Фантастика 1988-1989 - Кузовкин Александр Сергеевич (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Яа ласково коснулась его руки, показав глазами, что, конечно же, простит. Ион начал рассказ.
— По тайному заказу той службы Центра, что нас посылала на Землю, семь весен назад один наш малыш был оставлен на ночь в роще на гряде Улу, где обитает стадо обезов — редких человекоподобных существ. Может быть, ты слышала и запись их общения между собой — они резко, гортанно кричат. Эти пещерные существа очень осторожны, их редко удается наблюдать даже специалистам. Так или иначе, но малыш исчез из поля зрения надолго. Начали думать, что он просто погиб. Не выжил или был растерзан. Но потом, спустя несколько весен, его следы нашлись. Трое смельчаков-биологов после двухнедельной охоты хитростью отлучили малыша от стада…
Ион помолчал, потом продолжил:
— Накануне нашей экспедиции я ездил в Улу. Среди биологов есть мой друг. Он показал мне того малыша. Так, без задней мысли, как секретную экзотику. Его держат в клетке. Это не человек и не обез. И теперь ему не жить ни там, ни тут… Иногда он как будто ни 6 того ни с сего резко и одновременно жалобно вскрикивает. Звездочка на его лбу просто засохла, превратилась в какую-то нашлепку. Жуть! Лечение невозможно. Он ушел от нас, но не пристал и к ним… Да, Яа, ни там, ни тут… Наверное, теперь ты поймешь, что еще стало причиной, когда я без особых колебаний согласился на твое предложение не просить у людей Земли их детей. Но сейчас я вижу в этой истории и второй смысл. Это касается тебя…
Яа погладила руку Иона, написала: «Спасибо вам. Вы всегда беспокоитесь обо мне как о дочери. И вы так мудры…»
Вечером Яа получила письмо от Иэрга.
«Милая Яа! — писал он. — Мне рассказали о твоем поведении в экспедиции, а также о том, что ты проявляешь сейчас необъяснимое упрямство, отказываешься от трансплантации, тем самым выступая против общепринятых и прекрасных вещей и норм поведения. Надо быть как все — это прекрасный и незыблемый закон. Он проверен временем. Именно благодаря ему вокруг нас есть все то, что есть, и наша жизнь прекрасна и размеренна. Ты бросаешь всем нам вызов. Это неправильно. Я не понимаю тебя, осуждаю и не хотел бы видеть до тех пор, пока ты не сделаешь операцию. Это чрезвычайно важно для всех нас. С самыми добрыми пожеланиями — твой законный жених Иэрг».
«Ах-ах, — подумала Яа. — «Для всех нас», — какая трогательная забота. Лучше хотя бы из вежливости обрадовался, что я вернулась живою…»
К ночи снова был вызван дождь — наступил сезон полива, но ветер повернул в другую сторону, и струи дождя не бились в окно Яа. В наступившей тишине она еще сильнее ощутила всю тягостность немоты и одиночества. Хотя бы Ион вышел на связь и не оставлял ее надолго одну. Что с ней? Почему она стала чувствительна чуть не до слез? Это ведь дурной тон. Раньше такого не случалось.
ВЫГОВОР ПРЕДСЕДАТЕЛЯ
Октябрь был мягкий, солнечный. Лежебоке или соне могло вовсе показаться, что зима никогда не наступит, а снег будет лежать только в холодильниках и в Арктике. К полудню становилось так тепло, что иногда над лугом у реки порхали робкие бабочки.
Пастух, хоть и перекочевал уже в деревенский дом и не выгонял стадо на выпас, поднимался по привычке ни свет ни заря. На рассвете чувствовалось — тепло истаивает на глазах. Солнце вставало раз за разом все позднее, в ложбинах стлался туман, который был густ и прохладен, как будто проказливые мальчишки растворили в воздухе молочное мороженое.
Пастух любил в эту пору ходить по грибы, он знал очень удачливые места, но нынче грибов было так много, особенно маленьких черношапочных груздей и ярких мухоморов, что даже не требовалось забираться в чащу. Однажды ему попался красноголовик, иначе говоря, подосиновик на крепкой, как ствол березы, ножке. А ведь он считался исчезнувшим. Пастух, однако, верил в силу и неутомимость земли, как и в то; что наступит время, когда на нее вернется многое из утраченного. Ведь возвратились же в реки, стоило только по-настоящему захотеть людям, очень многие рыбы.
