Гильдия - Диксон Гордон Руперт (читать книги без .txt) 📗
Его улыбка сделалась шире и стала почти озорной. Он достал из кармана маленькое зеркало, которое поднес к глазам Хэла.
Хэл уставился на изображение собственного липа. В нем имелось какое-то отличие, которое он сначала не смог определить. А потом увидел, в чем оно – зрачки его глаз сократились почти до размеров булавочной головки, словно под действием наркотика. На какую-то долю секунды сверкание капли росы, казалось, перепрыгнуло из них на зеркало и обратно к нему, вызвав счастливое ощущение бездумной легкости.
– Как ты догадался? – спросил он, когда Старик положил зеркало обратно в карман.
Старик провел в воздухе слева направо рукой на уровне груди, ладонью по направлению к Хэлу.
– Я почувствовал это, – сказал он. Хэл пристально смотрел на него, ожидая подробного объяснения, но Старик, все еще улыбаясь, просто повернулся и пошел прочь.
Глава 32
В комнате Аманды не оказалось. Он нашел ее завтракающей в одиночку за маленьким столом в столовой здания и присоединился к ней.
На самом деле есть ему не хотелось, а Аманда просто улыбнулась, не сказав ничего, даже «доброе утро», и продолжала есть. И Хэл просто наслаждался ранним утром. Солнце, освещавшее столовую ярким светом, наполнило его необычайным ощущением счастья.
Когда Аманда закончила есть, она поднялась из-за стола. Хэл пошел за ней. На улице они расстались.
Хэл оказался предоставленным самому себе и был рад этому. Все вокруг казалось как никогда ярким и свежим, как бы вымытым кратким летним ливнем – от неба сверху до песчаных дорожек под ногами.
Он бродил по уступу. Ощущение просветленности не покидало его. Хэл испытывал странное, непривычное чувство отсутствия цели. Как будто его сознание походило на лодку, по прихоти легких ветерков и нежных волн болтающуюся на буксире под ярким солнцем позади рыбацкого баркаса.
И потому день проходил как приятный сон. Наверное, Аманда либо Амид дали всем знать, чтобы его предоставили самому себе. Ни один из членов Гильдии не приближался к нему и не пробовал вступить с ним в беседу, и за это Хэл им был благодарен.
Его мысли блуждали среди окружающих мелочей – странной формы камешек на дорожке у ног, рисунок листка какого-нибудь растения. Все казалось настолько красивым, что он даже удивлялся, почему не сумел оценить это прежде.
Со всем этим смешивались другие впечатления и воспоминания, обрывки прошлых событий – образы его детской и взрослой жизни как Донала Грима, его краткой жизни как Пола Формейна и его нынешней жизни как Хэла; все они приходили и уходили.
Когда перевалило за полдень, он не спеша направился к домику Амида. Войдя внутрь, он удивился, впервые обнаружив кабинет пустым. Амид, возможно, мало спал эти последние двое суток и теперь отдыхает у себя в комнатах.
На самом деле, он пришел сюда не для того, чтобы увидеть Амида, а из-за того, что решил еще раз послушать ту запись Джатеда. Он начал искать – и в памяти и в кабинете – и наконец наткнулся на шкафчик с надписанным на дверцей именем «Джатед». Во втором сверху ящике шкафа находилась коробка с кассетами.
Он отнес коробку на стол Амида, уселся на стуле рядом и вставил кассету в щель на пульте управления. Зазвучал голос Джатеда; эта запись, похоже, была сделана на несколько лет раньше, чем та, которую Хэл слушал раньше.
Он просмотрел другие кассеты. Судя по датам, они охватывали период приблизительно в двенадцать лет, и он решил начать с самых поздних. Сидя в пустом кабинете, Хэл слушал звучный, неотразимый голос основателя Гильдии.
