Земля без людей - Стюарт Джордж (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
— Многое произошло за этот год, и какое бы имя мы ему ни дали, нехорошо оно звучать будет. Люди ищут утешение в цифрах, а не в плохих мыслях. Так давайте не будем давать имени этому году, а будем помнить его как Год двадцать второй.
ПОСЛЕСЛОВИЕ ВТОРОЕ. БЫСТРЫЕ ГОДЫ
И снова быстро потекли годы, но уже не боролся Иш, не мечтал о невозможном, а лишь плыл себе покойно по течению. За эти годы они вырастили немного кукурузы. Не много, но достаточно, чтобы собрать урожай и сохранить зерна для будущих посадок. Каждую осень — так, словно первые дожди становились призывным сигналом, — дети играли с луками и стрелами, пока не уставали от игры и не забывали ее до следующей осени. Время от времени взрослые собирались вместе, будто городское собрание проводили, и все, что решалось там, становилось обязательным для всех. «Хотя бы это, — думал Иш. — По крайней мере хоть что-то оставлю я им на будущее». Так думал он, а с каждым новым годом те, кто выступал на собраниях и принимал решения, все моложе становились. Правда, Ишу всегда отводилась роль председателя. Он сидел лицом к собранию, и те, кто хотел говорить, вставали и уважительно просили дать им слово. А он сидел и молча слушал и держал в руках молоток. А когда, бывало, страсти накалялись и излишне резким становился спор между двумя молодыми, Иш ударял молотком, и они тут же затихали, словно и не было никакого спора. А когда он сам выступал, то слушали его внимательно, хотя, как вскоре понял Иш, забывали быстро его идеи, не придавая им большого значения. Вот так и текли годы. Год 23-й — Бешеного Волка. Год 24-й — Черной Смородины. Год 25-й — Длинных Дождей. А потом пришел Год 26-й, и не стало больше с ними старого Джорджа. В тот день красил он на приставной лестнице. Или сердце его остановилось, и он упал или оступился, и упал по неосторожности, и падением этим убил себя — никто уже никогда не узнает. Но не стало Джорджа, и после его смерти уже никто так хорошо не ремонтировал крыши их домов и не красил свежей краской стены. А Морин какое-то время продолжала жить в аккуратном доме, где лампы под розовыми абажурами никогда не вспыхнут ярким светом, не заиграет большая радиола и где крахмальные салфетки так красиво украшали столы. Но и она была уже стара и умерла еще до конца года. Вот почему назвали они год — Годом, Когда Умерли Джордж и Морин. И все равно продолжали бежать годы — 27-й, 28-й, 29-й, 30-й. Все труднее становилось вспоминать их по именам и почему их так называли. Был ли Год Хорошей Кукурузы перед Годом Красных Закатов, и случилось ли это после Года, Когда Умерла Иви? Бедняжка Иви! Они похоронили ее рядом с остальными, и по крайней мере в могиле стала она такой, как все. Все эти годы прожила она рядом с ними, и была ли счастлива, никто не знал, и никто не знал, нужно ли ей было вообще жить в этом мире. Только однажды за все эти годы она что-то для них значила, только в то короткое время, когда появился в Племени Чарли, стала Иви для всех важной. И сейчас, когда не стало ее, вряд ли пожалеют о ее смерти молодые; наверное, лишь старики вспомнит, как еще об одной оборванной нити, что связывала их со Старыми Временами. Когда не стало Иви, только пятеро их осталось. Джин и Иш из этой пятерки были самыми молодыми, и годы пока еще не наложили на них свой тяжелый отпечаток, хотя все больше и больше хромал Иш от старой раны. Молли жаловалась на какие-то неясные боли и часто плакала. Эзра кашлял своим сухим, надтреснутым кашлем. И походка Эм слегка утратила былую легкость и царственную грацию. Но все же для их лет удивительно крепким было еще их здоровье, а жалобы на недомогания естественными сигналами приближающейся старости были. Год 34-й — очень важным тот год в их жизни стал. Уже давно они знали, что где-то к северу, на той стороне Залива, еще одна община, правда меньше их численностью, проживала. Неожиданным стало то, что люди эти прислали посланника с предложением союза. Иш, не желая повторения истории с Чарли, приказал молодежи даже близко к чужаку не подходить. А когда получил от посланника предложение