Страшные вещи Лизы Макиной - Сертаков Виталий (читать книги онлайн без .txt) 📗
— Соседка сверху. Та, что у Ярыгиной жила. — Я внимательно посмотрел на них обоих, уже чувствуя, что это безнадежно.
— Какая еще соседка? — нахмурилась мать.
— Когда это Ярыгина успела сдать квартиру? — оторвался от экрана Сережа. — У этой алкоголички замков-то нет нормальных на двери, а сортир я ей только на прошлой неделе помогал латать.
— И не говори, — откликнулась мать. — Как бы не залила нас опять, как в прошлом году. Оставляет жилье, сама у детей... Надо, кстати, позвонить, узнать, как у нее дела.
— К дочке ее звонить бесполезно, — сказал с набитым ртом Сережа. — У них за неуплату вечно отключено. Помнишь, когда вода хлестала, Сашка мотался?
— Саша, ты не заскочишь к ней после школы? — повернулась мать. — Что-то у меня сердце неспокойно, еще и взрывы эти...
— Там не взрывы. — Сережа добавил громкость. — Выступал зам этот, по чрезвычайным. Говорит, что делом занимается ФСБ, и стреляли из гранатометов. Не исключена версия разборок...
— Я к ней заеду, — пообещал я и поплелся получать знания.
Потом я позвонил Жирафу, уже догадываясь, что от него услышу. Гошик, оказывается, честно ждал неделю, когда же я выйду на рынок. Я попытался робко напомнить насчет собрания уфологов, но услышал только недоуменное пыхтение. Он был уверен, что нога моя еще барахлит, и очень обрадовался, что я в норме.
— Вечером зайду, — отмазался я и задумался внезапно, а хочу ли идти на рынок. Нет, не то чтобы вдруг пробило на учебу или повзрослел как-то — все это фигня! Просто я не мог теперь на все смотреть, как раньше.
Что-то поменялось.
Причем, поговорив с Гошиком, я сразу поверил, что все закончилось. Никто меня не станет преследовать, никакие черные машины не будут дымить под окном. Даже если Макина и не сумела отбить память о себе у всех, кто о ней слышал, никому моя харя больше не интересна.
Все равно мне никто не поверит, в лучшем случае посмеются. А у конторы, что держала в плену Скрипача, найдутся другие дела. Сегодня они проиграли, завтра выиграют.
Для них война никогда не кончается.
Война с теми, кто внутри остается свободным.
Эта короткая и в общем-то никуда не ведущая мысль показалась мне очень важной. Последний урок я просидел, тупо уставившись в окно, и даже не врубился, какой это был предмет. Я изо всех сил напрягался, пытаясь вспомнить, что же такого важного сказала Лиза, когда я выпускал дракона.
Она ведь тоже говорила о войне, или мне показалось?
Я думал всю дорогу, но никак не мог ухватить нить. Так напряг мозги, что проехал ярыгинскую остановку. Ведь Лиза много чего успела наговорить, но теперь, кроме меня, никто об этом не вспомнит. А раз так, раз мне не с кем обсудить, стало быть, я тоже скоро все забуду.
Пройдет пара недель, скиснет батарея лепестков, и мне начнет казаться, что все это приснилось. Лепестки мне и сейчас ни к чему. А Макина предупредила, что наша наука подобную технологию не осилит. Потому что...
Черт подери! Потому что надо закончить войну, и тогда любые усилители окажутся по зубам. Когда Лиза передо мной соловьем разливалась, я почти поверил в то, что это совсем несложно, что все люди братья, и во всякую похожую лабуду...
Я вышел на «Багратионовской» и пересел во встречный поезд. Навстречу ломилась толпа. Люди как люди, грустные и довольные, красавицы и уродины, озабоченные и под кайфом.
Но я видел зверя. Я теперь не мог смотреть на толпу иначе.
Зверь никуда не делся, он дремал, только и дожидаясь окрика хозяина. Или удара хлыста, или кусочка свежего мяса. Зверь умело прятался за их беспечностью, гоготом и наглостью. За их трескотней и пьяными восторгами. Зверь готов был проснуться в любой момент. Недоставало только Скрипача. Недоставало кого-то, кто укажет, в какую сторону бросаться и кого грызть.
Я знаю, что сказала бы Лиза. Она помяла бы мне затылок пальцами и отвела бы за ручку к психиатру. Возможно, психушкой все для меня закончится, если я не перестану о ней думать. Просто какое-то время лучше не попадать в метро. На рынок можно гонять на маршрутке или на автобусе, а школа рядом...
