Миры Роджера Желязны. Том 6 - Желязны Роджер Джозеф (читать книги онлайн txt) 📗
— Полагаю, птице, которая любит и поет церковные гимны, можно доверять, — сказал Тибор, размышляя вслух.
— А я именно такая птица!
Сойка взлетела. У нее каждое перышко дрожало от нетерпения отправиться в путь. Экая красивая птица! Какое нежное сочетание голубого и белого в ее оперении! И какая большая! Да, деваться некуда, придется поверить ей на слово.
«Возможно, мне надо обойти множество мест и увидеть множество людей, которые не окажутся Господом Гнева. И только потом я найду — настоящего. Не в этом ли смысл паломничества — в медленном обретении того, к чему стремишься!»
— Не знаю, выдержит ли колесо… — сказал Тибор. — Эта слизь вряд ли сойдет за настоящую смазку.
— С колесами проблем не будет, — заверила сойка. — Прокатишься с ветерком. Вперед!
Тибор покорно последовал за своей бело-голубой проводницей.
Солнце слало теплые длинные лучи с голубого неба. Было очевидно, что в это время суток самые необычные из здешних живых существ предпочитают прятаться. Тибор не увидел больше ни единого монстра. Как ни странно, это повергло его в еще большее уныние, чем парад страшилищ ночью и поутру. Одно утешало: сойка летела перед ним, указывая дорогу, и не пропадала из виду. И это главное. Она у него теперь как путеводная звезда.
Когда голштинка остановилась пощипать высокую красноватую траву, Тибор спросил у подлетевшей сойки:
— Вдоль этой дороги никто не живет?
— Местные нарочно не кажут носа на свет. Не любят показываться, — ответила птица.
— Они такие страшные на вид?
— Да. Того, кто привык к обычным формам жизни, их вид способен ужаснуть.
— Неужто пострашнее бегунов, человеко-ящеров и человеконасекомых?
— Пострашнее.
Но сама птица, похоже, местных тварей не боялась — попрыгивала по сухим листьям у дороги, поклевывала каких-то мошек и червячков.
— Тут есть один, который выглядит следующим образом…
— Не надо, не рассказывай, — взмолился Тибор.
— Вы же сами интересовались…
— Это я так… А от подробностей — избавь.
Он прикрикнул на корову, и та потащила тележку дальше. Птица вспорхнула и полетела вперед. Казалось, корова понимает, что надо следовать за птицей.
— Слушай, он выглядит очень ужасно? — спросил Тибор немного погодя.
— Кто? Господь Гнева? — отозвалась сойка, вернувшись к тележке и усевшись на плечо художника. — Он… не знаю, нужно ли говорить вам об этом… словом, он выглядит не совсем обычно. Он мужчина крупный, но, как я имела случай заметить, у него изо рта воняет. Человек вроде бы могучего телосложения, но сгорбленный превратностями жизни. Человек вроде бы преклонных лет — и в то же время…
— Ну что ты плетешь! Ты даже не уверена, тот ли это человек!
— Уверена — до известной степени, — не обижаясь, ответствовала птица.
— Он живет среди людей?
— Верно! — сказала птица, довольная его сообразительностью. — В селении еще шесть десятков мужчин и женщин. И ни один из них не ведает, кто он такой в действительности.
— А ты-то откуда про него узнала? — спросил Тибор. — Если односельчане не догадались, кто он такой, ты-то как догадалась? По каким-либо безошибочным знакам на его теле?
Он надеялся, что это именно так. Было бы куда проще нарисовать убедительный портрет Господа Гнева, будь у него на теле отчетливые знаки непринадлежности к дольнему миру.
— На нем лежит печать смерти и отчаяния, — небрежно прочирикала птица, вспорхнула с его плеча и полетела вперед, делая кульбиты в воздухе. — Эта печать столь очевидна, что бросится тебе в глаза, как только мы прибудем на место.
Тибор наблюдал за птицей, которая угомонилась и летела теперь прямо перед тележкой.
— А поконкретней этой печати ничего нет? — спросил он.
— Впервые я увидела его два года назад, — сказала птица. — С тех пор я виделась с ним довольно часто. Однако я помалкивала о нем — на мои уста была наложена печать молчания, от которой я была разрешена лишь час назад. Я никому и словечка не проронила про него. Ей-же-ей! А когда вы испачкались в слизи того большого червяка, вы обрели способность понимать меня — и все узнали.
— Занятно, — сказал Тибор, погоняя корову. — Но ты ушла от моего вопроса.
