Понедельник начинается в субботу. Повести - Стругацкие Аркадий и Борис (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Я неторопливо шёл по улице Лукоморье, засунув руки в карманы серой гэдээровской курточки и глядя себе под ноги. В заднем кармане моих любимых джинсов, исполосованных «молниями», брякали старухины медяки. Я размышлял. Тощие брошюрки общества «Знание» приучили меня к мысли, что разговаривать животные не способны. Сказки с детства убеждали в обратном. Согласен я был, конечно, с брошюрками, потому что никогда в жизни не видел говорящих животных. Даже попугаев. Я знавал одного попугая, который мог рычать, как тигр, но по-человечески он не умел. И вот теперь — щука, кот Василий и даже зеркало. Впрочем, неодушевлённые предметы как раз разговаривают часто. И, между прочим, это соображение никогда не пришло бы в голову, скажем, моему прадеду. С его, прадеда, точки зрения, говорящий кот — вещь куда менее фантастическая, нежели деревянный полированный ящик, который хрипит, воет, музицирует и говорит на многих языках. С котом тоже более или менее ясно. А вот как разговаривает щука? У щуки нет лёгких. Это верно. Правда, у неё должен быть плавательный пузырь, функция коего, как мне известно, ихтиологам ещё не окончательно ясна. Мой знакомый ихтиолог Женька Скоромахов полагает даже, что эта функция неясна совершенно, и, когда я пытаюсь аргументировать доводами из брошюрок общества «Знание», Женька рычит и плюётся. Совершенно утрачивает присущий ему дар человеческой речи… У меня такое впечатление, что о возможностях животных мы знаем пока ещё очень мало. Только недавно выяснилось, что рыбы и морские животные обмениваются под водой сигналами. Очень интересно пишут о дельфинах. Или, скажем, обезьяна Рафаил. Это я сам видел. Разговаривать она, правда, не умеет, но зато у неё выработали рефлекс: зелёный свет — банан, красный свет — электрический шок. И всё было хорошо до тех пор, пока не включили красный и зелёный свет одновременно. Тогда Рафаил повёл себя так же, как Женька, например. Он страшно обиделся. Он кинулся к окошечку, за которым сидел экспериментатор, и принялся, визжа и рыча, плеваться в это окошечко. И вообще есть анекдот — одна обезьяна говорит другой: «Знаешь, что такое условный рефлекс? Это когда зазвонит звонок, и все эти квазиобезьяны в белых халатах побегут к нам с бананами и конфетами». Конечно, всё это чрезвычайно непросто. Терминология не разработана. Когда в этих условиях пытаешься решать вопросы, связанные с психикой и потенциальными возможностями животных, чувствуешь себя совершенно бессильным. Но, с другой стороны, когда тебе дают, скажем, ту же систему интегральных уравнений типа звёздной статистики с неизвестными функциями под интегралом, то самочувствие не лучше. А поэтому главное — думать. Как Паскаль: «Будем же учиться хорошо мыслить — вот основной принцип морали».
Я вышел на проспект Мира и остановился, привлечённый необычным зрелищем. По мостовой шёл человек с детскими флажками в руках. За ним, шагах в десяти, с натужным рёвом медленно полз большой белый «МАЗ» с гигантским дымящимся прицепом в виде серебристой цистерны. На цистерне было написано «огнеопасно», справа и слева от неё так же медленно катились красные пожарные «газики», ощетиненные огнетушителями. Время от времени в ровный рёв двигателя вмешивался какой-то новый звук, неприятно леденивший сердце, и тогда из люков цистерны вырывались жёлтые языки пламени. Лица пожарных под нахлобученными касками были мужественны и суровы. Вокруг кавалькады тучей носились ребятишки. Они пронзительно вопили: «Тилили-тилили, а дракона повезли!» Взрослые прохожие опасливо жались к заборам. На их лицах было написано явственное желание уберечь одежду от возможных повреждений.
— Повезли родимого, — произнёс у меня над ухом знакомый скрипучий бас.
Я обернулся. Позади стояла, пригорюнившись, Наина Киевна с кошёлкой, наполненной синими пакетами сахарного песку.
— Повезли, — повторила она. — Каждую пятницу возят…
— Куда? — спросил я.
— На полигон, батюшка. Всё экспериментируют… Делать им больше нечего.
— А кого повезли, Наина Киевна?
— То есть как это — кого? Сам не видишь, что ли?…
Она повернулась и пошла прочь, но я догнал её.