В основном смысл сказанного был достаточно прост. Джатед полагал, что каждый человек, обладающий необходимой верой и самодисциплиной, должен оказаться способным войти в личную, отдельную вселенную, во всем походящую на ту физическую, которая окружает его; за исключением того, что в этой другой вселенной воля этого человека могла осуществить что угодно – просто сочтя такое желание фактом.
Кроме того, Джатед, похоже, считал, что если эта воля окажется достаточно сильной, то осуществленное ею в этой отдельной вселенной можно воспроизвести в реальной вселенной – убедив умы других в том, что эти перемены относятся и к физической вселенной.
Короче говоря, он верил в личную, отдельную вселенную; и в то, что так называемая реальная вселенная – всего лишь продукт соглашения существующих в ней человеческих умов.
Именно в последнем мнении о реальной вселенной Хэл расходился с Джатедом.
Верно, когда он был Полом Формейном, триста лет назад, он пережил ночь безумия, которую навлекла на город первая Гильдия Придела, основанная Уолтером Блантом, та самая Гильдия, которая породила всю культуру экзотов. Он видел памятник, тающий подобно воску, каменного льва, украшавшего балкон здания, – тот поднял голову и зарычал, и дыру в пустоте посреди улицы. Пустоту настолько черную, что его глаза отказались сосредоточиться на ней.
Тем не менее Хэл придерживался собственного представления о единой, отдельной творческой вселенной, которая станет для человечества инструментом, а не только коробкой с реквизитом для фокусов.
Тем не менее он не сомневался, что и Джатед, должно быть, также испытал момент откровения, когда абсолютная истинность того, что преходящее и вечное едины, стала бесспорной. Но от этой точки они стали строить различные дороги – хотя во многом из одного и того же материала.
В любом случае, его мозг не хотел именно сейчас работать над этой проблемой. Это было отказом, но отказом иного рода, чем тот, который он испытал в Абсолютной Энциклопедии перед прибытием сюда.
Тогда это было преградой, болезненной ситуацией, в которой он снова и снова обращался к тем же самым ответам, каждый раз находя их непригодными. А сегодняшний день был приятным моментом отдыха на пути, который, как он теперь знал, правилен, и ведет прямо к цели.
Но сейчас его мозг не хотел сражаться с этой проблемой – да и с любой проблемой вообще. Он убрал кассеты в коробку и вышел.
Позже Хэл только с огромным усилием мог вспомнить, как для него прошла остальная часть того дня. Отчасти потому, что он не хотел по-настоящему рыться в памяти, а только неясно припомнить его, как нечто приятное. Во всяком случае, к тому времени как настала ночь, он наконец чего-то поел, а потом вернулся назад и расположился в кабинете Амида, у очага с музыкальным инструментом в руках.
Это была реконструкция классической шестиструнной испанской гитары. Эта гитара очень походила на ту, на которой он играл и аккомпанировал своему пению, когда он был шахтером на Коби.
Освещение не горело, и единственный свет шел от очага. Хэл, машинально перебирая струны, играл то, что приходило ему на память. Это были старинные баллады и песни Земли, с которыми он познакомился по книгам и записям, хранившимся в библиотеке усадьбы, где он вырос.
Амид с Амандой сидели на стульях перед ним и слушали. К его удивлению, к ним присоединились довольно много членов Гильдии. Они потихоньку проскальзывали в кабинет в течение последнего часа и усаживались подальше, так что их почти не было видно.
Среди них оказалась и Сее. Хэл не сразу заметил, как она вошла, и только позже увидел ее рядом с Онет у дальней стены.
Постепенно она, выбирая те моменты, когда его глаза не смотрели на нее, перемещалась все ближе и ближе к нему и теперь расположилась на полу, почти у его ног. Уголком глаза Хэл изучал ее лицо. В нем было не больше дружелюбия, чем во время тяжелого подъема в гору с Артуром на носилках, но много удивления и завороженности.
Он начал петь принадлежащую Вальтеру Скотту шотландскую версию «Битвы при Оттерберне»…
