Дальняя дорога - Тупицын Юрий Гаврилович (полная версия книги txt) 📗
Глава 32
С первых же минут, даже секунд встречи Хельг подметил, что посланец общим выражением лица, манерой двигаться и говорить определённо напоминает Игоря Дюка. Это развеселило Виктора и позволило ему быстро освоиться, да и вообще он был не из тех людей, которые склонны к сомнениям и зряшному самоанализу.
— Честно говоря, — сказал Виктор, разглядывая посланца с тем непосредственным интересом, с каким он рассматривал бы и неизвестный минерал и неведомое дотоле животное, — я не перестаю удивляться тому, что, несмотря на поразительные различия наших миров, мы одинаково мыслим. А стало быть, в разных субвселенных — однотипный разум, разве это не чудо?
Посланец по-дюковски усмехнулся и дипломатично поправил:
— Ну, это не совсем так.
— Почему же не так? Мы же прекрасно понимаем друг друга!
— Конечные результаты нашего мышления действительно однотипны. Иначе и быть не может, иначе мышление пришло бы в противоположность с реальностью и дискредитировало бы себя. Но самые процессы мышления у нас различны. Вы мыслите в плоскостной системе координат, а мы в пространственной.
— Туманно, коллега, — сказал Виктор, поразмыслив.
— Попробую пояснить. У людей мозг, как и компьютеры, ими созданные, работает в двоичном коде, а у немидов — в троичном. Все мысленные образы человек строит из двух элементарных кирпичиков, а немид — из трех.
— Стало быть, ваш мозг лучше, многограннее? Я правильно понял вас?
Посланец, очевидно, уловил нотки обиды и некоторой надменности в словах Хельга.
— Нет, неправильно. Так ставить вопрос попросту нельзя. У вашей системы мышления — свои преимущества, у нашей — свои; и у той и у другой есть собственные, специфичные недостатки. Разве правомерно решать, что вкуснее — томат или огурец, яблоко или груша? Арбуз или дыня?
Виктор белозубо рассмеялся.
— Но мозг — не огурец и не груша!
— Верно, мозг — это логическое устройство. Он может иметь разное быстродействие. Человеческий мозг, в принципе, работает быстрее немидского. Образно говоря, у землян — разум-спринтер, а у немидов — разум-стайер. Человеку легче стать высококлассным узким специалистом, немиду — универсальным инженером или учёным. Картина мира, которую рисует мозг немидов, создаётся заметно медленнее, но она полнее, точнее человеческих представлений о тех же самых реальностях. Мировоззрение человека и человечества в целом — карандашный рисунок, акварель, живопись. Мировоззрение немидов — барельеф и даже объёмная структура.
— А конкретнее?
— Например, немиды хорошо представляют себе пространство четырех измерений. Между тем для человека четырехмерные фигуры — всего лишь математические абстракции. Людям дано вторгаться в этот мир лишь косвенно, путём оценки математических выводов, его натуральное воображение тут бессильно.
— А вы, стало быть, можете зримо представить себе четырехмерный шар или конус? — с любопытством уточнил Виктор.
— Разумеется, — не без гордости ответил посланец.
— Завидую!
— А я завидую вашей способности почти мгновенно оценить сложную ситуацию и принять верное решение.
Они посмеялись, с явной симпатией поглядывая друг на друга. Посланец сказал, что мягкость и скульптурность немидского мышления сказались и на самом характере их истории. Начиная с самых ранних этапов развития их цивилизации вражда, войны, драки играли в сообществах немидов гораздо меньшую роль, чем на Земле. Обычно торжествовало здравомыслие, желание и умение понять друг друга, а стало быть, и пойти на взаимные уступки. Из-за этого немидская история протекала, если применить к ней человеческие мерки, замедленно, даже вяло, но зато она была куда менее жестокой и кровавой. Если человеческую историю можно сравнить с горной речкой, которая то мчится, стиснутая скалами ущелья, то срывается в неизвестность многометровыми водопадами, то история немидов — это полноводная равнинная река, если она и разливается, то всего лишь раз в году.
