Исчезнувшая Луна (сборник) - Брэкетт Ли Дуглас (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Служить тебе, как эти?
Он повернулся, чтобы указать на ожидавших Коринов, но те сами подошли к нему и встали рядом, протягивая руки своему повелителю.
Тревер бросился на них. На мгновение у него мелькнула мысль, как, наверно, дико выглядит его сражение с Коринами в глазах этого каменного истукана.
Но едва появилась эта мысль, как схватка уже кончилась. Повелительная, всезаглушающая команда ударила в его мозг, и он провалился в глубокое забытье.
Глава 5
Тьма. Мрак. Он затерялся во тьме и перестал быть самим собой. Он летел сквозь мрак, окликая нечто исчезнувшее. И голос отвечал ему, голос, которого он не хотел слышать…
Тьма. Сны.
Заря. Он стоит в городе и наблюдает, как свет становится ярким и безжалостным, загорается на вершинах стен и медленно сползает на улицы, загоняя тяжелые тени в открытые двери и окна, так что дома кажутся черепами с пустыми, бессмысленными глазницами и зияющими ртами.
Здания уже не выглядят такими большими. Он проходит между ними, легко поднимается по ступеням, и карнизы окон оказываются не выше его головы. Он знает эти дома, но внимательно разглядывает каждый из них, называет его и вспоминает давнее, очень давнее.
К нему спускаются с неба соколы, верные слуги с солнечными камнями в головах. Он похлопывает их по склоненным шеям, и соколы тихо шипят от удовольствия. Жалкие, примитивные существа… Он неторопливо проходит по знакомым улицам, всюду безмолвие, ничто не движется…
Весь день от зари до зари в густом мраке ночи — все то же безмолвие, все та же неподвижность. Камням не дано говорить, камням не дано двигаться.
Он не мог больше выносить город Хотя первые слабые признаки старости коснулись его, но все же его время еще не настало. Однако он спустился в катакомбы и занял свое место рядом с Теми, Кто Ждал. Они еще могли обмениваться мыслями, так что здесь он был не одинок.
Годы проходили, не оставляя следа в неизменном мраке погребального коридора.
Все реже доходили до него мысленные сигналы от своих товарищей, пока наконец не исчезли совсем. К этому времени возраст сковал его члены, и он уже не мог встать, чтобы снова выйти в город, где он когда-то был молодым, самым молодым на Меркурии. Шеннеч, как его звали, Шеннеч Последний..
Он ждал в тягостном одиночестве. Только родственник недвижных молчаливых гор мог вынести это ожидание в мире мертвых.
Затем в громе и пламени в долину упала новая жизнь, человеческая жизнь, слабая, хрупкая, восприимчивая жизнь, разумная, незащищенная, обладающая жестокими, смущавшими человеческое существо страстями.
Очень осторожно, без спешки, мозг Шеннеча дотянулся до них и вобрал в себя.
Некоторые люди были более агрессивны и жестоки, чем другие. Шеннеч воспринимал их эмоции как алые рисунки на темном фоне его сознания. Они уже превратились в хозяев, и множество хрупких, чувствительных мозгов огрубели из-за них. «Я возьму эти для себя, — подумал Шеннеч. — Рисунок их мозга примитивен, но крепок и устойчив. Мне будет интересно повозиться с ними».
На корабле был хирург, но он умер.
Впрочем, для того, что было сделано, хирург и не понадобился. Когда Шеннеч закончил беседу с выбранными им людьми, рассказав им кое-что о солнечном камне, и эти люди с восторгом согласились на его предложение, Шеннеч полностью взял их под контроль. Неуклюжие руки каторжников с удивительной ловкостью управлялись с немалочисленными инструментами покойного хирурга, производя круглые вырезы и аккуратные углубления в лобовой кости.
Кто этот человек? Он так спокойно лежит под хирургическим ножом… Кто те, которые склонились над ним со странными камнями между бровей? Имена. И я знаю их. Ближе, ближе. Я знаю человека, который лежит здесь, и по лицу его стекает кровь…
Тревер закричал. Кто-то хлестнул его по лицу, намеренно жестоко. Все еще ослепленный видением, он снова закричал, начал отбиваться, и голос, которого он так боялся, ласково заговорил с ним:
— Все прошло, Тревер. Все сделано.
