Антология сказочной фантастики - Пристли Джон Бойнтон (читать книги без регистрации полные .txt) 📗

Она восторженно тряхнула головой, и мягкие золотистые волосы всколыхнулись на ее плечах.

— Скорее, скорее! — торопила она. — Я не дождусь, когда же вновь стану человеком.

— Вам это может не понравиться, — предостерегла ее леди Невилл. Теперь ее охватило чувство покоя, хоть она и слышала биение собственного сердца, ощущала это биение в кончиках пальцев. — Пройдет какое-то время, и вам это разонравится.

— Возможно. — Теперь улыбка Смерти была совсем близко. — Я буду не такой красивой, как сейчас, и люди перестанут любить меня так сильно. Но какое-то время я буду человеком, а потом умру. Свою вину я искупила.

— Какую вину? — спросила старуха прекрасную девушку. — В чем вы провинились? Из-за чего стали Смертью?

— Не помню, — ответила Смерть. — Со временем вы тоже забудете.

Она была меньше ростом, чем леди Невилл, и неизмеримо моложе. Она годилась ей в дочери (у леди Невилл никогда не было детей), могла бы жить с нею, безотлучно находиться при старухе и нежно обнимать ее в минуты тоски. Смерть привстала на цыпочки, чтобы поцеловать леди Невилл, и, целуя, шепнула ей на ухо:

— Когда я состарюсь и подурнею, вы будете свежи и прекрасны. Будьте же тогда милостивы ко мне.

За спиной у леди Невилл элегантные джентльмены и красивые дамы зашептались, завздыхали и судорожно задвигались, подобные марионеткам, разодетым во фраки и роскошные платья.

— Обещаю, — сказала хозяйка дома и сухими губами прижалась к мягкой душистой щечке юной леди Смерть.

Перевод с английского Я. Евдокимовой

АНДРЕ МАЙЕ (КАНАДА)

Как я стала писательницей

Четырнадцатая улица ведет к Ист-ривер.

Десять часов вечера. Толпа еле передвигает свои неживые ноги. У нее гипсовое лицо — одно из тысячи лиц нашей синтетической цивилизации.

Улица темна, как монастырский коридор. Одни бредут прочь с улицы, другие спешат на свидание, третьи — на ночлег, четвертые — куда глаза глядят.

Все было очень обыденным и в то же время каким-то ненастоящим. На левой стороне — пятна желтых, красно-кирпичных, коричневых тонов, обведенные черными линиями, придававшими им форму домов. На правой, по которой я шла, — ярко освещенная парикмахерская на первом этаже и грязная забегаловка, в которой стоит дым коромыслом. Дальше — заклеенные афишами деревянные щиты, из-за которых протягивает ветви дерево. Клочья афиш оповещают о новой демонстрации старого кинобоевика «Девушка в военной форме».

Я ни о чем не думала и только жадно поглощала все впечатления, предлагавшие себя моему праздному уму.

Какой-то тип остановился на углу Первой авеню и закурил сигарету с таким видом, будто без нее он не смог бы перейти улицу. Что до меня, то я перешла ее, не задерживаясь, и увидела, что из-за спины типа с сигаретой появилась и движется навстречу мне странная личность, рассмотреть которую мне удалось благодаря неоновому свету, падавшему из витрины с обувью.

Человек шел быстрым шагом, и через его правую руку было переброшено пальто. Левая его рука, согнутая в локте, оканчивалась боксерской перчаткой. Он поравнялся со мной и остановился; я посмотрела на него, мягко говоря, не без удивления. Вращая большими глазами, он сунул мне пальто, которое пес, и молча побежал, все так же размахивая рукой в перчатке и все с тем же свирепым выражением на лице.

Что мне делать с мужским пальто?

«Если окажется, что оно мало ношенное, — сказала я себе, — пошлю его в ЮНРРА». [29]

Вдоль набережной тянулись сверкающие ряды фонарей. Скоро я почувствовала вес своей ноши, и в какое-то мгновенье у меня появилось даже искушение оставить ее здесь, на одной из скамеек набережной.

Не знаю, что меня от этого удержало. Наверно, мой демон.

Крайне непривлекательного вида грузовые посудины испытывали на прочность свои швартовы и гнали водяные круги от своих якорных цепей.

