Последняя крепость - Никитин Юрий Александрович (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Хлебные злаки при всей необходимости все-таки не дают того дохода, как маслины или виноград, что растут в Галилее, Заиорданье и в самой Иудее даже в самых сухих местах. Оливковое масло вывозят даже в Грецию, где, казалось бы, своего вдоволь, однако самое ценное и благоуханное масло считалось «регева», его производят только в Заиорданье.
Иудейские крестьяне быстро переняли у греков новые приемы по выращиванию фиг, фиников и винограда, удалось вывести особые иерихонские, дивно сладкие и ароматные, их охотно покупали во всем мире. Те же греки научили получать прибыль из бальзамных рощ и даже кустарников и травы, сок которых намного дешевле, но обладает тоже бальзамирующим действием. Правда, все бальзамные рощи вскоре оказались в руках властей, но опять же – иудейских властей. Греческие власти довольствуются тем, что получают с иудейских городов тот же налог, что и со своих, эллинских.
Оба сидели в тени роскошного платана, наслаждаясь вечерним отдыхом. Внизу у подножия холма тянется главная дорога Иудеи, узкая и невзрачная, очень древняя, ненамного моложе этих гор: ее протоптало когда-то зверье, а потом уже люди, что пришли в эти земли, а по иудейской мифологии – здесь и созданы. Она тянется через всю страну с юга на север, соединяя большие и могучие страны-соседи, но остается все такой же извилистой и узкой. Среди гор и рек невозможно прокладывать дороги прямо, как, говорят, делается в Персии или в уже забытом Вавилонском царстве.
От этой главной дороги отходит множество мелких, по ширине такие же, разве что обрываются обычно у мелких деревушек землепашцев или садоводов. Дома везде глинобитные, камень только в больших городах, лес собирается кучками чаще всего на холмах и склонах, ибо долины заняты оливковыми рощами или полями.
Гургис неотрывно следил взглядом за одним таким крестьянином, явно горцем: лохматый, дикого и даже свирепого вида, он оставил спутников, таких же дикарей, те продолжили путь в город, а этот начал подниматься по свежепробитой тропе вверх.
Неарх тоже обратил на горца внимание, нечасто здесь, в обители ученой мудрости, где у входа царственно высится мраморная статуя Афины Паллады, покровительницы наук, появляются люди из дальних деревень.
Тот поднялся на холм и неторопливо и как-то даже неотвратимо, как грозовая туча, надвигался в их сторону. Высокий неулыбчивый человек в длинных белых штанах, грубой рубашке и голубой хламиде, длинные тронутые проседью волосы падают на спину, а огромная широкая борода закрывает половину груди.
Хмуро и недобро посмотрел на обоих еще издали.
Гургис сказал тихо:
– Какой великан… С него можно Геракла ваять.
– Шутишь, – ответил так же тихо Неарх. – Если состричь его никогда не стриженную бороду, под нею откроется впалая грудь. А если хоть малость состричь волосы, увидим уродливый череп.
– Зато какая стать, – ответил Гургис, он откровенно любовался величественным старцем. – Если не Геракл, то престарелый Нестор – точно. То же величие во взоре, та же мудрость в облике…
– Да ладно тебе, – ответил Неарх. – Горцы выглядят только устрашающе, но никак не величественно. Дикие звери тоже устрашают!
Он поднялся, невежливо сидеть, когда приближается гость, приветливо улыбнулся. Незнакомец ответил злобным взглядом.
– Хайре! – поприветствовал Гургис. – Чем-нибудь можем помочь тебе, путник?
Неарх сказал серьезным голосом:
– Если жаждешь знаний, то ты пришел в нужное место. Припади к его источнику, и будешь счастлив.
– Меня зовут Мататьягу бен Авраам, – произнес густым могучим голосом горец. – Я деревенский староста, у меня пять сыновей.
Неарх хмыкнул:
– Маловато. Иудеям завещано населять землю, чтобы вытеснить все остальные народы. Как сказал Господь Аврааму: «Будет у тебя потомства, как звезд на небе, как песчинок в пустыне…» Ты уж постарайся еще!
Горец окинул его холодным взором и сказал, обращаясь к Гургису:
– Говорят, мой младший сын вкусил греческой заразы. В своем ослеплении явился даже сюда…
Гургис ответил медленно:
– У нас много славных и способных юношей вкушают плоды науки. Он учит геометрию или основы философии?
