Монстр - Кинг Стивен (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Палка поднялась и опустилась ещё семь раз, и только потом Бретт с Майком схватили его, оттащили, вырвали из рук палку. Джек (Джекки-малыш, он теперь стал малышом Джекки, вот сейчас - задремав на облепленном паутиной складном стуле, бормоча, а топка за спиной ревела) точно знал, сколько раз отец ударил, потому что каждое мягкое "бум!" по телу матери врезалось в его память, как выбитое на камне зубилом. Семь "бум". Ни больше, ни меньше.
Мамины очки лежали в картофельном пюре. Одно стекло треснуло и испачкалось в жарком. Глядя на это, не в силах поверить, они с Бекки расплакались. Бретт из коридора орал отцу, что шевельнись тот, и он убьет его. А папа вновь и вновь повторял: "Проклятая тварь. Проклятое отродье. Отдай трость, проклятый щенок. Дай мне ее". Бретт в истерике размахивал палкой и приговаривал: "да, да, сейчас я тебе дам, только шевельнись, я тебе дам и ещё пару раз добавлю, ох, и надаю же я тебе". Мама, шатаясь медленно поднялась на ноги, лицо уже распухло, раздувалось, как перепачканная старая шина, из четырех или пяти ссадин шла кровь, и она сказала ужасную вещь - из всего, что мать когда-либо говорила, Джек запомнил слово в слово только это: "У кого газеты? Папа хочет посмотреть комиксы. Что, дождь ещё идет?" Потом она снова опустилась на колени, на окровавленное, распухшее лицо свисали волосы. Майк звонил врачу, что-то бормоча в трубку.
Нельзя ли приехать немедленно? Мама. Нет, он не может сказать, в чем дело. Не по телефону. Это не телефонный разговор.
Просто приезжайте. Доктор приехал и забрал маму в больницу, где папа проработал всю свою взрослую жизнь. Папа, отчасти протрезвев (а может, это была тупая хитрость, как у любого загнанного в угол зверя), сказал врачу, что мать упала с лестницы.. Кровь на скатерти... он же пытался обтереть её милое личико. "И что, очки пролетели через всю гостиную в столовую, чтоб совершить посадку в жаркое с пюре?" - спросил доктор с ужасающим, издевательским сарказмом. - "Так было дело, Марк? Я слыхал о ребятах, которые золотыми зубами ловили радиостанции и видел мужика, который получил пулю между глаз, но сумел выжить и рассказывал об этом, но такое для меня новость". Папа просто потряс головой - черт его знает, должно быть, очки свалились, когда он нес её через столовую. Дети молчали, ошеломленные огромностью этой хладнокровной лжи. Четыре дня спустя Бретт бросил работу на лесопилке и пошел в армию. Джек всегда чувствовал:
дело было не только во внезапной и необъяснимой трепке, которую отец устроил за ужином, но и в том, что в больнице, держа руку местного священника, мать подтвердила отцовскую сказочку. Исполнившись отвращения, Бретт покинул их на милость того, что ещё могло случиться. Его убили в провинции Донг Хо в шестьдесят пятом, когда старшекурсник Джек Торране примкнул к активной студенческой агитации за окончание войны. На митингах, которые посещало все больше народу, он размахивал окровавленной рубашкой брата, но, когда говорил, перед глазами стояло не лицо Бретта, а лицо матери - изумленное, непонимающее лицо, - и звучал её голос: "У кого газеты?"
Через три года, когда Джеку исполнилось двенадцать, сбежал Майк - он отправился в нью-хэмпширский университет и получил немалую стипендию Мерита. Годом позже отец умер от внезапного обширного удара, настигшего его, когда он готовил пациента к операции. Он рухнул на пол в развевающемся, незастегнутом белом халате и умер, наверное, ещё до того, как ударился о черно-красный казенный больничный кафель.
Через три дня человек, властвовавший над жизнью Джекки, необъяснимый белый Бог-Призрак, оказался под землей.
К надписи на плите, "Маркс Энтони Торранс, любящий отец" Джек добавил бы ещё одну строчку: "гОя знал, как, играть в "лифт""
Они получили очень большую страховку. Есть люди, собирающие страховые полисы не менее увлеченно, чем прочие - монеты или марки; к ним-то и относился Марк Торранс. Деньги за страховку пришли как раз тогда, когда закончились ежемесячные полицейские штрафы и счета на спиртное. Пять лет они были богаты. Почти богаты...
В неглубоком, беспокойном сне перед Джеком, как в зеркале, возникло собственное лицо - свое и не свое: широко раскрытые глаза и невинно изогнутый рот мальчика, который сидит со своими машинками в холле и ждет папу, ждет белого призрачного бога, ждет, чтобы взлететь на лифте с головокружительной веселящей скоростью в солоноватый, пахнуший опилками туман - дыхание бара, ждет, может статься, что лифт рухнет вниз и из ушей посыплются старые колесики и пружинки, а папа будет реветь от смеха, и это лицо (превратилось в лицо Дэнни, так похожее на его, прежнее, только у него были светло-голубые глаза, а у Дэнни они туманно-серые, но изгиб губ такой же и волосы светлые, Дэнни в его кабинете, на нем спортивные трусики, а бумаги все промокли, от них поднимается приятный слабый запах пива... поднимающееся на крыльях дрожжей возбуждение, страшное желание ударить, причинить боль... дыхание бара... треск кости...
собственный голос, пьяно причитающий: Дэнни, ты в порядке, док? ... Ах ты, Боже мой, бедная ручка... и это лицо превратилось в)
(мамино изумленное лицо, избитое, окровавленное, оно появилось из-под стола, мама говорила)
("...от вашего отца. Повторяю, чрезвычайно важное сообщение от вашего отца. Пожалуйста, не меняйте настройку или немедленно настройтесь на частоту Счастливого Джека, повторяю, немедленно настройтесь на частоту Счастливого Часа.
Повторяю...")
Медленное растворение. Бестелесные голоса доносились к нему, как эхо, гуляющее по бесконечному туманному коридору.
(Все время что-то мешает, Томми, миленький...)
(Мидок, здесь ли ты, радость моя? Снова во сне бродила я.
Бесчеловечных чудовищ боюсь...)
(Извините, мистер Уллман, но разве это не...)
...контора - полки для скоросшивателей, большой письменный стол Уллмана, чистая книга для регистрации забронированных номеров на следующий год уже на месте - ничего-то он не упустит, этот Уллман - все ключи аккуратно висят на гвоздиках
(кроме одного, какого? которого? универсала, универсала, универсала, у кого ключ-универсал? если мы поднимемся наверх, возможно, станет ясно)
