Гнев Тиамат (ЛП) - Кори Джеймс (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
– Что тут у нас, доктор? – спросил Трехо.
Котразар тряхнул головой.
– Его модели реагирования всегда были странны. И нынешние колебания укладываются в пределы погрешности. Подобное встречается у злоупотребляющих психоделиками, чаще у женщин. Но я бы сказал, смена допрашивающего не сильно повлияла на показатели. Учитывая его базовый уровень, я бы сказал, он говорит правду.
– Вы абсолютно уверены?
– Нет, – ответил Кортазар. – Но процентов на восемьдесят. В следующий раз попробуйте доктора Окойе. У них более долгие отношения. И дружеские.
– Но тогда придется оторвать ее от текущей работы, – заметил Илич.
Трехо нетерпеливо фыркнул и прижал ладони к щекам, так крепко, даже костяшки пальцев побелели. Под глазами, в которых прочно поселилась усталость, залегли круги. Только на нем теперь держится империя, подумалось Терезе. Как будто кто-то произнес это вслух. Кто-то, кто мог и солгать.
– Что с поисками… тела? – спросил Илич.
– Ничего, – ответил Трехо. – Я отдал приказ стрелять при любом контакте, но у нас есть рыбка покрупнее, чем слоняющийся по округе зомби. Если вздумает вернуться, припасов у него нет. Может, нам повезет, и дроны примут его за настольную лампу.
Что-то шевельнулось внутри у Терезы. Чуть-чуть.
Кортазар кашлянул:
– Думаю, это решение стоит пересмотреть. Дополнительный объект исследования существенно продвинул бы мою работу с высоким консулом…
– Дождемся отчета Окойе, прежде чем что-то менять, – оборвал Трехо. – Самое важное – держать сепаратистов под контролем.
– Разве? – возразил Ильич. – Я думал, самое важное – то, что сожрало наши корабли и сломало Дуарте. – Он говорил про отца, но ладно, ничего. К ней это тоже относилось, вроде как вовлекало в разговор. Учитывая его базовый уровень...
– То вторая наша проблема, – объявил Трехо, – и ею мы займемся. Но если я не удержу все под контролем, высокому консулу, когда он восстановится, управлять будет нечем.
Пустота в его голосе показалась знакомой. Тереза внимательнее пригляделась к Трехо. Унижение, вызванное часами допроса, было по-прежнему свежо, и все же трудно не заметить, как вымотан адмирал, и как напуган. Она потеряла отца. Он потерял лидера. Из-за своего несомненного горя он стал ей даже симпатичен.
Ее вдруг отбросило в прошлое, в тот миг, когда Тимоти прострелили голову. Она невольно ахнула и снова вернулась в настоящее. Травматическая память. Мозг отказывается признавать то, что произошло, и выдает мгновенные вспышки воспоминаний, Илич предупреждал, что так будет. И велел обязательно сказать, когда это случится. Ну вот, случилось, но она не сказала.
Трехо покосился на нее, затем перевел взгляд на Илича:
– Надо вовремя вернуть ее в Государственное Здание, пусть одноклассники видят ее.
Илич напрягся.
– Прошу прощения, адмирал, но… Причин отклониться от расписания найдется более чем достаточно. Никто не удивится, если она опоздает на урок.
– А я говорю, полковник, – слово «полковник» Трехо выделил особо, напоминая Иличу о разнице в рангах, – когда готовишься к потопу, каждый кусочек нормальной жизни становится мешком с песком. Она, возможно, не та, кто спасет нас от полного развала, но она часть общей схемы. Свою роль в маленьком эксперименте доктора с заключенным она уже отыграла. Больше ей здесь делать нечего.
Он имел в виду: «Тебе здесь делать нечего». Илич не изменился в лице, а Тереза позволила себе улыбнуться.
С той страшной ночи отношения этих двоих изменились. Тереза видела это, и даже, как ей казалось, понимала почему. Илич входил в узкий круг тех, кто помогал держать состояние отца в секрете. Трехо доверял ему. А Илич позволил ей улизнуть из Государственного Здания на встречу с головорезом из подполья. Трехо доверился Иличу, а тот не оправдал доверия.
А может, теперь она все воспринимала так.
