Т. 08 Ракетный корабль «Галилей» - Хайнлайн Роберт Энсон (книги без регистрации .TXT) 📗
И тут же он увидел, что его бессознательные предположения, скрывающиеся за теми суждениями, которые он пытался высказать, подвергаются безжалостным нападкам; скоро Мэтту пришлось вернуться к упрямому, хотя и не выраженному вслух доказательству: «А потому!» Постепенно Мэтт стал привыкать к подобным методам споров и аргументации и быстро обнаружил, что можно, задавая невинные вопросы, разрушить цепь чьих-то доказательств.
Мэтт начал получать особое удовольствие от участия в семинарах после того, как в его группе появился Жерар Берк. Он терпеливо выжидал, пока Жерар не выскажет какую-нибудь определенную точку зрения, затем задавал вопрос; это всегда был вопрос и никогда — определенное заявление. По каким-то причинам, не понятным для Мэтта, точки зрения Берка всегда были ортодоксальными. Чтобы опровергнуть их, Мэтту приходилось выдвигать нестандартные идеи.
Один раз, когда семинар уже кончился, он спросил Берка:
— Послушай, Берк, мне почему-то всегда казалось, что мыслишь ты более оригинально.
— Может, и так. А что?
— По тому, что ты говоришь на «Сомнении», об этом не скажешь.
На лице Берка появилась хитрая улыбка.
— Я считаю, что лучше зря не высовываться.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты полагаешь, наши начальники так уж интересуются новыми мыслями? Послушай, юноша, ты когда-нибудь научишься распознавать ловушки?
Какое-то время Мэтт не знал, что ответить. Потом сказал:
— По-моему, у тебя что-то с мозгами.
Тем не менее слова Берка заставили его призадуматься.
Шли дни. Нагрузка была так велика, что на скуку не оставалось времени. Мэтт был согласен с общим мнением всех кадетов, что «Рэндольф» — это сумасшедший дом и нормальному человеку в нем жить никак не возможно, что это металлолом, выброшенный в космос за ненадобностью, и тому подобное. Но, по правде говоря, у него пока не сложилась своя точка зрения относительно учебного корабля — он был слишком занят учебой. Сначала его мучила тоска по дому; со временем она отступила. Его дни были заполнены занятиями, учебой, тренировками, снова учебой, лабораторными работами, сном, едой и опять учебой.
Однажды он возвращался с ночной вахты в отделе космической связи.
Из каютки Пита доносились какие-то звуки. Сначала Мэтт подумал, что его товарищ решил вместо сна заняться учебой и просматривает кассеты на проекторе. Он хотел уже постучать в дверь и позвать Пита в столовую — выпросить у дежурного по камбузу чашку какао, — но вдруг понял, что шум за дверью вовсе не от проектора. Мэтт осторожно приоткрыл дверь. С койки доносились сдавленные рыдания. Он тихо прикрыл дверь и постучал. Через несколько секунд послышался голос Пита:
— Заходи.
Мэтт вошел в комнатушку.
— Привет, Пит. У тебя поесть чего-нибудь не найдется?
— В столе пирожки.
— Пит, что с тобой? — спросил Мэтт, уминая пирожок. — Какой-то ты нездоровый.
— Нет, я здоров.
— Не вешай мне лапшу на уши. Говори, что случилось.
Пит помялся.
— Ничего. Ничего такого, в чем кто-нибудь может мне помочь.
— Может, так, а может — и нет.
— Ты мне помочь не сможешь. Домой я хочу.
— О-о, — Мэтт увидел вдруг перед собой зеленые просторы Айовы, ее холмы… Усилием воли он прогнал от себя видение. — Да, парень, это дело тяжелое. Я тебя понимаю.
— Как же! Понимаешь! Ты-то дома почти что — подошел к иллюминатору и посмотрел.
— Ну, это как сказать.
— Сколько времени как ты оттуда? А у меня два года ушло, чтобы попасть на Терру; и неизвестно когда еще я смогу побывать дома, — Пит был где-то далеко-далеко; будто не говорил, а стихи читал. — Мэтт, ты не представляешь, что это такое. Ты поговорку знаешь: «У каждого цивилизованного человека две родины: своя и Ганимед»?
— Чего-чего?
Но Пит его даже не слышал.
— Юпитер прямо над головой, в полнеба… — он замолчал. — Знаешь, Мэтт, как там красиво! Таких мест больше нет нигде.