– Не знаю, – рявкнул горец. – Но он мой сын, и я хочу забрать его отсюда!
– Как прискорбно ослепление отца, – сказал Гургис печально, – который желает не просвещение сыну дать, а держать его во тьме невежества. Но я знаю, насколько у вас суровы законы… и ты вправе сына наказать, если ослушается. Скажи, как его зовут. Мы приведем его.
Горец сказал зло, повышая голос:
– Я сам отыщу его!
Он сделал движение пройти мимо, но Неарх быстро встал у него на пути, такой же высокий, но с мускулистыми руками кулачного бойца, широкой грудью и недоброй улыбкой на лице.
– Ни шагу, друг мой, – предупредил он без всякой дружеской теплоты. – Нам не нужно, чтобы дикарь вломился во время занятий и сломал ход обучения.
Гургис добавил торопливо:
– Я понимаю заботу встревоженного отца, но, поверь, к нам уже пробовали ломиться всякие… и мы научились справляться с ними! Даже если пройдешь мимо нас, то у входа встретят хорошо обученные стражи и переломают тебе руки и ноги. А то и свернут шею.
Горец часто дышал, кулаки сжимались, глаза метали молнии. Наконец процедил с ненавистью:
– Зови!.. Моего сына зовут Шимон.
Гургис подумал, спросил задумчиво:
– У нас два Шимона…
– Шимон бен Мататьягу! – выкрикнул горец.
Гургис просиял:
– А, знаю. Очень способный юноша. На диво способный. Он одинаково жадно впитывает все, начиная от строения космоса и до управления народами. А с каким восторгом изучает эвклидову геометрию!.. Все-все, понял. Сейчас позову.
Он вытащил из-за ворота туники свисток на цепочке, пронзительно свистнул. Из ворот гимназии немедленно выглянули два устрашающих размеров стража.
Гургис помахал рукой.
– Приведите Шимона бен Мататьягу, – распорядился он. – Они сейчас на той стороне здания с ритором изучают способы, как измерить расстояние до Солнца и вычислить диаметр Земли…
Страж исчез, Гургис улыбнулся горцу примирительно и благожелательно.
– Присядь, путник. Эти камни – не греческие и не иудейские, это просто камни. Тебе предстоит трудный путь обратно, переведи дух, пока приведут сына.
Неарх добавил злорадно:
– Пусть стоит. Занятия только начались, а ритор не допустит, чтобы кто-то ушел до окончания урока.
Горец смерил его злобным взглядом и сел на камень в двух шагах от них, повернувшись так, чтобы не смотреть в их сторону. Его орлиный профиль был хищно красив, как может быть красив дикий зверь, родившийся и постоянно охотящийся в горах. Гургис окидывал его критическим взглядом и не мог придраться, найти вялость мышц или признаки большого живота.
Хотя иудей в своей рубашке, скрывающей мышцы, но через широко расстегнутый ворот видна сухая мускулистая грудь, а из-под закатанных рукавов выступают перевитые толстыми жилами руки, привыкшие к тяжелой работе. На этом горце ни капли жира, и он вообще-то мог бы потягаться с ними двумя…
Гургису стало неприятно от такой мысли, он-то долго упражнялся с тяжестями, метал диск, отжимался, наращивая мышцы и сгоняя лишний жирок, а этот дикарь и без упражнений получил фигуру, какую можно напоказ, обнаженной…
Он улыбнулся своим диким мыслям, горец придет в ужас от одной идеи, чтобы обнажиться и в таком виде метать диск, сказал приятным голосом хорошо воспитанного культурного человека:
– Если бы ты увидел сейчас своего сына, то порадовался бы его успехам. Он ни в чем не уступает грекам. Он хватает на лету то, что другим вдалбливают долго и упорно.
Горец смотрел мимо, потом прорычал подобно грозному льву:
– Не всему, что придумано людьми, нужно учиться.
– Знание дает человеку мощь, – сказал Гургис нравоучительно. – Потому человек стремится к знаниям.
– Одни стремятся к знаниям, – огрызнулся горец, – чтобы не делать свои ошибки, другие – чтобы указывать на ошибки чужие.
