Семь грехов радуги - Овчинников Олег Вячеславович (прочитать книгу TXT) 📗
– Глупая, – пробормотал я, стараясь не отводить глаз от ее лица, любимого, но сейчас – немного пугающего. – Без тебя мне было бы вообще никак. И поцеловал ее прямо в фиолетовые, как лакмус, губы.
Которые на глазах начали розоветь.
Видно, поцелуй у меня вышел довольно-таки кислым.
Злополучный мост вывел нас прямиком к «Парку науки». До «Ноябрьской» нам, правда, было бы удобнее, пересадкой меньше, но Маришка слишком замерзла, поглощая мороженое, чтобы лишние пять минут провести на пронизывающем мартовском ветру. Так что мы, не раздумывая, нырнули в кафельное нутро ближайшей станции.
Только на эскалаторе зуб у Маришки начал попадать на зуб. На слух это звучало жутковато, и я со всей нежностью, на какую был способен, погладил ее по холодной щеке, по заново посветлевшим волосам, стараясь успокоить, согреть…
Всю дорогу она с тревогой вглядывалась в свое отражение в вагонном стекле. Я, не скрою, тоже частенько посматривал в ту сторону и, когда наши взгляды пересекались, строил Маришке смешные рожицы с целью хоть как-то приободрить. Получалось неубедительно.
Уже дома, поразмыслив, мы решили наутро заглянуть в ЦДЭ. Потолковать с добрым самаритянином, которого Маришка предпочитала называть «толстым», а если не застанем, узнать у кого-нибудь его координаты. Решал главным образом я, так как Маришка была в этот вечер на редкость не словоохотливой. Только добавила в конце:
– И на всякий случай возьмем с собой Пашку. Ударим по ихнему тоталитаризму нашим милитаризмом…
На том и заснули.
Жаль, подумал я, засыпая, что мы так и не попали на концерт. Или, как сказала бы Маришка, «в концерт». Все равно жаль! «Пикник» не так часто выступает в Москве. К тому же с новой программой. «Фиолетово-черный»…
Хм… Интригующее название!
ЦВЕТ ШЕСТОЙ. СИНИЙ
Маришка ошиблась вчера, ради сомнительного каламбура обозвав Пашку милитаристом. К гонке вооружения он имеет весьма посредственное отношение – скорее, как борец с наращиванием военной мощи. Из неисчерпаемого арсенала родины Пашка позаимствовал для личного пользования табельный пистолет какого-то удручающе малого калибра и, насколько мне известно, ни разу им не воспользовался. Он даже мне его никогда не показывал! Почему? Калибра, что ли, стесняется?
Вообще-то Пашка – милиционер.
Я не берусь сейчас оспаривать справедливость утверждения, которое часто можно прочесть на стенах домов, лифтовых кабин и кожаной обивке автобусных сидений. Дескать, «Все менты – козлы!». Пусть так, в конце концов такое множество людей одновременно ошибаться не могут, не лемминги же они, закон больших чисел не позволит. Просто заявляю, что в таком случае Пашка – не мент. Он – милиционер.
Посудите сами! Голова, формой напоминающая муравьиную. Совершенно кроличьи за стеклами очков глаза. Опять же, хоть и без кроличьей губы, но два верхних резца непропорционально большие. Лапки из-за возникших еще в детстве проблем с суставами напоминают крабьи клешни… Ну ничего ведь козлиного нет в Пашкином облике, ни рогов, ни копыт! Даже щетина на лице, по-моему, не растет в принципе. Хотя бритвенный станок, помнится, лежит в Пашкиной ванной на самом видном месте. И не абы какой, а «Gillette Cool Blue Mach-3»! По одному лезвию на каждый волосок, который еще поди отыщи под мощным микроскопом на гладком холеном подбородке.
А если копнуть еще глубже, выяснится, что Пашка – и не милиционер вовсе, а так, что-то вроде. Я, честно сказать, не силен в классификации силовиков. Разве что омоновца «при исполнении» опознаю – по прорезям на глазах и наручникам на заднице. Сам себя Пашка классифицирует уклончиво, говорит, что специализируется «по экономической части». Как какой-нибудь завхоз в районном отделении! И о профессиональных успехах рассказывает крайне неохотно, а на неизбежный вопрос «Зачем?!», заданный в разное время в разных стадиях опьянения, однообразно отшучивается: «Ну, не всем же быть веб-дизайнерами…»
В общем, повторюсь для ровного счета в третий и последний раз: никакой Пашка не мент! И на этом закроем тему.