союза и все необходимые подробности, объявил сход всего Племени. И восседал он на том собрании, крепко сжимая в руке молоток, потому что огромной государственной важности было то собрание. Предрассудки против чужаков и чужого образа жизни еще и страхом болезней подкреплялись. Но с другой стороны, любопытство, желание узнать, какая она — эта незнакомая жизнь, у многих эти предрассудки и страхи заставили отступить. Кроме того, все испытывали сильное желание увеличить численность Племени, а главное, получить молодых девушек. За последние годы больше мальчиков стало рождаться и молодым парням не на кого было посмотреть. Иша этот вопрос тоже сильно занимал, потому что кровосмешение обычным делом в Племени стало и давно уже браки между двоюродными братьями и сестрами заключались. Но какими бы основательными ни были аргументы за союз, Иш и Эзра, в чьих душах навсегда поселился страх перед болезнями, твердо стояли против, и Джек с Ральфом и Роджером — самые старшие из молодых, которые Год 22-й тоже хорошо помнили, Их поддержали. Но мальчики помладше, особенно неженатые, шумными криками требовали союза, и Иш видел, в какое возбуждение приходят они от одной мысли о девушках другого Племени. Вот тогда Эм взяла слово. Совсем седой стала ее голова, но, как и прежде, лишь стоило ей заговорить, наступила тишина, и никто не посмел перебить ее.
— Это я и раньше говорила, — начала Эм. — Нельзя прожить жизнь, отрицая ее. Нашим сыновьям и внукам потребуются жены. Возможно, союз этот и смерть нам может принести, и мы должны быть готовы к этому. И наверное, не сами слова, а как сказаны они были, вселили в души сомневающихся мужество. И тогда единогласно решили они объединиться. На этот раз счастье не изменило им, потому что единственной эпидемией, которую принесли с собой Другие, стала корь, и скоро снова все стало хорошо, как хорошо было прежде. С тех пор разделилось Племя на два клана — на Первых и Других. А когда стали заключаться смешанные браки, то дети принадлежали отцовскому клану, хотя Иша всегда удивляло, почему отцовская, а не материнская линия стала главной, как обычно происходило у первобытных людей. Наверное, слишком живучим оказалось наследие американских традиций. А на следующий год увидел Иш, что больше не ходит Эм своей царственной походкой, а когда внимательней вгляделся в ее лицо, увидел странные на нем морщины. Это не от старости — это морщины от боли появились. Смуглая кожа щек теперь не румянец скрывала, а пепельную серость. И тогда страх и холод поселился в глубине его души, и он понял, что и этому может наступить конец. Порой в те мрачные месяцы, что последовали за его невольным открытием, он думал и говорил себе: «Это может быть просто аппендицит. И болит именно в этом месте. Почему бы мне не сделать операцию? Я могу прочесть нужные книги, я могу узнать, как все это делается. Кто-нибудь из мальчиков будет держать эфирную маску. И в самом худшем случае я просто окончу муки боли». И когда думал так, всякий раз понимал, что не сможет ничего сделать, ибо лишены были руки его молодой уверенности и мужества не хватит, не осмелится он прикоснуться ножом к телу женщины, которую так любил. И потому знал, что Эм один на один придется бороться с тем, что ей готовит будущее. А скоро понял Иш, что это не аппендицит, и когда солнце стало склоняться к югу, Эм совсем ослабела и больше не вставала с постели. И тогда он уходил в город, и бродил там по развалинам аптек, и искал порошки и настойки, чтобы хоть ненадолго облегчить ее страдания. И когда принимала Эм лекарства, то засыпала или, улыбаясь слабой улыбкой, лежала покойно. Но когда боль снова заставляла метаться ее тело, Иш думал: «Наверное, мне нужно дать большую дозу и навсегда убить эту боль». Но не смел сделать этого. Потому что знал ее бесконечную жажду жизни и верил в ее мужество. И он продолжал долгие часы проводить у ее постели, держал за руку, и время от времени они разговаривали. И, как было всегда в их долгой жизни, именно она — страдающая от боли, умирающая — давала силы и успокоение его душе. И тогда с пронзительной ясностью понимал Иш, что не только женой, но и матерью была для него Эм.
