Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) - Тырин Михаил Юрьевич (бесплатные серии книг .TXT) 📗
– Спасибо вам, – говорит ей Лореаса и кивает. Шумно выдохнув, медведица встает и уходит. Дети бегут за ней. Лесничий изумленно смотрит им вслед.
Он понимает, что всю ночь жена держала его голову на своих коленях. Это Лореаса спасла его, примчавшись сквозь тьму и вернув его к жизни… Не говоря ни слова, Кодор крепко обнимает ее, привлекая к себе, и целует – волосы, веки, губы. Кожа Лореасы – теплая.
Некромантисса вздыхает и прижимается к мужу.
Так они сидят долго-долго.
Потом Лореаса откидывает голову и находит его взгляд.
– Ты все-таки сделал это, – говорит она, – все-таки сделал.
Голос ее полон безмерного восхищения и глубокой нежности. Кодор улыбается. Зеленые глаза Лореасы лучатся, в них прыгают искры. На ее волосах сидят бабочки, а высокая шея украшена живым полозом.
Кодор кидает взгляд через плечо.
Обе повозки стоят на дороге, запряженные. Вороная кобылка бьет копытом, остальные лошади дремлют. От ведьмы осталась груда костей, покрытых засохшей кровью, и несколько перьев. Плоть ее, как и должно было случиться, истлела мгновенно, едва ее сердце перестало биться.
Ее больше нет. Сон Жизни стал чище на один воплощенный кошмар.
Кодор усмехается и встает. Лореаса поднимается следом.
Помедлив, он спрашивает:
– Как… Геллена?
И словно тень набегает, заслоняя ясное солнце. Смолкает рассветный лес. Кодор с ожиданием смотрит на жену. Рот некромантиссы печально сжимается. Тяжелое беспокойство охватывает Лесничего. Он вспоминает, о чем шла речь вчера – и ему впервые за все время становится страшно.
Лореаса покусывает губу. Она долго собирается с мыслями и выглядит нерешительной, но когда начинает речь, то в голосе ее звучит несокрушимая властность. Ее слова – приказ.
– Поезжай в дозор, Кодор, – говорит она. – Как можно дальше отсюда. Ты все еще Королевский Лесничий. Возвращайся через год и один день. Поверь мне. Тебе не нужно этого видеть.
Имя ее под запретом.
У нее нет имени.
Она была принесена в жертву и обречена на смерть. Она заперта в склепе собственного тела, не мертвая и не живая. Ее разум спит, она не испытывает желаний, лишена дара речи и не имеет собственной воли. Ныне она всего лишь прах земной, и лишь этим именем ее дозволено называть.
Так будет год и один день.
О том, что случится на следующий день по истечении этого срока, некромантиссы предпочитают молчать. Им предстоит испытание, по сравнению с которым все, что они изведали до сих пор – детские забавы. Это испытание невозможно даже вообразить.
Поэтому кажется, что хуже, чем сейчас, быть не может.
Дом стал темен и мрачен. Чему удивляться: он превратился в гроб. В нем обитает мертвое тело, сохраняемое колдовством. Мыши, черви и насекомые вьются вокруг него. Они зорко следят, не началось ли разложение, и обо всем рассказывают Лореасе.
С тех пор, как уехал Кодор, никто не навещает его семью. Люди предпочитают обходить их дом стороной. Некромантиссы довольны этим. Они и сами не показываются на свет. Лореана предполагает, что горожане теперь откровенно ненавидят их и рассказывают о них жуткие небылицы. Это не имеет значения, пока они не явились сюда с дрекольем и факелами. А они не явятся: для этого у них достаточно здравомыслия.
«Когда прах земной вернется к нам, – говорит Лореаса, – и приедет Кодор, жизнь станет прежней. Люди забывчивы». Слыша это, Лореана с надеждой кивает, а Лореада мрачно усмехается, отводя глаза.
Как-то она признается: с каждым днем в ней крепнет уверенность, что мудрее всех была Мелинда, дочь Мериалы, дочери Мелузины, переселившаяся поглубже в Лес. Чем дальше от людей, тем лучше. Только отца и ту, которая ныне прах земной, любит Ада, а прочие люди один хуже другого.
Мать ничего не отвечает на это.