Я позвонил ему на следующее утро. Три месяца до этого как-то не удосуживался, – хотя никакой особой занятости я за собой последнее время не ощущаю, – а тут, как прижало, позвонил. Естественно, не по «02», а по нормальному, семизначному номеру. Плюс восьмерка. Плюс код оператора. Вот так.
Сотовый положен Пашке по службе. Во-первых, потому что он постоянно в разъездах. (Не знаю, может, и не чаще иного рядового опера, но телефон своего рабочего кабинета Пашка мне давал с комментарием: «Записывай, конечно, только там обычно никого не бывает. Но ты все равно запиши, мало ли: вдруг, ногу сломаю…») Во-вторых, из-за этой своей экономической специализации. В самом деле, неловко получится, если в присутствии солидных представителей большого бизнеса у тебя в кармане вдруг хрюкнет рация и, выматерившись для завязки разговора, потребует четырнадцатого. Так недолго потерять лицо.
Трубка в моей руке прервала свое тахикардийное треньканье неожиданно скоро, не оставив мне времени как следует подготовиться к разговору.
– Алло? – произнесла она приятным мужским голосом.
– Пааш! – протягиваю просительно.
– Сааш! – слышу в ответ.
Такова традиция. Что-то вроде комбинации пароль-отзыв.
Захожу на всякий случай издалека. Да и неясно, с чего тут можно начать, так чтоб сразу не обвинили в скудоумии. Причем, вполне заслуженно.
– Ты, – спрашиваю, – в Бога веришь?
– Ясно, – ничуть не удивившись, отвечает Пашка. – Следующий вопрос будет, пью ли я водку. Отвечаю сразу: на работе не пью. Тем паче в десять утра.
– А в Бога? – настаиваю. – В десять утра – веришь? Особенно в той части, где он грехи и заповеди определяет. Не убий там, не укради… не чванствуй… Читал?
– Скорее, «не чванься», – поправляет Пашка. – Нет, сам не читал. Но кино про них видел, «Семь» называется. А что?
– Ну, так ты во все это веришь? – продолжаю настаивать.
– Видишь ли… Это не телефонный разговор. По крайней мере не по мобильнику и не на скорости сто двадцать в час.
– Хм… А разве за рулем по сотовому можно? – интересуюсь.
– Вообще-то пока можно, – следует скупой ответ. – И еще неделю будет можно. К тому же у меня тонированный лобовик. Так о чем ты хотел поговорить? О Боге и иже с ним, извини, только при личной встрече.
– И я о том же! – радостно соглашаюсь. Перенимаю телеграфный стиль общения, мне почему-то кажется, что это положительным образом повлияет на исход разговора. – Подъехать можешь? Ко мне. Прямо сейчас.
Трубка негромко удовлетворенно всхрюкивает.
– Ну, ты наглец! – восхищается Пашка и добавляет после паузы: – Только учти, через два часа я должен быть в одном месте.
– Значит, договорились? – уточняю.
– Значит, – бросает небрежно. – Привет княжне! Конец связи…
Трубка заходится гудками, а я подвисаю ненадолго, задумавшись на тему: «Как же все-таки профессия меняет человека!»
Вот взять, к примеру, хотя бы это «значит». Как-то раз в недавнем студенческом прошлом, на каком-то гуманитарном спецкурсе, кажется, по экономике, Пашка докладывался у доски, обильно потея и преданно разглядывая своими кроличьими глазищами всех одногруппников сразу. А я от скуки рисовал на последней странице общей тетради единообразные палочки, но не просто так, а со смыслом. Всякий раз, когда Пашка вклинивал внутрь предложения, а то и просто заумного экономического термина свое любимое «значит» или «эт самое», я выставлял очередную палочку. Сколько их набралось за время доклада, точно не скажу, пересчитывать было лень, но, поверьте мне, частокольчик из палочек получился внушительный. Примерно на полстраницы.
К тому же, отвечая ли у доски или просто разговаривая с кем-нибудь малознакомым, Пашка всегда сильно волновался, а временами так просто начинал за-за-за… И застывал посредине фразы с перекошенным ртом, а я в такие моменты тактично устремлял взгляд куда-нибудь в сторону.