Я занес ногу, собираясь последним втиснуться в вагон, когда впереди меня замешкались. И тут меня словно что-то дернуло, что-то заставило отступить на шаг и посмотреть налево.
...Он уходил зигзагами, легко лавируя между людьми. Он просчитывал каждое движение и резал встречный поток отточенными поворотами детского плечика. Замухрышка, оборванец, беспризорный воришка.
Для всех, кроме меня.
И в эту самую секунду, когда штамп свернул к пересадочному эскалатору, я понял, что именно переклинило в моей голове. Сам того не желая, я повернулся и побежал за маленьким гаденышем. Макина прекрасно сознавала, что мне ничего не угрожает, но оставила мне нож! Она подозревала, что в подземке затерялся еще один пастух. Она могла бы задержаться еще на пару дней и ликвидировать его, но не сделала этого.
Лиза оставила его мне.
Потому что если я плюну и уйду, значит, моя война закончилась. Значит, мне наплевать на десять миллионов пассажиров.
Теперь я знал наверняка, что во мне изменилось. Мне теперь стало не наплевать. И неважно, что маленький робот не способен сам гипнотизировать народ. Неважно, что рано или поздно его двигатель заглохнет и беспризорник превратится в кисель. Пока существует малюсенький шанс, что малыша найдут ребята оттуда, я не смогу спать спокойно. Я буду вскакивать, мокрый от пота, и представлять, что в окно заглядывают дети без глаз и носов, с треугольными улыбками и сросшимися пальцами...
Я охотился за ним больше двух недель. Мой сегодняшний план сработает наверняка. Я придумал, как задержать поезд дымовухой. А потом я достану его ножом. Я буду бить его, раз за разом, пока от чуда техники не останется вонючая лужа. А если я увижу, что не могу его догнать, придется развернуть лепестки.
Это крайнее средство. Мой скафандр давно разрушился, и скакать, как раньше, я не могу.
Если мне не удастся улизнуть, то хуже всех придется матери. Ее мне очень жаль, затаскают по милициям за сына, совершившего нападение на поезд.
Но перед самым отъездом Лиза оставила еще одну страшную вещицу. Она взяла у меня капельку крови, совсем немножко. Дело в том, что Макина мне подробно объяснила, как начнет ослабевать батарея скафандра. Он должен был подать мне сигнал — слабенький такой удар током — и высветить в воздухе табло с информацией. Лиза мне очень внятно нарисовала, что именно я увижу.
Я, конечно, не знаток в языках, особенно в официальном диалекте планеты Спиинус-тэкэ, но вчера ночью, когда защита расплавилась, я получил то, что было обещано. Батареи разрядились, но на ноже осталась маленькая черточка со стрелкой, указывающая на квадратного человечка...
Она означала, что в глубине ярыгинской квартиры спрятано семя седьмого поколения — семя новейшего охотника, которое Лиза получила от своего деда и сохранила для меня. Как это произойдет — я не знаю, но, если я распущу лепестки, он вырастет за несколько минут и придет на помощь.
Я должен прикончить мальчишку сам. Мне ужасно не хочется трогать это тайное оружие. Что-то мне подсказывает, что оно еще пригодится в другое время. Без усилителя охотник просуществует недолго. Я мог бы вызвать его и отключить навсегда. Это был бы самый умный и дальновидный шаг.
Я вот что думаю... Макина ведь не дура, она толковее меня раз в сто, если не в тысячу. Я не верю, что она просто так забыла свои вещички.
Я знаю, зачем мне лепестки. Война только начинается. Я прикончу пастуха, я сделаю это для них, для тысяч обормотов, которых так легко превратить в зверя. Но боюсь, что на этом мои дела не закончатся. Мы отпустили милого дядечку Руслана Ивановича. Наверняка он где-то строит новую «фабрику».
У меня очень хорошая память на лица, я его, без сомнения, найду. И Карела опять найду, и Вову с Петей, если еще живы. Пока я не знаю, что буду с ними делать. Для начала надо разобраться и проследить. Для таких, как Вова с Петей и их погибший на шоссе начальник, война никогда не закончится. А это значит, что они построят новое логово, и, если у них нет Скрипача, они его непременно придумают. Ведь им так нравится делать из нас зверя.
