Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут - Дозуа Гарднер (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Боль несла в себе нечто, уравнивающее людей. Молли жалела, что попросила рассказать историю, хотя теперь уже знала, что выслушала бы ее в любом случае — так эти дела делались. Для Джады не составляло труда справиться с грубой силой, а вот оказаться женщиной, женщиной с наполовину вырезанным из груди сердцем и раной, открытой всему миру, — было гораздо сложнее. И слишком личным.
И все же деньги. Молли прикоснулась к комку своего смертного приговора, и ей почудилось, что тот вырос с тех пор, когда она ощупывала больную плоть груди через рубашку. Нескольких тысяч едва хватит на лечение, если только ей не удастся еще немного поднакопить и собрать со своих многочисленных пациентов все их крошечные долги. Ее жизнь того стоила. Она дослушает оставшуюся часть истории.
Часы тянулись медленно. Больше посетителей не было. В сумерках она закрыла клинику и спустилась по пыльной улице, обжигающей ступни сквозь подошвы туфель, к дому. Он стоял в конце боковой улочки — небольшое бунгало с сетками на окнах и рабочим холодильником. Приходилось приплачивать за электричество, но это окупалось остуженной едой и водой.
Она захлопнула переднюю дверь и направилась прямиком к холодильнику. Внутри была бутылка с ее именем, бутылка, которая помогла бы облегчить пульсацию в голове. Молли взяла холодный ликер с собой в постель, которая служила и диваном, и включила планшет, чтобы проверить новости. Она прижала ко лбу бутылку, и капельки конденсата на ней показались ей восхитительными.
Первой Молли увидела статью о распространении пожаров на севере и в южных пустынях, спекавшихся в стекло. Она листала дальше, пока ее не остановил заголовок «Разыскивается». Лицо невозможно было перепутать ни с чьим другим. Высокомерно подняв подбородок, на фотографа глядела Джада.
Награда за информацию, которая поможет арестовать ее, составляла пятнадцать тысяч в станционной валюте. Холодок пробежал по позвоночнику, нервы зазвенели. Конденсат капал на экран. Вода размыла снимок Джады на сотню кристальных осколков. Молли выключила планшет.
«Тысячи», — подумала она и опрокинула бутылку, наслаждаясь обжигающе холодной жидкостью во рту. Она все еще чувствовала на кончиках пальцев кровь и отрезанную плоть: за прикрытыми веками ей чудилась Джада, стоящая в тени собственной двери, рыдающая, с удавкой в руке.
Этой ночью было не до стаканов.
— Не хочу болтать, — сказала Джада, ворвавшись в клинику. — Давай просто начнем, чтобы я могла проскочить эту часть.
Дверь сильно ударилась о косяк и захлопнулась с громовым треском.
У Молли перехватило дыхание от такого шумного появления. Она выровняла его и кивнула. Весь день ей едва удавалось собрать спутанные мысли. Появится ли Джада или полиция уже поймала ее, если кому-то еще захотелось получить те пятнадцать тысяч? Мальчик Гоенка возвращался за спреем, но это едва ли отвлекло от ожидания, бесконечного ожидания.
Женщины двигались с идеальной слаженностью: Джада раздевалась и разматывала повязки. Молли готовила инструменты и пристраивала поближе лоток. Каждый вечер она сжигала в печи для отходов кусочки кожи и бинты. Вокруг локтя Джады она заметила отечность, но не настолько сильную, чтобы она была серьезной проблемой. Молли положила предплечье женщины к себе колени, сделала паузу и нахмурилась.
— Мне нужен упор. Можешь лечь?
— Ладно, — согласилась Джада и, подвинувшись, легла на спину.
Ее предплечье теперь покоилось на кушетке. Молли подложила под него полотенце и. как обычно, протерла дезинфектором. Для верности скальпель она обработала дважды.
— Я готова.
— Хорошо, — сказала Молли.
Маленькое острое лезвие сделало первый тонкий надрез, затем следующий и еще один. Джада зажмурилась, ее челюсти сжались, на короткую секунду проступили желваки — самое заметное выражением боли, которое она себе позволила. Молли хотелось узнать, были ли тому причиной разрезы или история, рвущаяся из ее рта.
— Я стояла у двери. Смеркалось, — говорила Джада, пока Молли вырезала тонкие спирали, напоминавшие слезы.
Ее удивляло насколько легкой, насколько естественной сделалась для нее эта работа.