– Так точно, – ответил Илич. И обернулся к ней: – Идем, я отведу тебя в класс. Все будет хорошо.
Как же хотелось разрыдаться, упасть и с воплями покатиться по полу, словно ребенок. Хотелось опрокинуть стол и заорать, как Эльза Сингх. Но годы муштры взяли свое, она сдержалась. Просто кивнула и поднялась на ноги. Но когда Илич вышел в коридор, за ним она не пошла.
– Восемьдесят процентов, – произнесла она, обращаясь к Кортазару. – Вы уверены насчет восьмидесяти процентов.
В глазах Трехо мелькнуло раздражение, но Кортазар был счастлив пояснить:
– Разумеется, это лишь предположение. Но изучение автономных функций стало моей страстью, в последние несколько лет проделана огромная работа. Мозговая активность, возникающая, когда человек вспоминает что-то, отличается от активности, которая стимулируется выдумыванием новой информации. Конечно, есть вероятность, что субъект сочинил и вызубрил ложь так, что она выглядит как воспоминание. Но поскольку новые дознаватели и новые вопросы активируют лишь зоны воспоминаний, а не зоны творческих функций мозга, восемьдесят – вполне подходящая оценка. Наверно, даже заниженная. Скорее всего, Холден говорит правду.
Раз он сказал, что он тебе друг, значит, так и было.
Перед глазами встал Тимоти, взглянул на нее, как он всегда смотрел, и произнес: «Слишком много инструмента не бывает».
Только теперь она не знала, кем была для него – другом или инструментом.
Не знала, а нужно узнать.
Занятия класса проходили в музее Государственного Здания. Огромные, бледные стены под белым светом, который омывал полотна и скульптуры, подчеркивая краски, но не давая им выцветать с годами. Воздух, за которым здесь строго следили, был ни теплым и ни холодным, ни сухим и ни влажным. Полковник Илич, не останавливаясь, провел их мимо великих произведений других эпох, как будто не хотел тревожить покой шедевров. Он убил Тимоти, поругался с Трехо, нес на плечах бремя империи, однако улыбался так же, как всегда, и голос у него был ровный. Интересно, что еще скрывал он от нее все эти годы?
Коннор и Мюриел стояли друг возле друга и рассматривали полотно, на котором был изображен человек в натуральную величину. С раскинутыми руками, а лицо обращено к небу, словно он высматривал что-то в вышине. Вместо одежды его тело облепляла серебристая, ничего не скрывающая простыня. Тереза подошла и скрестила руки на груди. Видны были даже отдельные волоски на руках мужчины, настолько тщательно была выписана картина. Слишком совершенна, чтобы быть фотографией.
– Она называется «Икар в ночи», – сказал Ильич. – Написана художником по имени Кингстон Сюй. Он был первым великим живописцем Марса. Когда картину выставили на публику, его чуть не депортировали обратно на Землю. Кто скажет мне, почему?
Тереза чувствовала, как остальные поглядывают друг на друга и на нее. Ответа она не знала, и ей было все равно. Голова словно песком набита. Больше там ничего не осталось.
– Простыня? – неуверенно предположила Шан Эллисон.
– Верно, – кивнул Илич. – Материал похож на тот, что использовался когда-то в медицинских целях. А мужчина, как вы могли заметить, темнокожий. Вся ранняя история Марса наполнена конфликтами народов, основавших разные колонии. Натурщик, с которого писал Сюй, родом из Пакистана. Сам художник из Китая, извечного противника Пакистана. Эти страны враждовали. Показывать врага в явно ущербном и эротическом контексте провокационно с политической точки зрения. За такую картину Сюя могли отправить в тюрьму. Или на принудительные работы.
Или в загоны, подумалось Терезе. Хотя нет, неправильно. До протомолекулы загонов не существовало.
– Почему же он нарисовал ее? – Тереза сама удивилась, услышав свой голос.
– Он считал это важным, – ответил Илич. – Сюй рассматривал человечество как часть единой семьи, он верил, что разделяющие нас разногласия ничтожны по сравнению с глубинными силами, что нас объединяют. Вот почему твой отец принес эту картину сюда. Единство человечества – идеал Лаконии.