Какие-то мерзкие мальчишки носились друг за другом. Нигде в мире нет такой отвратительной шпаны, как в Нью-Йорке.

Да, но что же мне все-таки делать с этим пальто? Ах, ведь я решилась отдать его в ЮНРРА! А может, самой послать кому-нибудь из друзей во Франции? Нет, это слишком сложно.

С островков сквозь ночь доносились крики, сверкали ошв — зеленые, голубые. Добавим ко всему луну и девушку, сидевшую, свесив ноги, на парапете, и рядом с н amp;й юношу — не красавца, не урода, а так, самого ординарного.

Прошел рабочий — тоже не из таких, какие мне нравятся. Он нес железный ящик и длинный кусок водопроводной трубы.

Несмотря на масляные пятна и отбросы, плававшие на воде, воздух был ароматен — может быть, благодаря морскому бризу… Нет, не морскому. Мне казалось, что ветер дует с океана.

Я не заметила, как проскочила два или три лишних квартала, и только тут, опомнившись, уже совсем усталая, повернула домой.

Тогда-то у меня в голове и зароились самые невероятные предложения.

Чтобы кто-то сунул вдруг ни с того ни с сего пальто в руки мне, незнакомке, посреди улицы, не сказав ни единого слова? С чего бы это?

Может, оно «горячее», как в Соединенных Штатах принято говорить о краденных вещах?

Может быть, в его карманах пистолет, драгоценности или гремучая змея? Может, оно снято с гангстера, только что убитого недругом, который сразу же позаботился о том, чтобы уничтожить все улики?

Тот, кто всучил мне пальто, был в боксерских перчатках. В двух перчатках или в одной? Я помнила только одну — ту, которой он с какой-то яростью размахивал в воздухе. Нет, конечно, это боксер. Он изрядно отделал (а может быть, и угробил) собрата по профессии и теперь скрывается от руки правосудия. Могло быть такое? Могло. Потом, не зная, как ему отделаться от тяжелого пальто (но чье же оно все-таки?), он сунул его первому встречному.

Неправдоподобно. Разве я была первой встречной? Нет. До меня этот человек в боксерской перчатке наверняка встретил еще многих других людей. И потом, я была не прохожим, а прохожей. Он дал мужское пальто молодой женщине. Почему?

По дороге домой я перебрала мысленно всевозможные варианты и теперь не знала, что и думать.

Студенческий пансион, давший мне приют (точнее — мне, моим мечтам и моим художническим дерзаниям), снаружи выглядел очень прилично. Вход был с Двенадцатой улицы, через парадное с семью каменными ступеньками.

Внутри, как это ни печально, пансион служил пристанищем не только таким же бедным, как я, студентам, но также тараканам и крысам.

В этот вечер после всей дневной беготни, после нескончаемых блужданий по бесконечным улицам моя комната на пятом этаже, под самой крышей, казалась мне, когда я поднималась по бесконечно длинным лестницам с шаткими перилами, самой прекрасной комнатой в мире.

Войдя в свою комнату с мужским пальто под мышкой, я сильным ударом кулака распахнула настежь окно.

Надо сказать, что в те времена я старательно культивировала все, что только было мужественного в моей натуре, чтобы уравновесить таким образом чрезмерную женственность своей внешности… В те дни я носилась с мыслью, что совершенное существо должно быть наполовину мужчиной наполовину женщиной. Я и в выражениях не особенно стеснялась.

Итак, ударом кулака я распахнула окно, и теперь, чтобы закрыть его, понадобилось бы притянуть створки к себе. Американцы называют такие окна французскими.

Я плюхнулась на постель, вздохнула и блаженно вытянулась, переполненная впечатлениями этого дня.

Пальто, небрежно брошенное на спинку стула, соскользнуло на пол. В комнату проникало немного света с улицы — достаточно, чтобы разглядеть контуры предметов, но недостаточно, чтобы разглядеть их детально.

При посредстве безобразной штуковины, болтавшейся на шнурке над самым моим носом, я включила свет. Резвившиеся в раковине прусаки моментально смылись.

Я встала — и запел матрац, еженощно баюкавший меня в моих кошмарах.