Собрание сочинений в девяти томах. Том 9. Клокочущая пустота - Казанцев Александр Петрович (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗

– Я готов повторить свое предложение Сирано де Бержераку, как только удостоверюсь, что он передо мной.

– Сирано де Бержерак, которого вы вспоминаете, был признанным дуэлянтом, но я дал клятву не вынимать шпагу из ножен, дал клятву тому, кого вы, ваша светлость, провожали в подземном ходе перед решеткой вместе со мной и которого, увы, уже нет в живых.

– Вот видите, вы отказываетесь признать Сирано де Бержерака в главном, чем он был знаменит, в его искусстве владения шпагой!

– Простите, ваша светлость, но вы предложили ему быть при вас поэтом. Значит, была еще сторона Сирано, которую вы отмечали.

– Разумеется.

– Так разрешите мне доказать вам, что я – это я.

– Извольте. Каким образом?

– Позвольте считать, что я уже служу вам, и предложить для борьбы со Злом то, что вы вправе ожидать от меня.

– Охотно позволяю, если вы на это способны.

– Тогда я прочту вам памфлет, который сочинил сегодня, находясь на баррикадах, перегородивших улицы Парижа.

– Памфлет? Против кого?

– Против врага Добра, врага народа.

– Читайте. Сирано де Бержерака я считал на это способным.

И Сирано прочитал герцогу д'Ашперону свой первый памфлет, которым после издания его герцогом д'Ашпероном было положено начало знаменитой «Мазаринаде», составившей усилиями лучших умов Франции целых сто томов.

– Недурное начало! – заметил герцог. – Прошу вас дальше.

Сирано поклонился:

Доброносец герцог д'Ашперон молча подошел и обнял Сирано.

– С возвращением, брат мой, с оружием, которое острее шпаги.

В ту же ночь кардинал Мазарини тайно бежал из Лувра в Кёльн.

Глава вторая. Школа власти

Рейн! Могучая полноводная река, словно хранящая былое величие Священной Римской империи немецкой нации [34], низведенной Вестфальским мирным договором до положения стоячего болота, в какие превратились некоторые пострадавшие в Тридцатилетнюю войну раздробленные владения фюрстов и рыцарские земли, границы которых порой сужались до одного лье, с ютящейся внутри них сотней-другой подданных.

Рейн, конечно, всегда оставался равнодушным к нескончаемым войнам на его берегах между патентантами [35] Кёльна и Пфальца из-за сооружений, которые одними строились, а другими разрушались. Безразличная к ручейкам человеческой крови светлая река несла свои чистые тогда воды [36], рождая множество легенд и красивых сказок, которые слагались о ее берегах.

Город Кёльн на одном из них являл собой отнюдь не процветающий центр: множество полуразвалившихся, заброшенных домов, пустые улицы, давным-давно начатый строительством, гениально задуманный собор походил на безобразный скелет, одетый в забытые людьми строительные леса, и далеко не напоминал тот всплеск ажурного камня к небу, который создаст столетия спустя мировую славу готической архитектуре.

По безлюдным улицам мчалась карета, запряженная попарно цугом восьмеркой золотисто-рыжих лошадей. По обе стороны кареты и позади нее скакал отряд королевских мушкетеров во главе с их капитаном, имя которого впоследствии будет прославлено несравненным Александром Дюма-отцом.

Капитан этот в шляпе с развевающимися перьями держался рядом с дверцей кареты, где виднелся в окне прелестный профиль дамы.

С бравым капитаном ехали отважные и надежные друзья, способные постоять за французского короля (пусть пока малолетнего), который вместе с матерью, королевой Анной, направлялся к ее первому министру, отсюда, из Кёльна, управлявшему Францией, поскольку Париж был захвачен Фрондой.

Карета остановилась около замка фюрста, вынужденного уступить его кардиналу Мазарини, имевшему права по Вестфальскому мирному договору, завершившему Тридцатилетнюю войну, распоряжаться в раздробленных германских государствах как у себя дома и нашедшего удобным отсюда, из Германии, вести французские дела.

Королева Анна, учтиво поддержанная под руку капитаном мушкетеров, сошла с подножки кареты, одарив галантного капитана, помня былые его услуги, теплым и ясным взглядом, и величественно прошла по каменным ступеням сквозь толпу гонцов, ожидающих приема кардинала, не просто расступившуюся перед нею, а распавшуюся на согнувшихся в подобострастном поклоне людей.

Анна властно распахнула двери кабинета, где за грубым столом сидел в своей рабочей сутане, подбитой алой материей, кардинал Мазарини. При виде королевы он вскочил, сделав знак рукой гонцу. Тот, низко кланяясь, пятясь, удалился из кабинета.

Анна, величественная, гневно-надменная, свысока смотрела на Мазарини, потом бросила ему на стол скомканную бумажку.

– Извольте, кардинал, прочесть этот гнусный пасквиль, касающийся не только вас, священнослужителя и министра, но и меня, облеченную парламентом Франции высшей властью. Я не терплю непристойностей.

Мазарини, не говоря ни слова, лишь благословил королеву Анну поднятой рукой, в ответ на что она чуть заметно присела в полуреверансе, взял бумагу, тщательно расправил ее и стал читать.

Робкий мальчик-король вошел вслед за матерью и с любопытством рассматривал комнату, украшенную рогами и многими кабаньими головами.

«И что их так к свиньям тянет?» – поморщился Людовик XIV.

Мазарини читал напечатанный в Париже листок.

Сирано де Бержерак