Человечество привлекло немидов не схожестью, а отличиями и даже несопоставимостью. Не так-то просто оценить свои собственные достоинства и недостатки и уверенно провести грань между ними. Инерция эволюции способствует переразвитию некоторых общественных благ, иногда из стимуляторов прогресса они становятся его скрытыми, тайными тормозами. И порою достижения превращаются в изъяны, в своеобразных троянских коней цивилизации, из которых в самый неподходящий момент могут вырваться злые силы и затормозить процесс, а то и отбросить общество вспять. Привыкают и к собственным достоинствам, начинают относиться к ним без должной бережливости и внимания, случается, что эти достоинства начинают угасать, трансформироваться, приобретая иные, далеко не очевидные в перспективе свойства. Внутреннему наблюдателю, лишённому сторонних контактов и материалов для сравнения, привычный мир являет собой картину, освещённую ровным рассеянным светом. При таком свете трудно разглядеть мелкую социальную структуру: бугорки и впадины, морщины и трещины общественной жизни. Все меняется при встрече двух разных цивилизаций! Чуждые миры словно освещают друг друга резким боковым светом. Длинные тени, бегущие от малейших неровностей, позволяют обнаружить все дотоле тайное и скрытое: и зло, и благо.
Виктора интересовал, даже беспокоил один вопрос, который так и просился ему на язык. Нетерпеливый Хельг несколько раз порывался задать его и не без труда удерживался — неудобно же все-таки перебивать гостя, да ещё такого почётного. Но как только в рассказе посланца наступила пауза, Виктор сейчас же вклинился в неё.
— Простите, но у меня складывается странное впечатление, что немиды наибольшее значение придают духовным, моральным ценностям других цивилизаций. Так ли это?
Посланец некоторое время молча смотрел на собеседника, чувствовалось, что он удивлён и даже несколько ошарашен.
— Да, это так, — наконец ответил он. — Но почему вам кажется это странным?
Пришёл черёд удивиться Виктору.
— Да потому что я всегда считал, что инопланетные контакты полезны прежде всего в научно-инженерном плане! Обмен познанием, теоретическими идеями, искусством машиностроения, самими машинами и устройствами. Да разве это не главное?
— А обмен мироощущением?
Виктор вздёрнул соболиную бровь.
— Что это даёт?
Посланец улыбнулся и вздохнул.
— Молодость!
— Чья молодость?
— Ваша. Молодость людей вообще. Молодость земной цивилизации в целом. В молодости все кажется простым и доступным, нужен только хороший инструмент, ясная голова да крепкие руки.
— А разве не так? — белозубо улыбнулся Виктор.
— Все гораздо сложнее, юноша. — Посланец заметил недовольное движение Виктора и поспешил добавить: — У меня и в мыслях не было обидеть вас. Юность прекрасна! Она прекрасна даже своими ошибками.
Взгляд Хельга приобрёл насмешливый оттенок, не ускользнувший, видимо, от посланца.
— Я не хочу сказать, что наука и инженерия — несущественны, это необходимейший атрибут всякой высокоразвитой цивилизации. Но наука и инженерия — дело наживное.
— Не в этом счастье?
— Я не хотел бы уводить разговор в эту сторону. Притягательность счастья, как и многого другого в нашем большом мире, в его загадочности и непостижимости. Стоит ли спорить о непостижимом? Вернёмся к нашей проблеме. Окиньте взглядом земную историю! Человеческий разум постепенно, но неуклонно вгрызался в плоть природы, срывая один за другим покровы с её тайн и загадок. Все новые и новые стихийные силы обуздывало человечество, заставляя служить себе, все дальше и дальше проникало оно в просторы космоса и глубины микромира. И нет пределов этому движению!
— Так уж и нет?
— Нет! Полноценное общество разумных может прогрессировать практически бесконечно. То, что не завоёвано сегодня, будет завоёвано завтра — через десяток, через сотню или тысячу, через миллион или миллиард лет. Но для такого неустанного движения нужно духовное здоровье, нужны мощные, негасимые стимулы прогресса — восхождение трудно, порою тяжко, иногда мучительно.