Рука снова хлестнула его, и грубый человеческий голос сказал:
— Очнись, черт бы тебя побрал!
Тревер пришел в себя. Он стоял посреди громадной комнаты, в напряженной позе отчаявшегося бойца, вспотевший, хватавший руками пустоту. Видимо, он прибежал сюда в полубессознательном состоянии. Гелт наблюдал за ним.
— Привет, землянин. Ну, каково чувствовать себя хозяином?
Тревер с удивлением воззрился на него.
Яркий поток света падал через высокие окна и освещал солнечный камень между нахмуренными бровями Корина. Взгляд Тревера сосредоточился на этой блестящей точке.
— Ну да, — сказал Гелт. — Это правда.
Вдруг Тревера поразило то, что губы Гелта не двигались.
— Камни дают нам некоторые способности, — продолжал Гелт все так же беззвучно. — Конечно, не такие, как у НЕГО, но мы можем управлять соколами и обмениваться мыслями между собой, если расстояние не слишком велико. Естественно, наш мозг открыт ЕМУ в любое время, когда он пожелает.
— Но мне же не больно, — прошептал Тревер.
Он отчаянно надеялся, что ничего этого вообще не было.
— Голова не болит.
— Конечно, нет. Он заботится об этом.
«Шеннеч! Если этого не было, откуда я знаю его имя? И этот сон, этот бесконечный кошмар в катакомбах…»
Гелт вздрогнул.
— Мы не употребляем это имя ОН этого не любит.
Он взглянул на Тревера.
— В чем дело, землянин? Почему ты такой бледный? Ты ведь смеялся, помнишь? Куда делось твое чувство юмора?
Он резко схватил Тревера за плечи и повернул лицом к громадному листу полированного стекла, вставленного в стену.
Это было зеркало для гигантов, в котором отражалась вся комната и крошечные фигурки людей — жалких карликов в чуждом им мире.
— Иди, — сказал Гелт. — Он подтолкнул Тревера вперед. — Полюбуйся.
Тревер стряхнул с себя руку Гелта, подошел к зеркалу, положил руки на его холодную поверхность и вгляделся.
Да, это было правдой.
Между его бровями мерцал солнечный камень. Это лицо, знакомое, обычное, не такое уж безобразное, к которому он привык за всю свою жизнь, стало теперь каким-то чудовищным, неестественным, превратилось в маску гоблина со злобным третьим глазом, сверкающим во лбу.
Промозглый холод вполз в его сердце. Он попятился, его руки слепо потянулись к камню, рот скривился, как у ребенка, и две невольные слезы скатились по впалым щекам.
Пальцы коснулись камня, и на него нахлынула неистовая злоба. Он яростно вонзил ногти в лоб и царапал камень, не думая о том, что может умереть, если вырвет его.
Гелт наблюдал. Губы его улыбались, но глаза были полны ненависти.
Тревер почувствовал, что по щекам его льется кровь. Солнечный камень все еще сидел на месте. Тревер дико застонал и глубже вонзил ногти, и Шеннеч позволил ему это сделать, покуда страшная боль чуть не разломила пополам голову Тревера, едва не свалив его на пол. Он сопротивлялся.
Тогда Шеннеч послал полную силу своего мозга — не в ярости, потому что это чувство было чуждо ему, не из жалости, потому что он был не более жесток, чем его кузены-горы, но просто по необходимости.
Тревер всем существом почувствовал эту холодную мощь, которая прокатилась по нему, как лавина. Он старался достойно встретить ее, по-прежнему отчаянно сопротивляясь, но она сломала его защиту, размолола воздвигнутые им барьеры, превратила в ничто его волю и вошла в бессильную цитадель его мозга.
В этой пошатнувшейся темной крепости все, что, собственно, было Тревером, корчилось, изворачивалось и цеплялось за оружие ярости, за смутное воспоминание о том, как в узком, сжимающемся каньоне это оружие помогло ему отогнать врага и вырваться на свободу. Затем какой-то животный, дикий инстинкт, загнанный в самые глубины подсознания, посоветовал ему не спешить, не торопить события, схоронить и сделать так, чтобы то немногое, чем он еще располагал, осталось нетронутым и, быть может, незамеченным для захватчика.
