Ночь черного хрусталя - Михайлов Владимир Дмитриевич (книги онлайн полные .TXT) 📗
– Интересно, – пробормотал Милов. – Откуда же они взялись?
– О, на этот вопрос я, к сожалению, могу ответить совершенно точно: это были местные жители, фермеры, сельскохозяйственные рабочие… Да, как ни постыдно, это были намуры. А ведь мы испокон веку отличались спокойным, уравновешенным характером. Если бы это совершили фромы, я, откровенно говоря, не очень удивился бы; поверьте, мне чужда всякая национальная ограниченность, я ни в коем случае не расист, но фромы есть фромы, это вам скажет кто угодно… Но это были намуры, господин Милф…
– Так что судьба остальных жителей вам неизвестна?
Ответила Ева:
– Люди бежали, как я заметила, главным образом к Центру; а куда еще можно было деваться? Надеюсь, им удалось добежать. В пещере, кроме нас двоих, никого, кажется, не оказалось, и туда за нами никто не погнался.
– Поселок далеко от Центра?
Ева встала, вытянула руку:
– Примерно там… Обычно его легко опознать: над ним тоже как бы световой купол, особенно когда в небе облака. А сейчас совершенно темно…
Граве снова икнул. Ева подошла к нему, села рядом, обняла, сказала:
– Грейтесь, а то мне даже жарко стало от таких воспоминаний. А вообще, когда вы в последний раз были у психоаналитика? – Граве не ответил. Налетел ветер, принес удушливо-тошнотворный запах. Ева фыркнула, Граве закашлялся, потом пробормотал:
– Это снова органики что-то такое выплеснули.
– Какая разница? – отозвалась Ева.
– Да нет, я просто так.
Милов краем уха слушал их разговор, думал же о другом. Нет, это все к нему отношения не имело. «У меня другая задача, – думал он. – Главное – оказаться в нужное время в нужном месте, не то груз опять уйдет – и канет неизвестно куда, как и в прошлый раз. Нет, чую, цепочка не зря ведет через этот самый Центр. Но если там сейчас беспорядки… Ну, все равно, его-то я разыщу…»
– Простите? – спохватился он, поняв, что обращаются к нему.
– Я говорю: скорее всего, это месть фермеров. Центру не следовало отказываться от закупок. Это было так неожиданно и для фермеров столь болезненно… Нет, я не оправдываю их, не поймите превратно, но ведь они на это рассчитывали, и вдруг…
– Вовсе не вдруг, – не согласилась Ева. – Мы их уже не раз предупреждали: содержание нитратов в овощах выше всяких допустимых пределов. У Центра достаточно денег, чтобы получать за них доброкачественную пищу.
– Простите меня, доктор, но это эгоизм, – сказал Граве обиженно. – Конечно, вы иностранка, но мне, намуру, не все равно, как будут жить наши фермеры. Поверьте, им не так-то легко, и в какой-то степени их можно – нет, не оправдать, разумеется, но во всяком случае понять логику их мышления…
– Понятно, – сказал Милов, хотя рассуждения Граве его совсем не убедили. Впрочем, чего не случается на свете… – Значит, поселок они разгромили? – Он встал, с удовольствием потянулся. – Ну, кажется, мы достаточно отдохнули… Глядите-ка, а ведь там уже не так темно, как было только что!
И в самом деле, облака над местом, где находился поселок, словно бы посветлели.
– Ну, слава Богу, – сказала Ева. – Значит, все кончилось, люди вернулись. Может быть, и мне?.. – подумала она вслух. Милов смотрел на облака, они становились все ярче.
– Нет, – сказал он, – думаю, это не обычное освещение. Может быть, это и не поселок вовсе?
– Но там именно Сайенс-виллидж, – сказала Ева, – ничего другого там нет.
Зарево разгоралось неровно, как бы играя – но упорно.
– Если это поселок, то он горит, – сказал Милов, – другого объяснения не вижу.
После этих слов они смотрели молча. Потом Граве сказал:
– Да, это, несомненно, пожар. Колоссальный. Какой смысл был исправлять компьютер, который все равно сгорит – даже и то, чего они не успели разбить?
– Господи, – пробормотала Ева, – почему, почему? За то, что мы не купили у них сколько-то тонн капусты или томатов? Это же немыслимо и бессмысленно, это невозможно понять!