А Мэтт видел Де-Мойн: летний вечер, осень почти… светлячки подмигивают, цикады среди деревьев стрекочут, а воздух такой сладкий, такой густой, хоть черпай горстями. Вдруг накатила ненависть ко всему, что их окружало: к стальной оболочке, невесомости, очищенному воздуху, искусственному освещению.
— Зря мы с тобой завербовались, Пит!
— Не знаю, Мэтт. Я не знаю.
— А ты что, хочешь отчислиться?
— Да не могу я. Из-за отца. Ему пришлось влезть в долги, нужно было оплатить мой проезд туда и обратно… В общем, долго объяснять… и не хочется.
Вошел Текс, зевая во весь рот и почесываясь:
— Чего это вы полуночничаете? Вам что, спать надоело? Хоть бы других пожалели — поспать дали.
— Извини.
— На вас посмотреть — так будто у вас любимая собака подохла, — внимательно посмотрел на них Текс. — Что случилось?
— Ничего особенного, — буркнул Мэтт. — Тоска по дому.
— Это он из-за меня, — вступился за друга Пит. — Накатило на меня, понимаешь? А Мэтт мою тоску заговаривал.
— Ничего я не понимаю, — сказал Текс удивленно. — Какая разница, где вы. Все равно Техас далеко.
— Текс, Бога ради, перестань! — рассердился Мэтт.
— Что я такого сказал? — Текс удивился еще больше. — Пит, вот ты действительно далеко от дома, тут и спорить нечего. Но знаешь, как только нам дадут отпуск, поехали со мной в Техас. Хоть сосчитаешь, сколько у лошади ног.
— И познакомлюсь с твоим дядюшкой Боди, — слабо улыбнулся Пит.
— Точно! И дядя тебе расскажет, как он однажды прокатился на смерче — причем без седла. Ну как, договорились?
— Тогда обещай, что будешь у меня на Ганимеде. И ты тоже, Мэтт.
— Решено!
Они пожали друг другу руки.
Последствия ностальгического приступа прошли бы бесследно, но скоро случилось еще одно событие. Как-то у Мэтта не ладилась одна астрогационная задача, и он собрался забежать в каюту Аренсы, попросить, чтобы тот помог.
— Заходите, сенатор, — выпускник укладывал вещи. — Не стой в дверях. Сказать что-нибудь пришел?
— Да нет, просто так. Вас на корабль назначили, сэр?
Аренса месяц тому назад сдал выпускные экзамены и получил назначение на космическую службу. Теперь одновременно он был и «старик», и выпускник.
— Нет, — Аренса взял пачку бумаг, просмотрел их и разорвал. — Я улетаю. Совсем.
— О-о!
— Давай без нежностей. Никто меня не увольнял — я подал заявление об отставке.
— О-о!
— Да не смотри ты на меня телячьими глазами и кончай эти свои «О-о!». Ну увольняюсь — что в этом странного?
— Странного? Да ничего.
— Наверно, ты думаешь, с чего бы это я, а? Ну так я тебе скажу. Хватит с меня, вот почему. Обрыдло мне, понимаешь? Нету у меня охоты заделаться в супермены. Поносил я свой нимб и хватит — голове тесно. Неужели непонятно?
— Понятно. Я же тебя не собирался разубеждать.
— Вижу, что осуждаешь, только не говоришь. А вот ты, сенатор, — ты оставайся. Ты как раз из тех серьезных, благоразумных паинек, которые им нужны позарез. А что до меня, то я не архангел и с огненным мечом по небу носиться не собираюсь. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что это такое — сбросить на город атомную бомбу? Ты хоть раз задумывался над этим?
— Нет, никогда. С тех пор как навели порядок, Патрулю ведь не приходилось использовать бомбу. Думаю — и не придется.
— Все равно, раз ты записался сюда — значит, обязан при случае ее сбросить. В этом, мальчик ты мой, смысл твоей жизни, — он замолчал, взял гитару. — Ладно, хватит об этом. А вот с ней-то мне теперь что делать? Хочешь, продам тебе по дешевке, по земной цене?
— Сейчас не могу — денег нет.
— Тогда забирай в подарок, — Аренса перебросил инструмент Мэтту в руки. — Без гитары оркестру Свинячьего не обойтись. А я себе куплю новую. Через тридцать минут я буду уже на «Терре», а еще через шесть часов, — на Земле, среди маленьких неприметных людишек, которые богов из себя не строят, да и зачем им это!
Мэтт не знал, что ответить.
Он даже представить себе не мог, что по коридору никогда больше не разнесется громоподобный голос Аренсы, но долго над этим раздумывать Мэтту не пришлось. Его учебная группа была послана на Луну для освоения посадки при отсутствии атмосферы.