же еще? Нервишки пошаливают. Надо бы взять себя в руки, пока не поздно. Если человек не знает, когда взять себя в руки, он не стоит и ломаного гроша». Октавиан изо всех сил старался успокоиться, и все же чувствовал, как медленно, но неотвратимо охватывает его беспокойство. Так обставляют зверя… «А вдруг, вдруг… — молнией сверкнула догадка. — Неужто он способен? Нет, невозможно. Надо быть последней дрянью, чтобы пойти на такое. Он не из тех, руку на отсечение даю, не из тех. И все же…» Тут его обожгла новая мысль. «А вдруг?… Вдруг Жан прав? Ведь и я было так подумал. Только я не хочу себе признаться, просто боюсь признаться. Слишком уж большая скорость была у метеорита. Не увернуться, как ни старайся. Столкновение с метеоритами было исключено в самом начале, когда корабль был еще в стадии проекта…»
Он вскочил с постели, лихорадочными, скрюченными пальцами схватил пистолет. И тут же опустил его. «Да, нервы явно не в порядке, — сказал он себе. — Какие только глупости не приходят в голову! Еще немного, и, глядишь, в панику ударишься. Но нет…» — Он подошел к двери и осторожно, без малейшего шума, потянул ее на себя. Дверь плавно отворилась, Октавиан скользнул в проем, прокрался вдоль стены к каюте Ганса. С той же осторожностью надавил на дверь, заглянул в каюту. Ганс спокойно спал.
Октавиан пошел по коридору, прислушиваясь к каждому шороху. Уже было уверился, что дело в слуховых галлюцинациях, как вдруг где-то далеко, в глубинных отсеках корабля раздался резкий металлический скрежет. Откуда? Из какого отсека?
Он знал корабль как свои десять пальцев. Пойдя на ощупь, ускорил шаги. Теперь стало ясно, куда идти. Скорее, скорее, так, осторожней, без шума, скорее, еще скорее. Как же ему раньше в голову не пришла такая мысль? Жан так настойчиво утверждал присутствие кого-то третьего, особенно в последнее время. Кто-то третий, несомненно, кто-то третий…
Он вышел из-за угла и увидел спину Жана. Тот наклонился над дверью герметической камеры, за которой стелился космический холод, и силился ее открыть.
«Давненько он тут возится, — подумал Октавиан. — Наверное, хотел войти в герметическую камеру и выкачать в нее весь воздух корабля, чтобы не потерять и молекулы кислорода…» Это было похоже на дурной сон или же на кошмар с привидениями. Он совершенно один в этой бездне.
— Какая встреча! — громко воскликнул он. — Какая неожиданная встреча! Я было тоже подумал, что один из нас — лишний. — И его губы дернулись в кривой усмешке. — А тут вон какие дела. Надеюсь, я тебе не очень помешал? — Голос Октавиана стал жестким.
Жан медленно обернулся, выпрямился. Скроен он был на диво, к тому же в руке у него был железный брус. И откуда он его только достал?
Октавиан сделал еще шаг.
Фошеро совершенно спокойно поднял над головой брус.
Октавиан сделал еще шаг.
Брус поднялся выше. Фошеро изобразил довольную улыбку.
— Не подходи! — сказал француз. — Иначе… Я совсем не шучу.
