Дом на берегу - Саймак Клиффорд Дональд (книги TXT) 📗
— Лишь однажды. Много лет назад. Когда поехал с приятелем в Новую Шотландию на ранний осенний перелет.
— Вот именно. В наше время они остались только там да еще в нескольких диких местах. А здесь они водятся на каждом болоте, чуть не под каждой ольхой.
— Где все остальные? — поинтересовался Лэтимер. — Когда я вылез из постели и спустился позавтракать, в доме не было ни души.
— Женщины отправились за ежевикой. Это у них в обычае. Все же какое-никакое, а занятие. Вообще-то ежевичный сезон кончается, но собирать еще можно. Не сомневайтесь, они вернутся вовремя, и у нас вечером будет ежевичный пирог. — Джонатон причмокнул. — Жаркое из дичи и ежевичный пирог. Надеюсь, вы достаточно проголодаетесь.
— Вы когда-нибудь думаете о чем-нибудь, кроме еды?
— О многом и разном. Вся суть в том, что тут хватаешься за любой повод задуматься. Размышляешь — и вроде занят.
— Вчера ночью вы сказали мне, что нам нужна новая философия, поскольку все старые стали несостоятельными, — произнес Лэтимер.
— Сказал, не отрекаюсь. Мы сегодня живем в обществе, насквозь подконтрольном и регламентированном. Крутимся в тисках ограничительных правил, то и дело сверяясь со множеством номеров — на карточках социального страхования, на налоговых декларациях, на кредитных карточках, на текущих и пенсионных счетах и на всяких других бумажках. Нас сделали безликими — и в большинстве случаев с нашего собственного согласия, поскольку эта игра в номерочки на первый взгляд делает жизнь проще, но главное в том, что никто не хочет ни о чем беспокоиться. Нам внушили, что всякий, кто обеспокоен чем бы то ни было, враг общества. В сущности мы выводок скудоумных цыплят: мы машем крылышками и суетимся, попискиваем, а нас все равно гонят по дорожке, проложенной другими. Рекламные агентства втолковывают нам, что покупать, пропагандисты учат нас, что думать, и даже сознавая это, мы не протестуем. Иногда мы клянем правительство — если набираемся храбрости клясть что бы то ни было вообще. А по моему убеждению, если уж проклинать, то не правительство, а, скорее, воротил мирового бизнеса. На наших глазах поднялись межнациональные корпорации, не подвластные ни одному правительству. Они мыслят глобальными категориями, строят планы планетарного размаха, они смотрят на человечество как на резерв рабочей силы и потребительский рынок. Ну и, пожалуй, отдельные представители человечества могут их интересовать как потенциальные инвесторы, но не более того. С моей точки зрения, это серьезная угроза человеческой свободе и человеческому достоинству, и нужен новый философский подход, который помог бы нам с нею справиться.
— Но если бы вы создали такую философию, — заметил Лэтимер, — она стала бы угрозой для этих самых воротил.
— Ну уж не сразу. А может, до прямой угрозы дело и вообще не дошло бы. Но с годами, надеюсь, она приобрела бы какое-то влияние. Дала бы старт иному мышлению. На большее я не претендую. Да никакой философией власть бизнеса не поколеблешь — для этого понадобилось бы что-то вроде социальной революции…
— Но эти воротилы, о которых вы говорите, люди дальновидные и предусмотрительные, не так ли? Что если они решили не рисковать? Слишком многое для них поставлено на карту…
— Не хотите ли вы сказать…
— Совершенно верно. По крайней мере, догадка не хуже других.
— Я и сам думал об этом, — признался Джонатон, — но отверг идею в зародыше. Она чересчур прямолинейна. Да и смысла особого в ней не нахожу. Если бы им приспичило убрать кого-то с дороги, они нашли бы тысячу более простых способов.
— Ни один другой способ не дал бы таких гарантий. Здесь нас не отыскать никому и никогда. А трупы можно рано или поздно обнаружить.
— Я был далек от мысли об убийстве.
— Ладно, — не стал спорить Лэтимер, — это была шальная догадка. Очередная гипотеза, и только. У нас тут разработана еще одна теория, о которой вам пока не говорили. Думаю, что не говорили. А если это социологический эксперимент? Различные группы людей помещают в необычные ситуации и наблюдают за их реакцией.
Лэтимер с сомнением покачал головой.
— Слишком сложно и дорого. Такой эксперимент не окупился бы, каковы бы ни были результаты.
— Я тоже так думаю, — сказал Джонатон и поднялся с кресла. Извините меня, но я завел привычку ложиться на часок перед обедом. Иногда задремываю, иногда засыпаю всерьез, а чаще просто валяюсь. Короче, даю себе передышку.
— Поступайте, как привыкли, — произнес Лэтимер. — Времени у нас впереди много, успеем наговориться.
Джонатон ушел, а он сидел на том же месте еще полчаса, если не больше, не спуская глаз с лужайки, но вряд ли различая на ней хоть что— нибудь.
Эта нечаянная идея, что за ситуацию ответственны воротили бизнеса, честное слово, отличалась грубой привлекательностью. Впрочем, повторив определение «воротилы», он тут же улыбнулся про себя: надо же, как легко прилипают чужие словечки!
К собственному изумлению, он понял, что уже длительное время, не отдавая себе в том отчета, смотрит неотрывно на ту самую группу берез. И тут ему вдруг припомнилась занятная деталь. Как раз перед тем как он побрел к постели, на валун села птичка, посидела чуть-чуть, а потом вспорхнула и улетела. Нет, не улетела, а просто исчезла. Надо полагать, он уловил разницу сразу же, но рассудок был так затуманен дремотой, что не придал этому значения. Сейчас, припомнив все зрительно, он не ощущал даже тени сомнения: птичка именно исчезла.
Выбравшись из кресла, он решительно двинулся по склону вниз, пока не оказался точно напротив валуна — две березы остались справа в слева, третья поднималась сразу позади камня. В эту третью он и попробовал попасть агатом, который достал из кармана. Целился он тщательно, агат перелетел через валун. Но в березу не попал, и звука падения камушка на землю Лэтимер тоже не услышал. Один за другим он послал остальные подобранные агаты вдогонку за первым. До березы не долетел ни один и на землю не упал ни один. Чтобы удостовериться окончательно, он обогнул правую березу и прополз за валуном на четвереньках, исследуя землю дюйм за дюймом. Агатов не было.