– Ну, – сказал Граве, – люди бежали в спешке, кто-нибудь забыл выключить нагревательный прибор, а от этого до пожара – один шаг.
– Пожалуй, нет, – сказал Милов, – очень уж бойко горит. – Случайный пожар не распространяется так быстро: ветра почти нет. Тут скорее поджог, с разных сторон одновременно. Очень благородно с их стороны, что хоть людей выгнали из домов.
Ева усмехнулась, сказала:
– Ну, меня вот не очень выгоняли – наоборот, несколько молодых людей хотели задержаться со мной в доме. Юнцы, физиономии в прыщах, решили, видимо, познакомиться вплотную. Да, вот еще что: на груди у каждого из них был пришпилен дубовый лист – по-моему, не настоящий, а то ли пластиковый, то ли матерчатый… Отличительный знак, так сказать.
– Нет, – сказал Граве уверенно, – наши фермеры так не стали бы.
– Как же вам удалось избавиться? – поинтересовался Милов.
– Помог хозяин дома, каратист, между прочим.
– Понятно, – сказал Милов, – а почему он не убежал с вами?
Ева ответила не сразу:
– Потому что я убежала сразу. Очень испугалась. Сейчас мне самой противно.
– Как бы там ни было, господа, – сказал Граве и тоже встал, – надо идти. Машины наши, вероятно, погибли, но моя застрахована, и ваша, доктор, тоже, я надеюсь? Воспользуемся ранним автобусом, только не пойдем на обзорный холм, а прямо к мосту, там он делает остановку. Да-да, я понимаю, очень прискорбно, но сейчас мы никому и ничем помочь не в состоянии – кроме наших семей. Вот и поспешим к ним. Или вы собираетесь оставаться здесь до скончания веков?
– Боюсь, – сказала Ева, – что скончание веков уже наступило.
Мужчины повернулись к ней. Она стояла, вся подавшись вперед, глядя туда, где за лесом, едва проступавшим на левом берегу, в отдалении (за эти годы лес медленно, но решительно отступил от реки, которая вместо жизни – или вперемешку с нею – несла все более концентрированную гибель; у деревьев, надо думать, есть какой-то свой инстинкт, и если каждое в отдельности уйти от опасности не может, то лес в целом такой способностью обладает, так же, как и противоположной: возвращаться, когда угроза миновала и враг леса – цивилизованный человек – оказался вынужден убраться прочь) стоял город, хотя отсюда не увидеть было и высочайшей из его кровель или башен, но и над ним должно было светить ночное зарево. Однако сейчас в той стороне было совершенно темно, и для всех, исключая Милова, в этом было нечто неестественное и страшное.
– Ни искорки, – сказала Ева почти жалобно. – Ни проблеска…
– Наверное, перебои с энергией, – успокоил Милов. – Это лучше, чем пожар.
И сделал было шаг, чтобы спуститься к реке. Однако оба его спутника по-прежнему стояли, словно в оцепенении: минувший день закончился неожиданно недобро, и от ночи следовало, наверное, ожидать каких-то новых и не менее угрожающих сюрпризов.
– Знаете, господа, – неожиданно откровенно сказал Граве, – мне страшно. Не напрасно ли мы успокаиваем себя?
Ева вцепилась пальцами в его плечо, тоже напуганная молчаливым мраком, которого даже горящий поселок не мог одолеть.
Милов остался как бы в одиночестве. Он был чужаком тут, и не его город это был, и дела у него были – свои, особенные, его спутников совершенно не касающиеся. Наверное, пора было прощаться с ними и следовать своим путем; город пока его не интересовал: его очередь, города, должна была наступить позже. Все было тихо, так что оба спутника Милова, у которых город создавал чувство общности и единой судьбы, наверняка смогут спокойно добраться до дома на своем автобусе. Надо было уходить, иначе он рисковал попасть в жестокий цейтнот. И все же что-то мешало вот так сразу повернуться и двинуться своим путем. Может быть, как раз потому, что был он здесь посторонним, он сохранил способность думать трезвее и, не имея пока никаких доказательств, как-то нутром, что ли, чувствовал: что-то не так, не в отказе покупать капусту было дело, а значит, инцидент мог оказаться не единственным, и опасность, какой бы она ни была, далеко еще не миновала – интуиция говорила так, а он привык доверять ей. Значит, рано еще было уходить? Он уже повернулся было, чтобы поторопить их, но тут горожане и сами вышли, наконец, из своей бездвижности.