Сержанту никто не звонит - Врочек Шимун (читать книги онлайн .txt) 📗
— Что вы хотите? — голос его разносится над площадью, как часом раньше — звук набата. Толпа взрывается криками.
— Стоп, — он поднимает руку. — Мне нужен человек. Человек, говорящий с вашего голоса и вашими словами. Один. Тогда я его выслушаю.
Толпа вздымается шумной волной, набегает на ворота ратуши, откатывается, снова набегает, и выталкивает из своих недр рослого темноволосого человека в одежде подмастерья.
— Это наш Голос! — вопит толпа. — Он говорит за нас!
Они стоят напротив друг друга: он, рослый, плечистый, в дорогом тёмном плаще с серебряной фибулой на плече, и Голос, не менее плечистый и рослый, одежды его просты, но если поставить их рядом, плечом к плечу — братья, не иначе, разлучённые ещё в детстве, но сохранившие фамильное сходство, несмотря на десятки прожитых раздельно лет.
— Здравствуй, Голос, — негромко говорит он.
— Здравствуй и ты, господин, — откликается Голос. — Говорить будем, иль сразу меня на дыбу — чтобы не терять время попусту?
— Сначала поговорим, — он улыбается, чем вызывает удивлённые взгляды свиты. Его не привыкли видеть таким. Его привыкли видеть мрачным, как сама смерть.
Ещё больше свита удивляется, когда он приказывает им удалиться.
— Давай, Голос. Я тебя слушаю...
— Ты предашь единственный раз, но этого раза должно хватить за глаза, — иногда судья говорит загадками. — Но чтобы предать, ты должен стать самым верным, самым честным.
— Но как?
— Любое данное тобой слово — станет камнем. Чтобы никто и ничто не заставило тебя его нарушить. Ты должен стать идеалом чести, идеалом добродетели. И неважно — кому дано слово, простолюдину или нищему, герцогу или придорожному дереву. Ты одинаково отвечаешь перед всеми.
— По рукам? — говорит он. Чем-то ему нравится этот Голос, этот простолюдин — как ни странно, именно таким он хотел бы видеть своего младшего брата, когда тот вырастет. Если вырастет...
— Ты даёшь слово? — спрашивает Голос. — Даёшь слово простолюдину? Ты — господин над господами, белая кость?
— Даю. А я не бросаю слов на ветер...
Герцог разъярённым вихрем врывается в покой, расшвыривая караул из городской стражи. И — останавливается перед ним, словно налетев на невидимую стену.
Он внешне совершенно спокоен, орлиный взгляд герцога — сверху вниз, на букашку, посмевшую иметь собственное мнение — его нисколько не беспокоит. Он молча ждёт.
— Ты! — кричит Герцог, его голос сдавлен от ярости. — Ты! Посмел ослушаться моего приказа?! Где Голос? Почему бунтовщики ещё не на плахе, почему я не слышу предсмертных криков?
— Я дал слово.
— Ты?! Я — твой господин! Моим приказам ты должен был следовать!
— Я — дворянин. Я дал слово. И пока я жив — крови в городе не будет.
Герцог весь кипит. Но пытается успокоиться.
— Подумай! Хорошенько подумай. Я — твой господин и я не хочу тебя потерять. Слово, данное простолюдину — ничто. Дворянин должен держать слово, только данное такому же дворянину!
— Моё слово — моя честь.
— Я твоя честь! — кричит герцог, брызжа слюной. — Беру твой грех на себя. Иди и убей бунтовщиков, сожги их дома... Если не можешь сам, скажи мне их имена — я пошлю кого-нибудь другого!
— Нет.
— Это твоё последнее слово? — глаза герцога опасно сверкают.
— Да.
— Стража! — кричит герцог. — Под замок его! В самый крысиный угол! Быстрее, пока я не убил его собственными руками!
— Сперва это станет привычкой, — говорит судья. — Потом это войдёт в твою плоть и кровь, станет частью тебя.
— Вряд ли, — качает головой он. — Я слишком хорошо умею притворяться.
— А мне не нужно, чтобы ты притворялся. Мне нужно, чтобы ты сам верил в свою добродетель. Гордился собственной честью... Потому что притворство, даже самое искусное — всё-таки остаётся притворством. А фальшь люди рано или поздно замечают...
Сырой подвал, полный крыс и неясных, прячущихся по углам теней. Через узенькое оконце под самым потолком пробивается одинокий лучик света, косо падает на дверь.
Он прикован к стене. Толстая ржавая цепь начинается на его лодыжке, другим концом уходит в камень. Глубоко. Спокойно.
Поесть приносят трижды в день. Еда плохая, но герцог не приказывал морить узника голодом, поэтому еды много. И полный кувшин горьковатой воды. Он регулярно моет руки, лицо и шею, не давая себе зарасти грязью. Идёт второй месяц его заключения. Герцог до сих пор не сменил гнев на милость, а на ежедневные предложения выдать бунтовщиков он отвечает одинаково: нет. Я дал слово.
Со скрипом отворяется дверь — пришёл тюремщик. Он привык уже не обращать внимания на его ежедневную возню: принести еду и воду, сменить парашу, сменить солому в тюфяке. Но сегодня тюремщик ведёт себя как-то необычно. Он ходит вокруг узника кругами, изредка пытаясь заглянуть в лицо. Собственный же лик тюремщик прячет в складках капюшона, и он никак не может его узнать.
— Ролли? Вэйд? — спрашивает он задумчиво.
— Не узнали, господин? — звучит знакомый голос, тюремщик распрямляется во весь рост, сутулость исчезает...
— Голос? Ты? Здесь?!
— Да, господин. Вы умеете держать слово! Ни один из наших не был схвачен или казнён, ни одно из наших условий не было нарушено.
— А герцог? — удивляется он. — Разве герцог..?
— Он пытался. Он очень пытался. Но солдаты совершенно бездарно исполняют его приказы, в казармах говорят, что когда вы выйдете, ни один из нарушивших ваши указания не доживёт до следующей весны... А вам они верят.
— Хорошо. Я рад это слышать. Но что здесь делаешь ты?
— Я пришёл за вами!
— За мной? Зачем?
— Поговаривают, что герцог скоро прикажет вас казнить. Мы хотим помочь вам, с нами бургомистр и... ещё несколько влиятельных людей.
— Но куда я пойду? Кому я нужен?
— Нам. Всем нам. Честные люди так редки, что ценятся на вес золота. Вас приглашает к себе князь... без всяких условий. Он обещает вам защиту и покровительство.
— Я дал слово.
— Что? Какое слово? Герцогу?!
— Я поклялся служить ему верой и правдой.
— Вас же казнят!
— Я дал слово.