Сборник “Нефантасты в фантастике”. Рассказы и повести советских писателей. Том 19 - Тендряков Владимир Федорович
По потолку, слабо освещенному мерцающим рекламным светом, крадется его кургузая тень, вооруженная топором, который до сих пор целиком так и не был еще показан. Короткое колебание: куда же теперь, направо или налево? М-р Мак-Кинли приоткрывает на пробу одну из дверей. Чутье не обмануло: оконные шторы наглухо закрыты, но спинка старухиной кровати впотьмах отчетливо мерцает позолотой.
Диктор (шепотом) . Вот именно, в постели: и ей и тебе удобней! Лучше было бы без пальто, легче работать, но… все равно. Теперь смело вперед, дорогой Мак-Кинли, и, пожалуйста, не промахнись, а то крику с бабой не оберешься.
Однако еще до взмаха топором, то ли из опасения промазать в потемках, то ли от скверного предчувствия, м-р Мак-Кинли предварительно шарит рукой подушку. Неожиданный поворот: кровать пуста. Кошка спрыгивает прямо под ноги. Мак-Кинли едва успевает отпрянуть назад, и это становится причиной долгого, расслабляющего сердцебиения.
Диктор. Что я тебе говорил?… Оказывается, она еще не возвращалась, твоя подружка. Вот и гадай, с кем, с кем же она, чертова баба, закатилась на всю ночь. Этак немудрено и рога раньше срока заработать!..
Крайне огорченный случившейся заминкой, м-р Мак-Кинли тем не менее совершает пробную, до возвращения хозяйки, разведку. Ни в туалетных ящиках, ни в странно беспорядочном ворохе бабьих тряпок, сваленных у стены, нигде не видать и следа мало-мальски пристойных ценностей. Верно, где-нибудь в полу, на потолке?… Жаль, нет пока времени выстукивать стены.
В бывшем, по соседству, кабинете покойного супруга м-с Шамуэй также отсутствуют какие-либо дорогостоящие предметы. Опасно зажигать свет: м-с Шамуэй может заметить с улицы при возвращении. Все же м-р Мак-Кинли примечает внушающий надежду стенной шкаф до потолка. Раздернутые, на роликах дверцы с визгом уходят в положенные им щели. Там во все пространство знаменитая коллекция этих дурацких подков — наиболее редкие в коробках, на вате. Все пронумеровано, снабжено ярлыками с датами, именем владельца, обстоятельствами происхождения. Подвешенные на шнурках издают мелодичный перезвон. Шикая на них, м-р Мак-Кинли потерянно берет одну — «подкову Буцефала, коня Александра Македонского», потом другую…
Надпись на ярлыке. Левая передняя — с коня, на котором Магомет II по взятии Константинополя въехал в залитый кровью храм Софии. 1453.
Из богатой рамы в простенке за странным поведением м-ра Мак-Кинли наблюдает упитанный, с абстрактным, как коленка, лицом джентльмен в жокейском кепи с козырьком, — видимо, сам лошадник, малопочтенный м-р Шамуэй.
Диктор. Хорошо еще, что ты не повредил топором подушку… Это сразу насторожило бы твою красавицу. Но теперь она может вернуться каждую минуту. Марш пока в чуланчик, только тише!
Мистер Мак-Кинли возвращается в прихожую и мужественно пристраивается в душном стенном шкафу, на вместительном, в латунных обручах, кофре, с неразлучным теперь инструментом на коленях, под ворохом навешанной одежды. Ба, да он еще и фонариком запасся вдобавок; как добросовестно все предусмотрено у привыкшего к аккуратности клерка, — буквально все, кроме ничтожных мелочей!.. Постепенно теплое пальто и теснота помещения становятся источником изнурительных страданий м-ра Мак-Кинли. Весь в поту, вконец измученный, он выбирается наружу — избавиться от пальто и парой гимнастических приемов поразмяться кстати. Но, боже, как же проголодался он за один этот час ожидания, да и от прогулки по городу, как видно! По счастью, кухня рядом, так что он вполне успеет подкрепиться чем бог пошлет и затем добежать с топором до прихожей, едва заслышит звук ключа в замке. И тут вместе с носовым платком — вытереть досадную испарину со лба — на плиточный пол со звоном вылетает украденный ключ. Снова шикая и держась за словно обезумевшее сердце, м-р Мак-Кинли созерцает лежащую под ногами улику.