— Наина Киевна, вам тут телефонограмму передали.
— Это от кого же?
— От Ха Эм Вия.
— А насчёт чего?
— У вас слёт какой-то сегодня, — сказал я, пристально глядя на неё. — На Лысой Горе. Форма одежды — парадная.
Старуха явно обрадовалась.
— Вправду? — сказала она. — Вот хорошо-то!… А где телефонограмма?
— В прихожей на телефоне.
— А насчёт членских взносов там ничего не говорится? — спросила она, понизив голос.
— В каком смысле?
— Ну, что, мол, надлежит погасить задолженность с одна тысяча семьсот… — Она замолчала.
— Нет, — сказал я. — Ничего такого не говорилось.
— Ну и хорошо. А с транспортом как? Машину подадут или что?
— Дайте я вам кошёлку поднесу, — предложил я.
Старуха отпрянула.
— Это тебе зачем? — спросила она подозрительно. — Ты это оставь — не люблю… Кошёлку ему!… Молодой, да, видно, из ранних…
Не люблю старух, подумал я.
— Так как же с транспортом? — повторила она.
— За свой счёт, — сказал я злорадно.
— Ах, скопидомы! — застонала старуха. — Метлу в музей забрали, ступу не ремонтируют, взносы дерут по пять рубликов на ассигнации, а на Лысую Гору за свой счёт! Счёт-то не малый, батюшка, да пока такси ждёт…
Бормоча и кашляя, она отвернулась от меня и пошла прочь. Я потёр руки и тоже пошёл своей дорогой. Мои предположения оправдывались. Узел удивительных происшествий затягивался всё туже. И стыдно признаться, но это казалось мне сейчас более интересным, чем даже моделирование рефлекторной дуги.
На проспекте Мира было уже пусто. У перекрёстка крутилась стая ребятишек — играли, по-моему, в чижа. Увидев меня, они бросили игру и стали приближаться. Предчувствуя недоброе, я торопливо миновал их и двинулся к центру. За моей спиной раздался сдавленный восторженный возглас: «Стиляга!» Я ускорил шаг. «Стиляга!» — завопили сразу несколько голосов. Я почти побежал. Позади визжали: «Стиля-ага! Тонконогий! Папина «Победа»!…» Прохожие смотрели на меня сочувственно. В таких ситуациях лучше всего куда-нибудь нырнуть. Я нырнул в ближайший магазин, оказавшийся гастрономом, походил вдоль прилавков, убедился в том, что сахар есть, выбор колбас и конфет не богат, но зато выбор так называемых рыбных изделий превосходит все ожидания. Там была такая сёмга и такой лосось!… Я выпил стакан газированной воды и выглянул на улицу. Мальчишек не было. Тогда я вышел из магазина и двинулся дальше. Скоро лабазы и бревенчатые избы-редуты кончились, пошли современные двухэтажные дома с открытыми сквериками. В сквериках копошились младенцы, пожилые женщины вязали что-то тёплое, а пожилые мужчины резались в домино.
В центре города оказалась обширная площадь, окружённая двух — и трехэтажными зданиями. Площадь была асфальтирована, посередине зеленел садик. Над зеленью возвышался большой красный щит с надписью «Доска почёта» и несколько щитов поменьше со схемами и диаграммами. Почтамт я обнаружил здесь же, на площади. Мы договорились с ребятами, что первый, кто прибудет в город, оставит до востребования записку со своими координатами. Записки не было, и я оставил письмо, в котором сообщил свой адрес и объяснил, как дойти до избы на курногах. Затем я решил позавтракать.
Обойдя площадь, я обнаружил: кинотеатр, где шла «Козара»; книжный магазин, закрытый на переучёт; горсовет, перед которым стояло несколько основательно пропылённых «газиков»; гостиницу «Студёное море» — как обычно, без свободных мест; два киоска с газированной водой и мороженым; магазин (промтоварный) №2 и магазин (хозтоваров) №18; столовую №11, открывающуюся с двенадцати часов, и буфет №3, закрытый без объяснений. Потом я обнаружил городское отделение милиции, возле открытых дверей которого побеседовал с очень юным милиционером в чине сержанта, объяснившим мне, где находится бензоколонка и какова дорога до Лежнёва. «А где же ваша машина?» — осведомился милиционер, озирая площадь. «У знакомых», — ответил я. «Ах, у знакомых…» — сказал милиционер значительно. По-моему, он взял меня на заметку. Я робко откланялся.