Прохладным октябрьским утром, едва пастух, вернувшись из лесу, выложил грибы из корзинки в таз, он услышал, что возле дома застучал и замолк мотор вездеходного мотоэлектротракторишки. Обычно он работал бесшумно, как швейная машинка, но тут, видно, что-то случилось, а запчастей на складе не оказалось. Пастух вышел на крыльцо.
— Эй, пастух! — крикнула ему секретарь правления колхоза, девушка веселая и разбитная. — Тебя председатель кличет. Подвезти или сам доберешься?
— Доберусь, не беспокойся! — отозвался пастух.
— Как знаешь! — засмеялась девушка. — А то бы подбросила! Мне как раз по дороге!
— Спасибо, я сам, — повторил пастух. — Да и грибы разобрать нужно. Вон, видишь, целая корзина.
— Была охота по лесам время терять! В магазине готовых бери — не хочу. Отборные шампиньоны.
— Это то, да не то, — ответил чуть сконфуженно пастух. — Да и у меня отборные. Что попало не беру.
Девушка махнула рукой и завела мотор, но тут же заглушила двигатель.
— Ты бы, пастух, поставил наконец телефон. А то один в селе без связи остался.
— Мне и без телефона хорошо, — сказал пастух. — У меня своя связь.
— Ну-ну, — засмеялась девушка снова. — Связист ты наш ненаглядный!
Потом оборвала смех, добро взглянула на пастуха, будто что-то сказать хотела, но промолчала и резко тронула с места.
Пастух вернулся в дом, разобрал грибы, спустил их в погреб, а затем быстро собрался. Надо знать нрав председателя — тот терпеть не мог болтунов и опаздывающих. Он называл их — «лишние люди». Когда ему говорили, что так в свое время называли любимых героев Пушкина и Лермонтова, он, пыхая трубкой, говорил: «Ничего такого не знаю. По мне лишний — кто языком мелет, а в деле не смеет… Так-то, друг любезный, и не иначе!»
Поднимаясь по лестнице в кабинет председателя, пастух понял, что колхозный голова давно на месте: пахло его любимым табаком сорта «Особенный». Когда председателя спрашивали, где он достает этакую дрянь, тот односложно и загадочно отвечал: «Из старых запасов» — и гладил лысую голову, довольно хмыкая. Запасам было, наверное, лет сто. Кто-то из бывших колхозных курильщиков разведал, что такой сорт табака выпускался в семидесятых или восьмидесятых годах прошлого, двадцатого века.
Председатель восседал за огромным столом, близоруко уткнувшись в какие-то бумаги. Поверхности стола едва не касалась застывшая в уголке рта большая курительная трубка. Что она большая, огромная, было особенно видно на фоне добродушного и просторного председателева лица.
— О, пастух! Садись, друг любезный. Жду тебя. Молодец, шустро прибыл!
— А что, бывали случаи? — как бы даже с ехидцей спросил пастух, зная, что председатель не выносит поддакивателей, чем он сильно нравился пастуху.
— Нет-нет. Шучу. Ты у нас не опаздываешь, птичка ранняя… Кстати, друг любезный, Ласка твоя любимая, говорят, опять захворала?
— Это правда, — огорченно сказал пастух. — Уж и не знаю, что делать. Беда. И то с хозяйкой делали, и это — не помогает пока. Но ничего, поднимем на ноги. Ласка у нас существо, нежное, но стойкое. Это с ней не впервой!
— Ладно, думай, — рубанул председатель рукой воздух и пыхнул трубкой. — Я-то по другому поводу тебя вызвал. Тут, понимаешь, получил я на днях нагоняй. Да что там нагоняй — разнос настоящий!
И он указал большим пальцем куда-то вверх, где были потолок и звезды.
Пастух удивленно взглянул на председателя. Тот продолжал:
— Был вот в райцентре, и там мне рассказали, что летом с тобой встречался сотрудник космической разведки, и ты его, между нами говоря, обвел вокруг пальца. Мне-то, конечно, сказали иначе — дезинформировал. То есть ты сказал якобы, что какой-то конкретной ночью ничего подозрительного в округе не видел и не слышал. Но выяснилось, что специальные приборы — их показания, правда, были расшифрованы позже — говорят о другом.
— Какой ночью? О чем о другом? — спросил пастух, как бы ничего не понимая.