У них много забот. Непросто сохранять мертвеца готовым вернуться к жизни. Для этого недостаточно пения Снов. Пением можно поддерживать кровоток и работу легких, сберегать мышцы и кожу – но намного важнее сохранить мозг. Если мозг начнет разрушаться, можно проститься с надеждой на новую встречу. Тогда придется лелеять прах земной лишь для того, чтобы душа ее по истечении года спокойно отправилась в Явь, а не стала тоскующим призраком…
Чтобы мозг оставался в целости, он должен работать.
Но разум мертвой спит, пробудить его нельзя.
И это невыносимо. Это самое мучительное из испытаний: нужно постоянно заставлять прах земной выполнять какую-то работу, самую примитивную и монотонную, нужно придумывать все новую и новую работу и следить, чтобы не мыслящая работница не повредила себе. Она может делать стежки, но не может сменить нитку в иголке. Она может возить по полу шваброй, но не в состоянии прополоскать тряпку. Если приказать ей вытереть пыль, она справится разве что с поверхностью стола – на каминной полке слишком много статуэток, а чтобы дотянуться до верха шкафа, нужно пододвинуть табурет…
При жизни… «Раньше, – неизменно поправляет Лореаса, – просто раньше». Достаточно того, что они видят своими глазами, не нужно еще и вслух говорить о смерти. До того, как случилось несчастье, прах земной любила начищать медь и бронзу. Конечно, сразу понятно было, что нельзя давать ей в руки толченый кирпич. Но оказалось, что с медной лоханью и куском шерстяной ткани ее тоже нельзя оставить. Она не понимает, когда нужно остановиться. Шерсть сначала протерлась до дыр, потом вовсе распалась на пыль и кусочки ниток, а прах земной все продолжала чистить медь… Она стерла себе пальцы до мяса. Сон Крови помог восстановить плоть. Но от крика Лореаны, нашедшей прах земной в ту минуту, мороз подрал до костей…
Лореана тяжелее всего переживает их страшное дело. Мать и Лореада замкнулись в себе, став мрачными как грозовые тучи. Лореана плачет каждый вечер, осунулась и сама теперь похожа на тоскующий призрак.
Как-то она придумала заставить прах земной подрезать розы в саду. Отдала приказ и ушла. Вернувшись, она увидела, что розовый куст срезан до пенька, а прах, равнодушный ко всему, обрезает следующий куст – по одному листу, по веточке… «Я не могу на это смотреть!» – кричала Лореана, содрогаясь в рыданиях на груди сестры; она горевала вовсе не по розам… Лореада молча гладила ее по голове.
Прах земной продолжала обрезать розы до первого снега. Каждую ночь непреклонный Сон Растений вновь заставлял цветочные кусты выбрасывать побеги и растить листья.
Когда наступила зима и растения уснули, пришлось искать замену этому занятию. Несколько дней некромантиссы промучились с прежними способами. Выход нашла Лореаса. С минуту поглядев на то, как прах земной шьет без нитки, она отправилась в кладовую. Вернувшись, она высыпала на пол в коридоре мешок сушеного гороха, мешок гречневой ядрицы и такой же – риса, в несколько движений перемешала их и велела праху перебрать крупы.
С тех пор они повторяли это каждый день.
Одна мысль поддерживает их: это закончится. Год кажется бесконечным, но каждый прожитый день неуклонно сокращает срок ожидания.
Почти ничего не случается. Дни сливаются в тоскливой серости. Некромантиссы почти бессмертны и потому привычны к уединению и однообразию – к бесконечному природному циклу, к бездействию, к круговороту жизни и смерти. Но здесь, в городском доме, все им тягостно. Время растягивается и сжимается одновременно. Каждая секунда бесконечна, нельзя ускорить стрелки часов. Однажды Лореада замечает, что они начали считать время мешками крупы – вот прах земной снова закончила сортировать крупы, пора их опять перемешивать…
Лореаса перестает разговаривать вовсе.
В начале весны голуби доставляют вести от Кодора и от Анжевины. Кодор пишет, что нашел Айдара – тот был тяжело ранен и отлеживался в доме лекаря на набережной, в портовом городе. К тому времени, когда появился Кодор, он уже встал на ноги. Вместе Лесничие, учитель и ученик, выследили в городе колдуна, который охотился за детьми из трущоб. Драка была суровой, но они справились. Он, Кодор, любит Лоре и всех своих дочек очень сильно.
