Семь взглядов на Олдувайское ущелье - Резник Майкл (Майк) Даймонд (книги полностью .TXT) 📗
А эти ненормальные американцы, которые заламывают себе руки и кричат, что колониализму надо положить конец? Если бы они увидели то, что видел он на этой ферме в Наниуки, они поняли бы: единственное, что может спасти Восточную Африку от потоков крови и превращения в громадную ужасную бойню — это присутствие англичан. Между Мау Мау и американской войной определенно можно было провести параллели: и те и другие были колонизированы англичанами, и те и другие хотели добиться независимости… но на этом сходство заканчивалось. Американцы написали свою Декларацию, где выразили все, чем они недовольны, затем собрали армию и стали сражаться с британскими солдатами. Разве может это иметь что-то общее с разрубанием на куски невинных младенцев и прикалыванием котят к почтовым ящикам? Будь на то его воля, Чельмсвуд отправился бы в составе полумиллионной британской армии, стер с лица земли всех кикуйю (конечно, кроме хороших, поклявшихся хранить верность Британии) и решил бы проблему раз и навсегда.
Он сходил к шкафчику, в котором Лики держал пиво, и вытащил теплую бутылку. Марка Сафари. Чельмсвуд открыл бутылку и сделал большой глоток, после чего скривился. Ему следует запомнить, что в сафари лучше не ходить, если там приходится пить такое.
Но лейтенант знал, что однажды он будет участвовать в сафари, по возможности перед увольнением и отправкой домой. Некоторые уголки этой страны были чертовски прекрасны, с пылью или без нее, и Чельмсвуду нравилось мечтать о том, как он будет сидеть в тени большого дерева с выпивкой в руке, как слуга будет обмахивать его сделанным из перьев страуса веером, и они с белым охотником, его проводником, будут обсуждать дневную добычу и думать, куда бы им отправиться завтра. Стрельба по зверям — не самое важное, говорили бы они друг другу, главное — это охотничье возбуждение. А затем он приказал бы паре чернокожих мальчишек притащить его ванну, он бы вымылся и приготовился к обеду. Странно, почему это у него вошло в привычку называть их мальчишками — большинство из них было старше него самого.
Да, но даже если они не были мальчишками, эти люди все равно оставались детьми, которых нужно было все время направлять, приобщать к цивилизации.
Например, эти масаи, гордые, высокомерные ублюдки. Потрясающе выглядят на почтовых карточках, но попробуйте иметь с ними дело! Они ведут себя так, как будто вершат волю самого Господа, как будто Он сам сказал им, что они являются избранным Им народом. Чем больше Чельмсвуд об этом думал, тем более удивительным ему казалось то, что Мау Мау начали именно кикуйю, а не масаи.
И — надо об этом подумать — он недавно заметил четыре или пять масаи Элморани, околачивающихся возле музея. Надо бы за ними приглядывать…
— Пожалуйста, извините, — произнес кто-то высоким голосом. Чельмсвуд повернулся и увидел стоявшего в дверях маленького, не более десяти лет от роду, чернокожего мальчика.
— Что тебе надо? — спросил он.
— Доктор Мистер Лики, он обещал мне леденец, — входя в дом, ответил мальчик.
— Уходи, — раздраженно произнес Чельмсвуд. — У нас тут нет леденцов.
— Да, да, — сказал мальчишка, делая шаг вперед. — Каждый день.
— Он дает тебе леденцы каждый день?
Мальчуган кивнул и улыбнулся.
— Где он их хранит?
Мальчик пожал плечами.
— Может быть, тут? — сказал он, указывая на шкафчик.
Чельмсвуд направился к шкафчику и открыл его. Внутри не было ничего, кроме двух банок с какими-то первобытными зубами.
— Не вижу, — сказал он. — Тебе придется подождать, пока вернется доктор Лики.
По щекам мальчугана скатились две слезы.
— Но Доктор Мистер Лики, он обещал!
Чельмсвуд огляделся.
— Я не знаю, где они.
Мальчик заплакал всерьез.
— Успокойся, — резко сказал лейтенант. — Я поищу.
Может, в другой комнате, — предположил мальчуган.
— Пойдем, — сказал Чельмсвуд, проходя через дверь в соседнюю комнату.
Он огляделся и попытался сообразить, куда Лики мог спрятать леденцы.
— Может быть, здесь, — сказал мальчик, указывая на стенной шкаф.