— Уже стемнело, а он все не приходил. Он никогда не опаздывал. Я, наверное, часа четыре простояла на одном месте. Но сдвинуться не могла. Хотелось писать, мучила жажда, слезы измотали, но упускать момент было нельзя. Если отойду, а Этен как раз появится, пропадет элемент внезапности.
И у меня сдадут нервы.
Наконец посреди этого гребаного жуткого ожидания я стала сомневаться, что смогу через это пройти. Должна, но не уверена, что смогу. Выхода нет: Этен — предатель. Это нужно было сделать. «Он собирался убить меня», — напомнила я пустому дому. И в темноте, в одиночестве твердила себе всякую фигню. Что Этен никогда меня не любил; что удобство — единственная причина, по которой мы держались вместе; что как только приступлю, станет легче; что буду неудачницей, если не справлюсь.
Потом дверь открылась, и он шагнул в темноту. Потянулся включить свет. Провод бесшумно разрезал воздух, но я издала звук, сама того не желая. Что-то похожее на его имя. Он обернулся, его рука задела мою грудь, но я накинула ему на шею провод и пнула в больное колено. Ноги у него подогнулись.
Я тянула. Сильно тянула. Зажмурилась, хотя кругом была темнота, а он дергался, как рыба на крючке. Я почувствовала боль в ноге и привалилась к стене. Он ранил меня, ублюдок, но слишком ослабел и не смог вытащить нож. Тот застрял у меня в бедре, холодный, словно кусок льда. Ногти Этена царапали мои лодыжки, такие знакомые, длинные тонкие пальцы, его тело дергалось. Я слышала собственное хриплое дыхание. Его руки замерли, но я не остановилась: я же не идиотка. Давила, пока его тело наконец собственным весом не затянуло провод. Давила, пока не уронила нас обоих на пол; повсюду была кровь, что вполне объяснимо. Она сочилась из моей раны. Я прижалась лицом к его волосам и подумала: «Стоит ли вытаскивать нож?» Артерию не задело. Прошло бы много времени, прежде чем я истекла бы кровью до смерти, если такое бы вообще случилось. Его волосы были похожи на шелк, знаю, люди постоянно так говорят, но они правда были похожи. Мягкие и длинные, до самых плеч. Когда мы выходили, все думали, что рядом со мной женщина. Я проводила ладонями по его рукам, лежала вместе с ним и чувствовала, как коченеет его стройное, красивое, мертвое тело.
Это меня убило. Холод просочился внутрь. Я ошибалась — не смогла я променять Этена на семью. Но, по крайней мере, убедилась, что правда любила его, потому что иначе меня бы не уничтожило сделанное. Все кончено. Я знаю это. Теперь все кончено, но потому-то я и могу рассказать правду незнакомке вроде тебя. Ты завершаешь мое дело, его дело со мной. Ты просто исполнитель, а я уже мертва.
— Пойдем ко мне домой, — сказала Молли.
Джада медленно вздохнула, ее глаза закрылись.
— Тебе не обязательно оставаться за городом, или что ты там делаешь. Мой дом достаточно безопасен. Ты изранена. Тебе нужен душ.
— Это пока не вся история, — ответила Джада, ее голос звучал так, словно она слишком долго заглушала горе и слезы. — Есть кое-что еще.
— Не сейчас, — произнесла Молли. — Не сейчас, нет. Просто пойдем со мной.
Быстрая уборка позволила им не встречаться взглядами. Молли снова нанесла биоклей на все раны предплечья, на красную массу порезов и открытую плоть. Осталось всего несколько сантиметров целой кожи у запястья Джады, но последний незаполненный клочок мог и подождать. Молли безмолвно перевязала шрамы, обертывая белой тканью блестящие раны, влажные от клея и крови. Небрежно протерла инструменты и ополоснула их в маленькой угловой раковине. Она продезинфицирует их, прежде чем использовать снова, но сейчас ей нужно было оставить душную и невероятно крошечную клинику, заполненную, точно призраками, страшными словами и болью.
Джада поднялась с кушетки, ее руки дрожали от слабости. Молли свернула терморегулирующую рубашку и затолкала ее в сумку женщины — лучше, чтобы в этом ее на улице не видели. На штаны не обратят внимания, если не начнут приглядываться, а раны скроет темнота. Джада шла следом как тень. История так опустошила ее, что сильное тело казалось деревянным и безжизненным. Молли кусала язык, пока не почувствовала во рту резкий привкус крови. Только так она могла удержать внутри то, о чем хотела сказать. Попросить.