Диктор. Перестань!.. Ведь не в канаве же спала твоя старуха всю эту неделю! Значит, на другой же день она просто обзавелась другим ключом! Ничего, подкрепись пока… Она может вернуться и вдвоем с каким-нибудь верзилой. Впрочем, раньше утра не заявится теперь.
Пользуясь световыми бликами с потолка, м-р Мак-Кинли разогревает себе старый кофе. Повезло: в шкафчике поблизости нашлась черствая булочка, молоко, еще какая-то снедь. Бессонное, бездельное сидение — худшая мука на свете. Хорошо еще, что на полке виднеется крохотный радиоприемник… Как трудно иногда под старость устоять перед даже таким ребячьим соблазном. Что ж, всякий пожилой человек имеет право на какие-то сравнительные удобства! Проголодавшаяся кошка трется о ногу м-ра Мак-Кинли, он наливает ей в блюдечко молока. Так он проводит в темноте бесценное в его возрасте время, с головой на бочок и придерживая наготове свой убойный прибор. Слабая музычка, подобно живительной росе, сочится в его истомленную ожиданием душу. Пожалуй, лучше всего сопроводить его переживания этюдом «Блуждающие огни» Листа. Стрелки кружатся по циферблату… И вот гран-гиньоль превращается в заправскую буффонаду.
Тем временем рассвет уже глядится в окна. Вдруг желанный и пугающий звонок… Бросай, пора на работу, дорогой Мак-Кинли!
Диктор (шепотом и сбиваясь с дыхания) . Только не спеши, ради бога, дай ей войти в прихожую, а то она у тебя вывалится наружу, а потом хлопочи!.. лучше переждать. И берегись: это злонамеренное существо непременно выкинет очередную гадость в последнюю минуту!
Изготовившийся м-р Мак-Кинли терпеливо, с поднятым топором ждет старуху за портьеркой.
Диктор (в раздумье) . А впрочем, за каким чертом и, главное, кому же, кому было ей звонить, раз у нее имеется запасной ключ, а мисс Брэйк уехала в отпуск? Ну-ка, высунь нос наружу, кто еще там?…
Через дверную щель м-р Мак-Кинли осторожно выглядывает на лестничную площадку. Там стоят три бутылочки с молоком.
Мистер Мак-Кинли машинально плетется с ними в спальню миссис Шамуэй еще раз удостовериться в чем-то, на всякий случай. В самом деле, обреченная миссис пока не возвращалась. В томлении духа он раздвигает оконную штору: воздуха!.. За окном роскошное пробуждение осеннего неба, города и, в туманном просвете между сорокаэтажными громадами, не очень далекой реки. Хороши работяги-буксиры в утренней дымке! Лишь теперь, изнуренный бессонной ночью и ожиданием, герой примечает на туалетном столе прислоненное к зеркалу письмо со своим именем на конверте: послание от М-с Шамуэй. Он вскрывает его трясущимися руками. Смутным подозрением прищуренные глаза пробегают строку за строкой, и потом память монотонно и голосом самой беглянки повторяет их слово в слово окончательно раздавленному м-ру Мак-Кинли. Некоторые слова звучат неразборчиво, произнесенные бегло и как бы издалека.
…но я все объясню вам. Меня искренне привлекли некоторые очаровательные странности в вашем всегда таком загадочном поведении, особенно ваш глубокий, бархатный взор, каким смотрят в могилу какого-нибудь осточертевшего лица. Подобно вам, я увлеклась азартной игрой постоянно находиться в смертельной опасности и благодарна вам за восхитительные минуты высшего ужаса в ту ночь, у подъезда, когда вы так страшно наступили на подброшенный мною ключ. Я рассчитала, что раньше среды вы не соберетесь убивать меня; и, как ни хотелось мне пережить мгновение заключительного страха, мой ревнивый друг не позволяет мне этого маленького наслаждения… Словом, уже два дня я нахожусь с ним в одном из тихоокеанских сальваториев: говорят, под толщей воды безопасней всего! (Чтение письма прерывается могучим стоном м-ра Мак-Кинли, который искренне полагает себя ограбленным.) Сожалею также, дорогой, что не успела уплатить вам свой безумный проигрыш на скачках: мой друг торопит меня, а оставлять деньги в пустой квартире я не имею привычки, чтобы не развращать прислугу. Но я дала распоряжение адвокату, и вы можете взять себе в возмещение и благодарность оставленную мне мужем единственную в мире коллекцию подков…
Раздирающий мужской вопль душевной скорби и обманутых вожделений оглашает квартиру, после чего м-р Мак-Кинли опускается на кровать и разражается почти детскими слезами о жестоко поломанной игрушке.