— Я стараюсь отвечать на все ваши вопросы, — ответила птица. — Видите ли, мистер Тибор, вам вовсе не обязательно следовать за мной. Никто вас не заставляет. Я просто делаю полезное дело — так сказать, на общественных началах. Никакого навара я с этого иметь не буду. Разве что получила возможность поразмять крылья.
Сойка обиженно забила крыльями.
Лес, через который лежал их путь, постепенно редел. Впереди виднелись то ли горы, то ли гряда очень высоких холмов. Склоны этих холмов были бледно-соломенного цвета с вкраплениями темной зелени. Перед Тибором до самого подножия холмов простиралась большая долина — похоже, плодородная. Через нее пролегали почти не заросшие дороги. На одной из них, громко пофыркивая, медленно двигалось что-то вроде автомобиля. Стук мотора хорошо разносился в утреннем воздухе.
У перекрестка трех дорог виднелся поселок. Не то чтобы действительно очень большой, но по нынешним временам величины необычной. Некоторые здания поражали своим размером — не иначе как небольшие фабричные цеха. Есть магазины и даже небольшой аэродром.
— Это Нью-Брунсвик, штат Айдахо, — объявила птица. — Мы пересекли границу штата — попали из Орегона в Айдахо. Улавливаете?
— Да.
Он хлестнул корову, и она побежала резвее. Теперь все колеса разом стали постукивать и поскрипывать — как то, которое ему лишь чудом удалось починить. Тибор слышал жалобы колес, но успокаивал себя: «До селения рукой подать, доеду. А там наверняка есть кузнец, который заменит ходовую часть каждого колеса. Если одному не хватало смазки, то и остальные скорее всего крутятся на пределе. Вот только во сколько обойдется такой основательный ремонт?»
— Ты сможешь устроить ремонт моей тележки по божеской цене? — спросил художник птицу.
— Где она теперь — божеская цена? — сказала птица. — Заводов больше нет, чтоб запчасти выпускать. Есть только крохотные мастерские в небольших поселениях с натуральным хозяйством. И все в дефиците. Но в Нью-Брунсвике целых две мастерские для починки довоенной техники.
— Моя тележка произведена после Катастрофы, — заметил Тибор.
— Они и с этим справятся.
— А сколько слупят?
— Попробуйте бартер, — посоветовала птица. — Жаль, что вы не прихватили что-нибудь из сокровищ червя. Могли бы совершить обмен.
— Да у него там одна ненужная дрянь! — воскликнул Тибор и удивленно спросил: — Ты хочешь сказать, тот металлолом здесь в цене?
«Если они умеют перерабатывать металлолом, — подумал он, — тогда здешние жители намного выше нас по уровню своего развития! А ведь я, в сущности, не так уж далеко уехал от дома! Да, соседи, но какая разница! Как же изолированно мы живем! И как мало знаем. Сколько полезных знаний утрачено!»
— Даже матрасные пружины тут бы очень сгодились, — сказала птица, — Они ведь стальные. И местные умельцы сделали бы из них инструменты. К примеру, ножи, вилки, стамески. Из цветных металлов можно изготовить спирали для женщин — это такие приспособления, чтобы женщины не беременели.
— Батюшки, — ахнул Тибор, — неужели они сознательно понижают уровень рождаемости — когда население всей планеты составляет лишь несколько миллионов!
— Слишком много рождается увечных, — объяснила птица. — Например, таких, как вы, — уж простите, что я так говорю. Так вот, в Нью-Брунсвике предпочитают совсем не рожать, чем плодить калек и мутантов.
Тибор пригорюнился.
— Они, наверно, выставят меня вон, как только увидят, какой я, — сказал он.
— Вполне вероятно, — безжалостно согласилась птица и полетела в сторону долины.
Пока они спускались с лесистой возвышенности в долину, птица тараторила вовсю, рассказывая на лету о всех необычных калеках, рожденных в округе за последние несколько лет. Отвратительные подробности захватывали дух. Впрочем, Тибор слушал сойку вполуха: тележку немилосердно трясло на ухабах, порченые колеса не давали ему покоя. Все тело его болело. Он закрыл глаза и пытался расслабиться, подавить тошноту. Он догадывался, что его мутит не только от тряской дороги, но и от страха — он боится этого незнакомого Нью-Брунсвика. Каково ему придется среди огромного количества незнакомых людей? Ведь всю жизнь он провел в общине, где все друг друга знали. Что, если будет не найти общего языка? Даже в буквальном смысле! Потом он задумался над названием поселка: Нью-Брунсвик. Не исключено, что кто-нибудь там владеет немецким. Это поможет, если местный английский язык сильно отличается от шарлоттсвилльского. В разрозненных общинах язык претерпевает стремительные изменения — рождаются диалекты, которые порой различаются до степени полного взаимного непонимания.