Чельмсвуд открыл шкаф. Там были две лопаты, три кирки и набор маленьких щеток. Все это, заключил лейтенант, Лики использовали для работы.
— Тут ничего нет, — закрывая дверь, сказал он.
Повернувшись к мальчику, Чельмсвуд обнаружил, что комната пуста.
— Маленький засранец все время лгал, — пробормотал он. — Наверное, просто сбежал, спасаясь от побоев.
Он вернулся в главную комнату и… обнаружил, что находится лицом к лицу с великолепно сложенным негром, который держал в правой руке похожий на мачете нож панга.
— Что здесь происходит? — резко спросил Чельмсвуд.
— Здесь происходит освобождение, лейтенант, — на почти идеальном английском ответил чернокожий. Меня послали, чтобы убить доктора Лики, но ты тоже подойдешь.
— Зачем вы убиваете? — спросил Чельмсвуд. — Что плохого мы сделали масаи?
— На этот вопрос ответят сами масаи. Любой из них бросит на меня один взгляд и скажет тебе, что я кикуйю… Но для вас, англичан, мы все одинаковы, не правда ли?
Чельмсвуд потянулся к кобуре и внезапно понял, что оставил ее на чехле дисплея.
— Для меня все вы — трусливые дикари!
— Почему? Потому, что мы не встречаемся с вами в открытом бою? — Лицо пришельца покрылось маской гнева. — Вы отняли у нас землю, запретили нам иметь оружие, и даже когда мы держим в руках копья, вы считаете это преступлением. И после этого вы называете нас дикарями только потому, что мы не выходим строем против ваших пушек! — Он презрительно сплюнул на пол. — Мы сражаемся с вами единственным способом, который вы нам оставили.
— Но это большая страна, достаточно большая для обоих народов, — сказал Чельмсвуд.
— Если бы мы пришли к вам, в Англию, и забрали ваши лучшие земли, и заставили вас работать на нас, тогда бы вам показалось, что Англия достаточно велика для обоих народов?
— Я не политик, — сказал Чельмсвуд, незаметно делая еще один шаг к своему оружию. — Я всего лишь выполняю свою работу.
— Твоя работа заключается в том, чтобы удержать две сотни белых на земле, которая когда-то кормила миллион кикуйю, — сказал чернокожий, и на его лице отразилась ненависть.
— Вас будет намного меньше миллиона, когда мы вами займемся! — прошипел Чельмсвуд, бросаясь к пистолету.
Но черный человек оказался быстрее, и одним движением своего панга он почти отрубил правую кисть англичанина. Чельмсвуд взревел от боли и развернулся, подставив кикуйю спину, но дотянулся до пистолета здоровой рукой.
Еще один взмах панга чуть не разрезал его пополам, но лейтенант успел обхватить пальцами рукоятку пистолета и нажать на спусковой крючок. Пуля ударила чернокожего прямо в грудь, и он тоже упал на пол.
— Ты убил меня! — простонал Чельмсвуд. — Зачем кому-то понадобилось меня убивать?
— У вас есть так много, а у нас так мало, — прошептал чернокожий. — Зачем вам понадобилось то, что принадлежит нам?
— Что я тебе сделал? — спросил Чельмсвуд.
— Ты пришел сюда. Этого достаточно, — сказал чернокожий. — Грязный англичанин! — Он закрыл глаза и затих.
— Поганый ниггер! — пробормотал Чельмсвуд и тоже умер.
А снаружи четверо масаи не обратили никакого внимания на шум в здании.
Они даже не взглянули на уходящего маленького кикуйю. Дела низшего по происхождению народа их не касались.
— Эти замечания насчет превосходства одних членов расы над другими очень трудно понять, — сказал Беллидор. — Ты уверен, что прочитал артефакт правильно, Тот-Кто-Смотрит?
— Я не читаю артефакты, — ответил я. — Я их поглощаю. Становлюсь с ними единым целым. Все, что с ними происходило, переживаю и я. — Я сделал паузу. — Ошибки быть не может.
— Да, понять это довольно трудно, особенно когда речь идет о народе, который когда-то держал под контролем большую часть Галактики. Они действительно считали низшей каждую расу, которую встречали?
— Их поведение говорит о том, что они на самом деле так считали, — сказал Историк. — Они проявляли уважение только по отношению к тем расам, которые оказывали им сопротивление… Но и в этих случаях люди полагали, что, победив их в войне, они докажут собственное превосходство.
